Ложь и любовь - Сидни Ламберт

Еще месяц – и срок действия контракта закончится. Остаться в Швейцарии или вернуться в Америку? Уехать еще куда-нибудь? Пожалуй, не стоит. Дэвида все устраивало здесь – тишина, покой и, главное, никаких воспоминаний. Она осталась в Америке, а там, где она, ему не место.

Успешная, молодая, красивая… Голливуд открыл перед ней свои двери, постелил красную ковровую дорожку, осыпал цветами. Это вскружило бы голову кому угодно, а уж Элизабет…

Дэвид оборвал свой внутренний монолог на полуслове. Хватит. Сколько же можно изводить себя? Он заметил, что до сих пор стоит, и пошел дальше по улице, мысленно ругая себя. Что он за тряпка, в конце-то концов! Нет, ему определенно не место в современном мире. Сколько людей разводится каждый день, скольких мужчин жены бросают спустя всего месяц после свадьбы! Ни для кого теперь это не проблема. Полюбили друг друга – женитесь, никто не против. Надоело, наскучило – так ведь никто не держит: разошлись и забыли. И не портите нервы ни себе, ни окружающим. Раньше это, по крайней мере, осуждалось, теперь – в порядке вещей. Люди скорее осудят брак, построенный на каких-то иных отношениях кроме взаимной любви супругов друг к другу, чем развод по каким бы то ни было причинам. Год! Да какой, к чертям, год – бывает, что и трех месяцев не пройдет, а разведенные уже создают новые семьи, а вот через год уже и детям пора народиться. Почему же он, Дэвид, не может забыть? Потому что она ушла с другим, потому что этот другой был его самым близким другом? Нет. Ведь никто не крутил романов за его спиной, никто не прятался, не лгал, не изворачивался. Ни Элизабет, ни Майкл никогда не позволили бы себе этого. Может, потому ему, Дэвиду, и было так тяжело? Скорее всего… Если бы наплевали в душу, если бы насмехались над его одиночеством, если бы просто пытались обмануть! Было бы легче. Он, по крайней мере, мог бы утешиться тем, что за годы супружеской жизни так и не узнал истинного лица своей жены, что на деле она оказалась стервой. Хочет уйти – скатертью дорожка, незавидная судьба ждет ее нового мужа. Так нет же, Элизабет осталась верна себе. Поняв, что любит другого, она сразу ушла. Майкл объяснился позже, но и он был предельно честен. Само собой, Дэвид тоже не стал устраивать сцен. Разошлись как цивилизованные люди… Вчера, наконец, пришли последние документы. Теперь он свободен, абсолютно свободен, как, впрочем, и она. Развод затянулся лишь потому, что Дэвид не захотел остаться в Америке. Он не мог там находиться, не мог видеть этих людей, которые когда-то равнодушно шли мимо и не замечали его счастья. Дэвиду казалось, что теперь все они вдруг стали безмолвными свидетелями его одиночества. Дома, машины. Все словно сговорились. Он менял одну квартиру за другой и нигде не чувствовал себя дома. Пробовал переехать за город – природа не утешила его, а напротив – лишь раздразнила воображение. Психолог посоветовал ему уехать в другую страну, а Дэвид еще в юности мечтал жить в Швейцарии. Простились по-дружески, Майкл взял все расходы и хлопоты по оформлению развода на себя.

Первые недели Дэвид и вправду почувствовал, что ему стало легче. Все вокруг было совсем иным, к тому же немецким, на котором говорят если не все, то многие в Швейцарии, он владел в совершенстве. Базель – очаровательный город. Он словно притаился в долине между вершинами Юры и Шварцвальда. Рейн делит его на две половины: Большой и Малый Базель. Большой Базель на юго-западном берегу Рейна особенно нравился Дэвиду. Исторический центр, он давно превратился в пешеходную зону. Здесь совсем не было машин, и каждый уголок напоминал о далеких временах, когда дома обогревались каминами и освещались свечами. Конечно, Дэвид поселился в исторической части города.

В Базельском университете, самом старом в Швейцарии, его приняли радушно. Работы было много, это отвлекало от всяких ненужных мыслей. Контракт ему, кстати, тоже добыл Майкл. Дэвиду тогда казалось, что от него хотят быстрее избавиться. Но Майкл просто чувствовал себя виноватым, хотя, как говорится, сердцу не прикажешь и насильно мил не будешь. Так уж получилось. Теперь Дэвид хотя бы обрел способность смотреть на вещи трезвым взглядом. Год назад уход жены так поразил его, что ему всюду мерещились заговоры, а иногда обычные поступки людей казались гнусными интригами. Все это, хвала небесам, в прошлом.

А сердце ныло, сердце болело… Дэвид отдавал себе отчет в том, что, стоит ей появиться в его жизни снова – и он опять потеряет голову. Сейчас вроде все улеглось. Боль не ушла. Она жила где-то внутри своей особенной жизнью, забравшись в самый далекий уголок сердца. Не изводила, не мучила, как раньше, но и не отпускала. Она временами напоминала дикого зверя, загнанного в клетку.

Идти домой не хотелось. Прогуляться? Пожалуй. Он прошел еще немного по улице, потом свернул и побрел вдоль автострады. Свет фар несущихся навстречу машин ударил в глаза, городской шум ворвался в тишину его сознания. Видимо, на улице и раньше было шумно, но Дэвид, увлеченный своими мыслями, этого не замечал. Зайти к друзьям? Недалеко, всего в двух кварталах отсюда, жила семья одного из его коллег по работе, французского эмигранта. Дэвид любил бывать у Этьенов. Пожалуй, эти люди были его единственными хорошими знакомыми в Базеле. Они жили в небольшом двухэтажном доме, в старой части города. Жюльен и Катрин были поистине образцовой парой: влюблены друг в друга по уши, однако это сильное чувство не мешало ни одному, ни другой строить собственную карьеру. Они преуспели и на демографическом фронте: через семь месяцев после свадьбы в их доме появились очаровательные близнецы: Мартен и Антуан. Теперь им уже было по шесть лет.

Дети. Дэвид всегда хотел детей, много детей, чтобы было весело, но Элизабет не соглашалась. Все чего-то боялась, ждала, словно предчувствовала скорую разлуку. Только теперь Дэвид осознал, как ему повезло. А если бы у них действительно были дети? Насколько тяжелее тогда он переносил бы разлуку. Мысль о самоубийстве в то время посещала его слишком часто; будь у них дети, он, возможно, поддался бы ей. Хотя, может, ему, наоборот, было бы легче. Кто знает…

В окошке нижнего этажа дома Этьенов горел свет, на втором этаже было темно – дети спали. Дэвид отворил железную калитку, прошел через сад по выложенной булыжником дорожке и позвонил.

Дверь ему открыл Жюльен.

– Ты, никак, ходил на спектакль? – улыбнулся он, пропуская гостя вперед.

Дэвид кивнул.

– И, представь себе, не пожалел.

– Представь себе – мы тоже, – съязвил Жюльен.

– Как? И вы ходили? А кто кричал еще вчера, что терпеть не может театра, кто с пеной у рта доказывал, что это отживший вид искусства, на смену которому пришло кино! Позволь спросить… – Дэвид изобразил изумление в последней стадии. – А! Теперь я начинаю понимать. Глупец! Несчастный! – Он схватился за голову, прошел в комнату и эффектно повалился на диван. – О, прозорливость! Просвети безумца! Не нужен никому, скиталец! Обманут ты…