Безымянное - Джошуа Феррис

— Чего не будем?

— Казниться и жалеть.

Он повернулся к ней.

— Значит, все-таки привык?

— Все друг к другу привыкают. Так устроено.

— И ты ко мне? В чем?

— Ну, много в чем.

— Например?

— Да масса всего! Ну вот хотя бы… Как назывался тот райский островок, куда мы ездили? Убей, не могу вспомнить.

Уголки его губ поползли вверх.

— Скраб. Остров Скраб.

— Видишь, без тебя никак.

— Это не считается.

— Остров Скраб… — протянула Джейн. — Самое для него подходящее название — вычищенный такой, отполированный. И все равно вылетает из памяти.

— Хочешь, съездим еще раз?

— Я думала, дальше на очереди Африка.

Они оба знали, что ни сейчас, ни в ближайшее время никакого «дальше» не будет. Снова повисла тишина.

— Купить бы домик на этом Скрабе, — мечтал Тим. — Еда там — закачаешься! А помнишь девочку, которая гуляла по городу в свадебном платье?

— Она уже давно выросла.

— А страусов? Как пастух погонял их воловьим кнутом? Неужели не хочешь еще раз съездить?

— Да. Хочу. Вот пройдет все, и съездим.

— Мне жарко.

Она слезла с кровати и открыла оба окна. В комнату, как беспощадная действительность, ворвался морозный вихрь. Джейн шагнула обратно. И вдруг вспомнила про наручники.

— Будем? — Она вытащила их из тумбочки.

Тим выглянул из бесконечного тумана, в котором уже начал блуждать, и посмотрел на наручники скорбными глазами — словно на имущество скоропостижно скончавшегося родственника, которое приходится Скрепя сердце разбирать, решая, что оставить, а что выбросить. Плотно сжав губы, он покачал головой и снова уставился в потолок. Джейн убрала наручники обратно в ящик.

Спала она беспокойно, отзываясь на каждое его движение. В какой-то момент ее разбудили шаги вернувшейся домой Бекки, потом посвистывание Тима — он не храпел, но когда переворачивался на спину, тяжелое дыхание превращалось в монотонный свист. В комнате стоял космический холод. Джейн видела, вываливаясь из сюрреалистического сна, как повисает каждый вздох облачком пара в лунном свете, — а Тим даже под одеяло забраться не удосужился. Он лежал на постели одетый для минусовых температур, в пуховике и перчатках. В эту бесконечную ночь Джейн просыпалась каждый час, иногда не по одному разу, и машинально протягивала руку, убеждаясь, что Тим еще здесь.

«Долго мы продержались», — подумала она.

Когда в комнате едва уловимо развиднелось и Джейн открыла глаза, — Тима рядом уже не было. Обидно. Очень обидно. Только как его удержишь?

Торопливо одевшись, она вышла из дома, прошагала до длинной подъездной дорожке и оглядела простирающуюся в обе стороны улицу. Их район застраивали с сохранением природного ландшафта, поэтому одни дома лепились к склонам, другим достались прудики на переднем дворе, и каждый прикрывала от посторонних глаз небольшая рощица. Поздним вечером в неярком свете фар легко верилось, что ты где-нибудь в лесу. Сейчас, в предрассветной мгле, скованная упрямым морозом улица лежала пустая и тихая. Слишком рано даже для отважных ранних пташек — вроде соседей-финансистов, встающих ни свет ни заря. Голые ветки деревьев чернели, словно обугленные нервные окончания. Джейн пошарила взглядом в поисках следов на снегу, потом вернулась во двор.

Сев в машину, она объехала весь тупиковый конец улицы и снова выкатила к воротам. Ее охватил знакомый страх. Куда повернуть? Тим забыл включить GPS… Она в сердцах шлепнула обеими ладонями по рулю.

Злиться на Господа — бесполезно и избито, злиться на Господа — это так банально и так опустошает. Она-то думала, что заставила противника пойти на мировую, а выходит, всего лишь выбила тайм-аут, и нахлынувшая у ворот злость на Господа подкосила ее, словно серпом. Гром снова грянул откуда не ждали, и ничто не могло его предотвратить — ни зароки, ни горький опыт. «Танцуй на лужайке», — мелькнула вдруг непрошеная мысль. Танцуй на лужайке, пока не разверзлись хляби небесные и не превратили ее в болото.

Повернув налево, Джейн бесшумно покатила по улице, ощущая тепло постепенно прогревающегося салона и сознавая, что даже такой малости муж теперь лишится.

У ворот громоздились осевшими горными хребтами ноздреватые сугробы, пряча в ложбинах жухлые листья и промерзшую землю. Дворы покрывала потрескавшаяся корка тонкого, словно оптическое стекло, наста. Кирпичные воротные столбы нахлобучили белые пушистые шапки. Дом звезды НБА, освещенный искусственными газовыми лампами, сиял огнями даже в этот предрассветный час, словно какой-нибудь космический корабль, спроектированный Фрэнком Ллойдом Райтом. Свернув на объездную дорожку, ведущую к автостраде, Джейн проехала по шоссе сначала в одну сторону, затем в другую и только потом вернулась назад и двинулась в противоположном направлении. Тим нашелся в нескольких милях от дома.

Он лежал на небольшом пригорке между двумя участками и не скатывался на проезжую часть только благодаря растущим на склоне липам. Бросив машину с открытой настежь дверцей у встречной обочины, Джейн полезла на заросший деревьями пригорок. Ей стало чуть легче при виде рюкзака у Тима под головой — все-таки прихватил, хорошо. Черная лыжная маска придавала ему разбойничий вид. Наткнись на него какой-нибудь сосед, выгуливающий собаку, наверняка бросился бы звонить в полицию. Джейн опустилась рядом с ним на колени, и ноги в джинсах сразу заледенели.

— Тим? — позвала она, стягивая с него маску. — Тим!

Он захлопал невинными, как у младенца, глазами.

— Я заснул.

— Да.

— Пытался вернуться. Но сил не хватило.

— Ты молодец, что рюкзак не забыл. Встать можешь?

— Спалось даже лучше, чем в прошлый раз.

Он невольно наслаждался приступами нарколептического забытья, валящими его с ног в конце каждой прогулки. Так — жмуря глаза и стискивая кулаки — спят младенцы. Когда-то Тим смотрел на гладкий розовый лобик сопящей в колыбели Бекки и завидовал этой чистейшей безмятежности. У него самого, стоило коснуться подушки, словно табун в голове проносился, и начиналась круговерть — ходатайства, бессмысленный досудебный обмен документами… А это забытье, эта черная дыра, в которую его засасывало после изматывающих многомильных переходов, сжигающих уйму калорий и перетряхивающих обмен веществ, воскрешала к жизни. Он возвращался оттуда просветленный. Все будто озарялось. Даже окоченевший пейзаж с черными проплешинами и посеревшим снегом сиял кристальной чистотой. Тим различал каждую узловатую веточку, слышал карканье ворон на проводах, вдыхал торфяной запах прели. Короткая блаженная передышка перед напряженным гаданьем, куда его занесло на этот раз.

Прихрамывая, он выбрался из-за деревьев. Джейн отряхнула его спину от снежной крошки и листьев.

— Барб Миллер едет, — сообщил Тим, поглядев на дорогу.

Машина Джейн у встречной обочины стояла криво — полное впечатление, что водитель вильнул, избегая аварии. Замерев, словно вспугнутые олени, Джейн и Тим смотрели на приближающуюся соседку. Барб, притормозив свой внедорожник, опустила боковое стекло.

— У вас все в порядке? — Дыхание обозначилось в воздухе белыми облачками пара. Рядом с Барб сидел Бутч Миллер.

— Да, все отлично, — заверила Джейн. — Ничего страшного, просто машина заглохла.

Бутч помахал им, перегнувшись через водительское сиденье.

— Привет!

— Привет, Бутч, — поздоровался Тим.

— Вызвать эвакуатор?

— Нет-нет, спасибо, уже вызвали, скоро будет.

Тим тоже поблагодарил.

— Хотите, подвезем до дома? Зачем вам торчать на холоде?

— Не стоит, они обещали быть с минуты на минуту, — отказалась Джейн.

Барб с улыбкой кивнула, все помахали друг другу, и соседи покатили дальше. Бутч, обернувшись, смотрел на них через тонированное стекло, пока внедорожник не скрылся из вида, нырнув под горку. Только тогда Тим и Джейн обменялись обессиленными взглядами. Эвакуатор? Неужели действительно все сначала? Невозможность объяснить соседям, что на самом деле стряслось, превращающая простой дружеский жест в неуместную назойливость… Поворачиваться к миру спиной и отвечать неблагодарностью — это не жизнь.

Джейн, обойдя машину, села за руль, и они с Тимом одновременно захлопнули дверцы.

Все, доехали. Джейн заглушила двигатель — в гараже стояла тишина, слышалось лишь, как потрескивает, остывая, автомобиль.

— Что ж, погуляли, пора и честь знать, — произнес Тим.

Джейн удивилась. Накануне он был настроен так решительно — никакого больше беличьего колеса. Намерен сдаться врачам? Каким? Багдасаряну? Коптеру из клиники Майо? Или опять в Швейцарию?

Да нет же, поняла она вдруг. Тим имеет в виду работу.

— По-моему, не самая лучшая мысль, — покачала она головой.