Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет - Вера Камша

— Если так пойдет и дальше, — Капрас разлил вино, поймав себя на том, что делает это на кагетский манер, — нам будет что сказать не только Лисенку, но и талигойцам.

— Я предпочел бы разговор с морисками. — Так и не получивший из своей Неванты ни единой весточки Ламброс хмуро взялся за украшенный толстым удодом кубок. — Только мы им на один зуб...

Маршал кивнул — с Ламбросом он стал почти откровенен. Полковник люто ненавидел Военную коллегию и рвался на Побережье, где у него осталась мать, а может, и женщина. О прежней жизни невантец не распространялся, и это Капрасу нравилось. Карло и сам предпочитал говорить о настоящем, хотя все сильней задумывался о будущем — корпуса и собственном. С получения последнего письма из Паоны миновало чуть больше двух недель, в Гайифе за это время много чего могло случиться, это в Кагете все шло по-прежнему, но ведь и яйца не меняются, пока из них не полезут цыплята. Или змеи.

— Хаммаил правильно не спешит начинать большую драку. — Ламброс разбирался не только в пушках, за что Карло его особо ценил. — Понимает, петух эдакий, что мы за него подыхать не рвемся. У самих горит.

— Казар даже приструнил самых рьяных из своей своры, — припомнил рассказы Курподая Капрас. — Умники порывались вот прямо сейчас переть на Равиат, мстить сыну Адгемара... А вот с чего этот тихо сидит, не пойму.

— Хаммаиловы орлы кричат, что трусит, — хмыкнул Ламброс, лишь вчера сбагривший парочку означенных «орлов» назад, в казарскую ставку. — Мол, этому ничтожеству даже до отца далеко — ни доблести, ни чести, ни мозгов. С доблестью не знаю, а вот с головой у Бааты получше, чем у Коллегии.

— Курподай и те, кто поумней, подозревают какую-то хитрость, но какую?

— А кошки их всех разберут... Сударь, вы верите в шпионов?

С полдюжины якобы продавшихся супостату «бацут» были на прошлой неделе разоблачены и с взвизгами четвертованы, только уверенности в силе казара сие не добавило, скорее наоборот. Действительно ли казненные были шпионами Бааты, и если да, то всех ли выловили? Курподай от ответов уходил столь неуклюже, что маршал понял — охота на «предателей» маскирует какую-то возню. Это не удивляло: в Паоне тоже были не дураки поразоблачать изменников и оскорбителей величества...

— Если Лисенок все-таки ударит, — не дождался начальственного мнения Ламброс, — а инициатива последних стычек исходит от него, Хаммаилу не позавидуешь. Особенно когда нас наконец-то отзовут.

— Что вполне ожидаемо, — согласился маршал и невольно поморщился. Не из-за казара, хотя тот был порядочной дрянью, из-за уже привычных воплей во дворе. — Проклятье... На моем счету немного добрых дел, и теперь я сорок раз подумаю, прежде чем брать на поруки бодливую скотину... Убить бы, да глупо получится.

Ламброс без лишних слов закрыл окно, под которым сдуру спасенный казарон наскакивал на троих сержантов и кагета-управляющего. Требования носатого Пургата не менялись — собачьи бои и уважение; то, что не будет ни первого, ни второго, дошло бы даже до баклажана, но бешеным огурцам мудрость не свойственна.

— На кораблях, — напомнил Ламброс, — согласно уставу, надлежит держать шута. В гвардии пажи и шуты тоже положены. Может, мы становимся гвардией?

— Станешь тут, — буркнул Капрас, и они вернулись к пушкам и рекрутам. Ударил сигнальный колокол, объявляя, что близится обед и мясо уже на огне. К трапезам в Кагете относились, как к молебнам, Карло это нравилось и больше не удивляло.

— Господин маршал, — физиономия дежурного адъютанта лоснилась, а поясной ремень был застегнут на последнюю дырочку, — гонец от его превосходительства губернатора Кипары.

— Пусть заходит.

Ламброса никто не гнал, полковник вышел сам, налетев в дверях на высокого изящного блондина с таким знакомым лицом, что время словно бы потекло вспять. С несомненным родичем кипарского гостя Капрас некогда служил. В той самой гвардии... Потом пришлось выбирать между прыжком в капитаны, но у «наемников», и столичным сидением в прежнем чине. Карло выбрал первое, красавчик Демидас — второе, и в каждом пирожке оказалось по камешку — «наемник» выбился в маршалы и получил по морде от родного начальства, гвардеец выгодно женился, но, говорят, облысел и чуть не угодил в тюрьму.

— Похоже, я знал вашего отца, — без задней мысли сообщил маршал. — Динас Демидас из Караик...

— Да, это он.

— И что он думает о нынешнем безобразии?

Парень не знал — или делал вид, что не знает. Глянув на Карло, словно из давно ушедшей молодости, Демидас-младший попросил разрешения снять мундир, в полу которого были зашиты письма — как оказалось, весьма примечательные.

Губернатор Кипары то ли от страха, то ли со злости вконец потерял голову, иначе он не был бы столь откровенен с полуопальным военным и уж точно бы побоялся выпустить из рук послания Военной коллегии. Узнай Забардзакис о губернаторской выходке, хозяину белопенной Кипары пришлось бы бежать если не к бакранам, то к алатам, только Карло сроду не предавал ничьего доверия, тем паче превосходительный извещал о вещах по-настоящему важных. Забардзакис не собирался помогать северу, и маршал с этим согласился бы — мориски были опасней занятых собственными распрями талигойцев, однако речь шла о «так называемом корпусе Капраса»! Уроды из Коллегии собрались прикрыть им собственную задницу, но и это Карло понял бы и принял, ведь на кону, чтоб ее, была Паона. Столица, где заправляют придурки и подонки и где таким, как Капрас, места нет... Столичных задниц маршал ненавидел, но отдать Четырежды Радужную Паону язычникам?! Позволить им пройти Императорской дорогой, пялясь на Триумфальные арки?! Запустить их в Полуденный дворец и кошачью Коллегию?!

Карло гнал бы своих парней форсированным маршем, на ходу придумывая, как и где остановить врага, утершего носы светочам стратегии и тактики, только светочам маршал Капрас не требовался. Его собирались выставить в Кипару. Одного. Выскребать по деревням плоскостопых и припадочных, наспех вооружать, гонять с этим позорищем бакранских налетчиков и получать выговоры от столичных болванов, что сперва раздразнили морисков, а потом не сумели остановить... Корпусу же предстояло погибнуть. Бездарно, зазря, потому что армия без головы беспомощней овечьей отары, а голов после гибели Задаваки в гайифской армии не осталось, только шляпы с плюмажем.

Маршал перечел выведенные аккуратным секретарским почерком строки раз двадцать и едва не плюнул на роскошную подпись Доверенного стратега его величества. Забардзакис был тупым сундуком, столичным попугаем, сволочью и бездарью, но мориски от этого не перестали быть морисками, а приказ — приказом. В том, что таковой уже подписан и предписание бросить Хаммаила в прямом смысле не за горами, Карло не сомневался. Конечно, гонца можно прикончить, а потом развести руками, мол, ничего не знаю — война, бириссцы, родичи супруги казара, гайифские родичи, если вы вдруг позабыли... А можно написать Забардзакису все, что тот заслужил, и остаться в Кагете, где шадам делать нечего. Пусть стратеги подыхают сами, пусть гонят в поле свою распрекрасную гвардию, которая жрет, как саранча, и вертит задницей, как шлюха. Победоносная, несравненная, непревзойденная, блистательная, великолепная...