Любить не обязательно - Ирен Беллоу

Ференц кивнул Жюли, стоявшей в изножье узкой металлической койки. Та откинула одеяло и кольнула иглой большие пальцы ног — сначала правой, потом левой.

Выругавшись сквозь зубы, Адам попытался приподнять голову.

— Черт тебя дери, что это за шутки?

Ференц испытал несказанное облегчение.

— Просто проверка, братишка.

Адам вспомнил, как Ференц объяснял ему суть операции. Предстояло извлечь осколки из спины, не повредив позвоночника. В противном случае пациент никогда не смог бы ходить. Юноша нервно сглотнул, страшась поверить в чудо.

— А это значит?..

Ференц стиснул плечо брата.

— Не знаю, все ли осколки я удалил. Не знаю, избавил ли тебя от боли. — Он шумно выдохнул. — Но, похоже, что шанс у тебя есть… шанс, не больше! — добавил он, видя, как в глазах Адама вспыхнула отчаянная надежда. — Шанс снова встать на ноги.

Адам коротко кивнул в ответ. Братья обменялись долгими взглядами: слова были излишни. Затем Ференц знаком подозвал медсестру.

— Это — сестра Жюли, братишка. — Он чуть дотронулся до ее руки, не заметив легкого трепета, вызванного ни к чему не обязывающим прикосновением. — Она о тебе позаботится.

Потрясенный Адам жадно разглядывал ту, что явилась ему в видении. На Жюли было простое серое платье с белоснежным фартуком и белоснежный чепец, так что взгляду открывалась лишь узкая полоска темных волос надо лбом. Вот почему ему показалось, что лицо окружено белым ореолом. Вот почему в полубессознательном состоянии он принял ее за ангела. Почему-то логическое объяснение раздосадовало Адама, словно девушка намеренно ввела его в заблуждение.

Жюли приметила, как юноша нахмурился и обиженно поджал губы. Непростой будет подопечный, вздохнула медсестра. Но она обеспечит ему наилучший уход, как, впрочем, любому из пациентов клиники, а еще потому, что самозабвенно любит его брата.

Адам вспомнил легкие прикосновения прохладных, нежных рук. Тогда ему на мгновение показалось, что это — Илона. Он внимательнее пригляделся к девушке. При отсутствии макияжа, драгоценностей и изысканной прически безмятежная и ясная красота ее лица производила куда более глубокое, просто-таки неизгладимое впечатление.

— Вы — что-то вроде монахини? — фыркнул Адам, не понимая, почему это его задевает.

— Нет, я не что-то вроде монахини. — Жюли говорила по-французски четко, с безупречным выговором, усвоенным от родителей. — Я — сестра милосердия.

Жюли привыкла к тому, как по-разному смотрят на нее мужчины: с тоской, с благоговением, с любопытством, реже — с вожделением. Но почему-то дерзкий, оценивающий взгляд заставил ее похолодеть от смутного предчувствия.

— На черта мне сдалась медсестра! — возмутился Адам. — Пришли ко мне Яноша. Он ходит за мною вот уже много лет, справится и сейчас.

— Боюсь, мне придется возразить. Я затратил на тебя слишком много времени и усилий, чтобы непрофессиональный уход погубил плоды моих трудов. — Ференц улыбнулся. — Так что изволь-ка вспомнить о благодарности. Жюли — лучшая из моих медсестер. Но не вижу, почему бы и Яношу не прислуживать тебе по мелочам, если уж ты так хочешь.

Зарумянившись от удовольствия при словах нежданной похвалы, Жюли подняла благоговейный взгляд на Ференца. Руки непроизвольно вцепились в край одеяла, натягивая ткань.

— В чем дело?

Жюли вздрогнула, пальцы поспешно разжались.

— Извините.

Расправляя одеяло, она заметила неприязненный взгляд пациента. Желая предупредить конфликт, она накрыла его руку своими ладонями, инстинктивно открываясь той целительной силе, что неизменно помогала ей облегчать страдания больных.

— Теперь отдыхайте. Чем скорее вы поправитесь… — уголки ее губ на мгновение приподнялись в озорной улыбке, — тем скорее от меня отделаетесь.

Безмятежный ангел словно по волшебству преобразился в шаловливую насмешницу! Удивляясь неожиданной метаморфозе, Адам понемногу расслабился. Напряжение исчезло, а вместе с ним и боль. Не отдавая себе в этом отчета, он не отвел глаз от ее лица и не отдернул руки.

Ференц не упустил из виду ни одной детали. Подметил, как Жюли с легкостью рассеяла гнев пациента. Как ее прикосновения облегчили боль. Значит, интуиция его не подвела. Адама спасет только чудо, так что вся надежда на эту девушку с нежным сердцем и руками целительницы.

Как врач, Ференц Батьяни сделал все, чтобы вернуть к жизни израненное тело, но если душа Адам не исцелится, старания хирурга пойдут прахом. Он взглянул на Жюли, склонившуюся над больничной койкой, и ощутил неизъяснимое облегчение.

Неумолимо подступал ужас, и Адам напрягся, готовясь бороться до последнего. Видения пережитых кошмаров приходили каждую ночь. Он даже боялся закрывать глаза. Своеобразным, хотя и мучительным, спасением тогда становилась боль в спине и ногах: физические страдания не давали заснуть до тех пор, пока изнуренный мозг не утрачивал способность порождать сны…

Адам приник к шее коня, с трудом удерживаясь в седле. Тошнотворный, сладковатый запах собственной крови проникал в ноздри. Боль время от времени напоминала о себе резкими толчками, заставляя судорожно хватать ртом воздух.

Надо добраться до Илоны. Предупредить ее. Помочь скрыться. Решающая битва проиграна, и скоро неприятельские войска хлынут на венгерские равнины, опьяненные победой, хмельные от крови.

Вдали уже показался увитый плющом дом. Но тут тело Адам обмякло, и он рухнул в траву. Приподнявшись на локтях, он пополз вперед. Нещадно палило солнце, каждое усилие давалось с трудом, пот заливал глаза. В ушах звенело.

Дверь дома распахнулась, и Илона выбежала навстречу, выкликая его имя. Только тогда Адам заметил всадников и понял: это не кровь стучит в висках, это цокот копыт раздается по иссохшей земле. Их окружили тесным кольцом. Затем один из всадников выехал вперед и спешился. Он долго разглядывал Илону, затем крикнул что-то через плечо.

Угрюмый наемник подъехал к Илоне и подхватил ее с земли — так, походя, срывают цветок на лугу. Она вскрикнула только раз, прежде чем мясистая ладонь зажала ей рот.

Ужас придал Адам сил: он приподнялся с земли. И тут на него надвинулась тень. Все мельчайшие подробности намертво врезались в память: полковничий мундир иноземного образца и лицо, похожее на плохо отреставрированную скульптуру: перебитый нос, рассеченная шрамами кожа. Полковник ударил сапогом в грудь раненого с такой силой, что хрустнули ребра.

Рухнув на спину, словно поваленное дерево, Адам распростерся на земле, не в состоянии двинуться, едва дыша. Губы беззвучно шептали проклятия. Полковник отрывисто расхохотался и шагнул к коню.