Непредумышленное - Олег Скользящий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нихилиму
Лети навстречу солнцу с горячим сердцем, раскинув к полюсам ледяные руки,В аду не всем случается отогреться — рассудок холоден, как принято у хирургов.Ты слышишь, как стрекочут вокруг цикады? Смотри, луна уже наточила косу.За мертвых и живых выдают награду — значит, она убьет тебя без вопросов.Лети к оврагу, там отцветают вишни, в них затеряться такому, как ты, не ново.Может, для вашего брата такое слишком — так виртуозно долго играть живого,Ночами видеть сны, говорить глазами, жить риском и умело скользить по краю,Чужую душу щедро поить бальзамом, вдыхая ртом продрогший эфир окраин…Капает с перьев мелкий кровавый бисер, ты смотришь в небо, ищешь свою породу.Не помнишь ведь, что падал и как разбился, но комок внутри сжимается отчего-то.Привет, прости и жаль, что опять не вышло. Я попытался напомнить тебе свободу.Мы уже слишком живы и знаем слишком, чтобы менять руду на святую воду.Нет, не смиряйся с пафосной ролью в пьесе: небо на паззлы над головой дробится,Если мрак за ним по-прежнему интересен, пора покидать утробу своей гробницы.Только не надо снова искать причины, ты уже знаешь правду — наш мир двумерен.Дай ему шанс, что-то должно случиться, слышишь ведь, как воет сирена зверем.Пусть тебе сила пульсом за двести двадцать, пусть тебе ветер в крылья и крики чаек!Если ты снова научишься улыбаться, зови меня в гости греться зеленым чаем.Как соберешься бросить наш город адский, оставь записку и перьев на счастье пару,Лети домой дорогой свободных хаски, пасущих свою облачную отару,Которую волчий ветер гоняет вольно со всей своей воздушной звериной стаей,Как соберешься, пни его в бок контрольным, если понадоблюсь — знаешь, где обитаю.Если тебе удастся уйти в трехмерность, куда соваться нам еще слишком рано,Пришли оттуда весточку, хоть примерно — что там за небом, с той стороны экрана.
Легенда о Крысолове
(поэма)
I
Неважно, в каком королевстве это случилось,Как назывался город, что стал местом действий,Главное — это не всеми навеки забылось,Главное — это потомкам пока интересно.В общем, был город, не хуже, не лучше прочих,Маленький рай, город грез и людей хороших,С озером чистым, глубоким, как небо ночью.И в этом раю с давних пор почитали кошек.Кошки приравнивались к богам или их потомкам,Обидеть кошку — позор на семью навечно.Их славили, пели и восхваляли громко.А кошки людей защищали от зла, конечно.Кошки с людьми жили тесно, почти семейно,Входить могли кошки в дома, и им были рады,И хотя отношения эти были священны,Всегда есть те, чьи слова наполнены ядом.Жили такие рядышком, по соседству,Таились в углах, искушали на веру иную.И вечно твердили: «кошки — адепты беса,Нельзя доверять им, беда никого не минует».Конечно, не слушали их, да и незачем это,Злых шептунов защищает какой-то Единый,Который за семеро суток придумал планету,Которому пост и моления необходимы.Но вскоре подули призрачные ветра,Тревога зажала сердца матерей в ладонях,И настала в городе траурная пора —От неизвестной болезни умер ребенок.И с ветром слухи пришли о какой-то даме,С отравой в крови и нравом, как ветер, вольным.Чей жизненный путь усеян людскими телами,А делами ее весь Аид до краев переполнен.И паника стала прокрадываться в умы,Сочиться в щели, скручиваться в углах,И сколько б люди не брали надежд взаймы,На окраинах стали опять находить тела.А кошки начали странно себя вести,Словно бы беспокойством одолены,И люди посмели худшее допустить,Признав такой поворот делом их вины.И злые умы стали вкрадчиво лопотать:«То богиня кошачья египетского креста.Это проклятье, а кошкам на вас плевать.Вон как волнуются, видимо, неспроста…»Тогда неслышно, черное, как гнильца,Вкрадывалось сомнение в души тех,Кто кошкам доверяли свои сердца,Но один за другим таяли в пустоте.
* * * Тогда развернулась иная система вер.Слуги Единого пели уже смелей,Уповая чаще на чей-то чужой пример,И хватало примеров, покоившихся в золе.Но Единого слуги ели один лишь хлеб,И не брали в рот мяса — проклятого сырья,Но зерна хлеба многие сотни летПоражала галлюциногенная спорынья.Отравная души дурманила, как вино,Вызывала параноические миражи,И кричали безумные, грезилось им одно —Что никому до старости не дожить.Что славный город брошен на высший суд,И голоса им гибель страшную предрекают,Что ангелы отчаявшихся не спасут,Если кошек не объявят врагами рая.И в панике люди — к Единому на крыльцо,Принимая хлеб и вино по закону Света,Попадая к Отравной в замкнутое кольцо,Вербующей каждые сутки новых адептов.Безумием, как болезнью, больны навзрыд,Обратили на кошек мысли свои опять,И по городу стали часто гореть костры —Кошек стали неистово истреблять.Захватила людей кровожадность, густая злость,Жестокость брызгала в стекла, лилась ручьем,Немногим кошкам в том месиве повезло —Остальные же вскоре узнали, что здесь по чем.Их вмуровывали в бетон, как слуг ведьмовских,Давили и мучили, десятками, сотнями жгли.А кошки верили людям, некогда славившим их,И потому из города не ушли……На праздники под всенародный вой,Ломали лапы им, оставив лишь одно —Захлебываясь кровью и водойИдти на дно, на дно…
II
Сколько стоит наше время?В пыль стираются колени,Люди верят, что ступениВ рай ведут.Люди живы, люди верят,Кошек нет, закрыты двери,И Единому моленьяСберегут.Ощетинившись крестамиСпят дома, скрипят часами,Хорошо под небесамиЛюдям жить.Ничего решать не надо —Ведь всегда пророки рядом,«Нас Единый мудрым взглядомСторожит».И летят года по свету,Старят юную планету,Городу зимой и летом —Пыль, зола.Но не знают эти люди —Зреет туча злобой лютой,Маршируют отовсюдуСотни лап.Из Щелкунчиковой сказкиОт начала до развязкиЧерной траурной окраскиКрыс полкиВыгрызли из строчек буквы,Выползли из закоулков,Злые дьявольские куклы —Вопреки!Кошек нет, и нет спасенья,На восьмое воскресеньеКрысы съели все посевыХлеб и рожь.Напустили дикий голодНа могучий славный городИ когда наступит холод —Пропадешь.Но беда беде начало,Смерть немного заскучала.Ветер снова источаетТлена смрад.Это едет злая ледиВ черной призрачной каретеУбивает жрица смертиВсех подряд.Не успели уберечься,Нет и кошек после сечи,Даже некому перечить —Их беда.Крысы жизни затоптали,Черной Смертью вскоре стали,И молитвы замолчалиНавсегда.…И крысами запряженная, ехала впередиКарета дамы бубонной с гибелью на груди…
* * * А бубновая дама оказалась не в масть козырнОй,С легкостью била вальтов, королей и тузов,И злых языков угас неразборчивый вой —Ее поцелуй даже время отнял у часов.И пошла эта дама по улицам, по домам,Сея вокруг суеверия, ужас и смерть,Улицы опустели, взошла на престол тишина.И кровь кошачью с лихвой искупили все.В городе вскоре замолкли колокола.И было общим правилом решеноСбрасывать в озеро проклятые тела —На дно, на самое дно…
III
Свершенного не признавая зла,В тени креста творя свои суды,Сплетая сети сплетен по углам,Судачить стали все из-за беды,О том, что иссекают сотни лапИх жизней неокрепшие росткиПришла пора налаживать делаИ с ними разобраться по-мужски.Чего боятся крысы, кроме сов?А кошек даже следа не сыскать…Но на одном из сотен полюсов,Остался тот, кто может что-то знать,Проклятых кошек страшный властелин,Их древний предок, дикий полубог,Но из путей спасенья — он один,Ведь «Крысоловом» враг его нарек.Бессонницей измучены глаза,Нездешний музыкант из миражей,Но едкая, как ртуть, его слезаНе стоит сотни ломаных грошей,Ушел в скитанья от мирской молвы,Сменил кошачий облик для людей,Но с кошками по-прежнему на «ты»,Двуногую отбрасывая тень.И разрывая полночи вуаль,Мелодией своей творит обман,И свой дневник ведет в чужую даль,Сводя его с межстрочного ума,Следит за тем, чтоб месяц не померк,Сгибая его музыкой в дугу,И смотрит каждый вечер снизу вверх,Как облака плывут по потолку.И люди стали думать: «Выход есть,Найдем Кота, и он поможет нам.Пускай опасен, как худая весть,Но он нам нужен, как песок часам».И взяв удачи горстку про запас,И уходя в ночную темноту,Старейшины родов в тот страшный часПошли на юг, за помощью — к Коту.
* * * У Крысолова — домашний хлеб,У Крысолова в миру бардак,Четыре счастья и восемь бедОн с болью сплевывает в кулак.И длится торг уже семь часов,Слова расчетливы и честны.А на другой пиале весов —«За крыс свои мне отдайте сны»В его речах неприкрытый йод,А флейта — страшное колдовство,Никто не знает, куда ведетЕе волшебное естество —Тростинкой встала среди зимыИз той могилы, где погребенРебенок, умерший от чумыИ ставший первым ее рабом.Чья жизнь прервалась, ладонь пуста,А смерть — начало другим смертям.Питал он сердцем тростинки стан,Чтоб только несколько зим спустяЗаворожила своей игройЖивых и мертвых, волков, ягнят.Правитель кошек вершит добро,В сердечной мышце мотив храня.И манит крыс на нездешний зов,А флейта время ломает вспять,И эта сила пророчит то,Что Черной Даме не устоять.На этих правилах договорВ их руки врезал свою печать,Бубонной даме наперекор —Чужого темного палача.Им Крысолов дал один наказ —Все окна к ночи свои забить.А сам он крыс изведет за раз,И можно будет о них забыть…
IV