Закатные гарики. Вечерний звон (сборник) - Игорь Губерман

Таким родился я, по счастью,

и внукам гены передам —

я однолюб: с единой страстью

любил я всех попутных дам.

* * *

Я старый, больной и неловкий,

но знают гурманки слияния,

что в нашей усталой сноровке

еще до хера обаяния.

* * *

Я не выйду в гордость нации

и в кумиры на стене,

но напишут диссертации

сто болванов обо мне.

* * *

О чем-то срочная забота

нас вечно точит и печет,

нас вечно точит и печет,

а все, что есть, – уже не в счет.

* * *

Любезен буду долго я народу,

поскольку так нечаянно случилось,

что я воспел российскую природу,

которая в еврея насочилась.

* * *

Я хоть и вырос на вершок,

но не дорос до Льва Толстого,

поскольку денежный мешок

милее мне мешка пустого.

* * *

Мы сразу правду обнаружим,

едва лишь зорко поглядим:

в семье мужик сегодня нужен,

однако не необходим.

* * *

Висит над нами всеми безотлучно

небесная чувствительная сфера,

и как только внизу благополучно,

Бог тут же вызывает Люцифера.

* * *

Обида, презрение, жалость,

захваченность гиблой игрой…

Для всех нас Россия осталась

сияющей черной дырой.

* * *

Не знаю, чья в тоске моей вина;

в окне застыла плоская луна;

и кажется, что правит мирозданием

лицо, не замутненное сознанием.

* * *

Бог задумал так, что без нажима

движется поток идей и мнений:

скука – и причина, и пружина

всех на белом свете изменений.

* * *

Любовных поз на самом деле

гораздо меньше, чем иных,

но благодарно в нашем теле

спит память именно о них.

* * *

Мне вдыхать легко и весело

гнусных мыслей мерзкий чад,

мне шедевры мракобесия

тихо ангелы сочат.

* * *

Увы, великодушная гуманность,

которая над нами зыбко реет,

похожа на небесную туманность,

которая слезится, но не греет.

* * *

Попал мой дух по мере роста

под иудейское влияние,

и я в субботу пью не просто,

а совершаю возлияние.

* * *

Унылый день тянулся длинно,

пока не вылезла луна;

зачем душе страдать безвинно,

когда ей хочется вина?

* * *

Хотя политики навряд

имеют навык театральный,

но все так сочно говорят,

как будто секс творят оральный.

* * *

Мне в жизни крупно пофартило

найти свою нору и кочку,

и я не трусь в толпе актива,

а выживаю в одиночку.

* * *

У Бога сладкой жизни не просил

ни разу я, и первой из забот

была всегда попытка в меру сил

добавить перец-соль в любой компот.

* * *

Владеющие очень непростой

сноровкой в понимании округи,

евреи даже вечной мерзлотой

умеют торговать на жарком юге.

* * *

Увы, стихи мои и проза,

плоды раздумий и волнений —

лишь некий вид и сорт навоза

для духа новых поколений.

* * *

Я всегда на сочувствия праздные

отвечаю: мы судеб игралище,

не влагайте персты в мои язвы,

ибо язвы мои – не влагалище.

* * *

Плетясь по трясине семейного долга

и в каше варясь бытовой,

жена у еврея болеет так долго,

что стать успевает вдовой.

* * *

Кошмарным сном я был разбужен,

у бытия тряслась основа:

жена готовила нам ужин,

а в доме не было спиртного.

* * *

Когда мне о престижной шепчут встрече

с лицом, известным всюду и везде,

то я досадно занят в этот вечер,

хотя еще не знаю чем и где.

* * *

Порою я впадаю в бедность,

что вредно духу моему;

Творец оплачивает вредность,

но как – известно лишь Ему.

* * *

Наше стадо поневоле

(ибо яростно и молодо)

так вытаптывает поле,

что на нем умрет от голода.

* * *

Пришла прекрасная пора

явиться мудрости примером,

и стало мыслей до хера,

поскольку бросил мыслить хером.

* * *

Таланту чтобы дать распространенность,

Творец наш поступил, как искуситель,

поэтому, чем выше одаренность,

тем более еблив ее носитель.

* * *

Я часто многих злю вокруг,

живя меж них не в общем стиле;

наверно, мне публичный пук

намного легче бы простили.

* * *

Глазея пристально и праздно,

я очень странствовать люблю,

но вижу мир ясней гораздо,

когда я в комнате дремлю.

* * *

По чувству, что долгом повязан,

я понял, что я уже стар,

и смерти я платой обязан

за жизни непрошеный дар.

* * *

Пора уже налить под разговор,

селедку покромсавши на куски,

а после грянет песню хриплый хор,

и грусть моя удавится с тоски.

* * *

Пишу я вздор и ахинею,

херню и чушь ума отпетого,

но что поделаешь – имею

я удовольствие от этого.

* * *

Меж земной двуногой живности

всюду, где ни посмотри,

нас еврейский ген активности

в жопу колет изнутри.

* * *

Дикая игра воображения

попусту кипит порой во мне —

бурная, как семяизвержение

дряхлого отшельника во сне.

* * *

Жить беззаботно и оплошно —

как раз и значит жить роскошно.

* * *

Я к потрясению основ

причастен в качестве придурка:

от безоглядно вольных слов

с основ слетает штукатурка.

* * *

Мне неинтересно, что случится

в будущем туманном и молчащем;

будущее светит и лучится

тем, кому херово в настоящем.

* * *

Когда текла игра без правил

и липкий страх по ветру стлался,

то уважать тогда заставил

я сам себя – и жив остался.

* * *

Я ценю по самой высшей категории

философию народного нутра,

но не стал бы относить к ветрам истории

испускаемые обществом ветра.

* * *

Трагедия пряма и неуклончива,

однако, до поры таясь во мраке,

она всегда невнятно и настойчиво

являет нам какие-нибудь знаки.

* * *

Я жизнь мою листаю с умилением

и счастлив, как клинический дебил:

весь век я то с азартом, то с томлением

кого-нибудь и что-нибудь любил.

* * *

Блаженны нищие ленивцы:

они живут в самих себе,

пока несчастные счастливцы

елозят задом по судьбе.

* * *

Вдоль организма дряхлость чуя,

с разгулом я все так же дружен;

жить осмотрительно хочу я,

но я теперь и вижу хуже.

* * *

Я к эпохе привернут, как маятник,

в нас биение пульса единое;

глупо, если поставят мне памятник:

не люблю я дерьмо голубиное.

* * *

Ты с ранних лет в карьерном раже

спешил бежать из круга нашего;

теперь ты сморщен, вял и важен —

как жопа дряхлого фельдмаршала.

* * *

По многим ездил я местам,

и понял я не без печали:

евреев любят только там,

где их ни разу не встречали.

* * *

В пустыне усталого духа,

как в дремлющем жерле вулкана,

все тихо, и немо, и глухо —

до первых глотков из стакана.

* * *

Уже виски спалила проседь,

уже опасно пить без просыпа,

но стоит резко это бросить,

и сразу явится курносая.

* * *

Любил я днем под шум трамвая

залечь в каком-нибудь углу,

дичок еврейский прививая

к великорусскому стволу.

* * *

Глаза мои видели,

слышали уши,

я чувствовал даже

детали подробные:

больные, гнилые,

увечные души —

гуляли, калеча

себе не подобные.

* * *

Жизни надвигающийся вечер

я приму без горечи и слез;

даже со своим народом встречу

я почти спокойно перенес.

* * *

Российские невзгоды и мытарства

и прочие подробности неволи

с годами превращаются в лекарство,

врачующее нам любые боли.

* * *

Был организм его злосчастно

погублен собственной особой:

глотал бедняга слишком часто

слюну, отравленную злобой.

* * *

Я под солнцем жизни жарюсь,

я в чаду любви томлюсь,

а когда совсем состарюсь —

выну хер и заколюсь.

* * *

Житейскую расхлебывая муть,

так жалобно мы стонем и пыхтим,

что Бог нас посылает отдохнуть

быстрее, чем мы этого хотим.

* * *

Затаись и не дыши,

если в нервах зуд:

это мысли из души

к разуму ползут.

* * *

Когда я крепко наберусь

и пьяным занят разговором,

в моей душе святая Русь

горланит песни под забором.

* * *

Кипит и булькает во мне

идей и мыслей тьма,

и часть из них еще в уме,

а часть – сошла с ума.

* * *

Столько стало хитрых технологий —

множество чудес доступно им,

только самый жалкий и убогий

хер живой пока незаменим.

* * *

Если на душе моей тревога,

я ее умею понимать:

это мировая синагога

тайно призывает не дремать.

* * *

Я знаю, зрителя смеша,

что кратковременна потеха,

и ощутит его душа

в осадке горечь после смеха.

* * *

По жизни я не зря гулял,

и зло воспел я, и добро,

Творец не зря употреблял

меня как писчее перо.

* * *

Мы вдосталь в жизни испытали