Всесильный - Лев Цитоловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, папа? А вдруг дядька-бандит залезет?
Черт, подумал папа. Неужели в мире вообще нет надежного закутка?
Под надзором тела
А-а-пчхи!
— Будь здоров.
Стандартный диалог. Чихнул? Получи напутствие быть здоровым и дальше, не заболеть. Несколько раз чихнул, снова здоровья пожелают. Другое дело — кашель. Тут уж не услышишь благословений. Поздно, человек уже занемог. Вот если чихнул, то пока еще здоров. Но может расхвораться. Самое время посулить ему и дальше оставаться в норме.
Возникает вопрос: почему здоровый человек иногда чихает? Это он имитирует простуду — организм тебя предупреждает: поберегись, ты в опасности, можешь и слечь. Стоит промочить ноги, ощутить сквозняк, внезапно оказаться на холоде — тело тебе напоминит: будь осторожен, простынешь. Так уже с тобой было когда-то раньше — озяб и захворал. Ты сам тогда не сопоставил, но тело помнит. Условный рефлекс?
Больше того, чихание заразительно. Кто-то чихнул, и ты можешь чихнуть в ответ: вблизи потянуло холодом, а ты пока опасности не чувствуешь. Организм, как бы, предостерегает, что можно и заразиться. Тот уже почти что слег, но и ты ведь не железный.
Однако сквозняк может заставить чихнуть и младенца! А ведь он-то никогда еще ничем не болел, и тело его приобрести такой хитрый навык никак не могло. Память ему досталась от предков, это врожденный, безусловный рефлекс, инстинкт.
С годами отношение к неизбежности собственной кончины меняется. Многое уже повидал, испытал, создал то, что смог. Силы уже не те, друзья, почти все, ушли, подруги не привлекают. Страх смерти, может быть, не исчезает совсем, но отступает. И вот, ты равнодушно бредешь по улице, задумался, переходя дорогу, о чем-то несущественном и вдруг слышишь резкий сигнал автомобильной сирены. Ты вздрагиваешь и замираешь. Тебе было, как бы, почти всё равно, но тело боится.
Можно подумать, что всё это припахивает мистикой. Не слишком ли, чтобы тело что-то знало, помнило и напоминало о своих неосознанных опасениях его величеству сознанию?
Да, так устроена жизнь. Органы, ткани и даже клетки регулируют свою деятельность, чтобы любым возможным способом, не мытьем, так катаньем, поддерживать жизнь. И это отнюдь не всегда сохранение постоянства внутренней среды. Американский физиолог Уолтер Кэннон почти сто лет назад описал гомеостаз живой ткани, как «мудрость тела». Гомеостаз приспосабливается к окружающим условиям, подстраивается к переменам и тренирует свои усилия. Каждая нормальная клеточка ведет себя целесообразно и на общее благо.
Поэтому тело способно подсказать нашему таинственному «Я» что-то полезное и не всегда призывает нас к беспутству и разгулу. Впрочем, разум не всегда обязан следовать за опекой тела. А тело обычно залечивает раны, не привлекая разум на помощь.
Реабилитация смерти
Живая ткань прилагает усилия, чтобы восстановить жизнедеятельность, если она пострадала по той или иной причине. На это направлен инструмент поддержания живучести — гомеостаз. «Мудрость тела» — назвал гомеостаз Уолтер Кеннон. И это, в самом деле, мудрая деятельность. Речь не идет о поддержании неких идеальных, сакральных, констант организма, которые природа как-то хитро, почти волшебным образом регулирует, как высшую, недоступную для нас цель. Главное — сохранить жизнь. Больше того, при изменении условий существования гомеостаз перестраивает свою работу и находит новые оптимумы.
А ведь в мире всегда нарастает беспорядок, это закон природы. Бросьте в стакан кусок сахара, он быстро растворится и подсластит воду. Но ждать, пока в стакане сладкой воды образуется кристалл сахара, а вода станет пресной, не стоит. Можно добиться этого, например, выпариванием, но процесс не пойдет сам. Конечно, вещи тоже не всегда спешат разрушаться и долго сохраняют свои свойства и форму, а вот живые существа изменчивы, но остаются живыми. Они как-то умеют обходить этот суровый закон. Правда, атаки враждебного окружения иногда их частично повреждают, но они себя легко восстанавливают, иначе не смогли бы выжить.
При ухудшении состояния система теряет устойчивость и выполняет те или иные пробные действия. Хуже самочувствие — увеличивается интенсивность случайных шагов и так до тех пор, пока не исчезнет нестабильность. Это напоминает скопление беспорядочно движущихся в растворе частиц пыли в окрестности полюса холода. Принцип прост: если тебе плохо, делай хоть что-нибудь. А если хорошо, то на этом успокойся. В результате будет найден наиболее благоприятный режим, в котором есть шанс сохранить жизнь, гомеостаз на страже. К этому стремится всякая тварь — жалкая амеба, берёза, заяц и даже человек, невероятные создания природы. Внутри каждого — целый мир, то, что пережито. Семья, друзья, сослуживцы, соседи образуют устойчивый фон, мирок, в котором протекает жизнь. Среду со своими связями, отношениями и обычаями, мудрыми и не очень. Каждый из нас погружен в свое человеческое окружение, мы живем вместе с людьми, а они существуют внутри нас. Вы потеряли друга, но он не ушел в небытие, пока вы сами живы. При смене поколений мимолетная среда исчезает навсегда. Мы присутствуем в этом мире временно. Пока мы здесь, мы восхищаемся или презираем, надеемся или унываем, наслаждаемся или страдаем и всё это вместе с теми, кого мы любим или ненавидим. Тяжело примириться с неизбежностью предстоящей утраты. И, тем не менее, сама возможность ощущать и радость, и горе возникает от того, что мы смертны.
Жить, как известно, опасно; от этого умирают. Страх смерти заложен в нас природой. В загробную жизнь уже даже и слюнтяи не верят, хотя стараются себя в этом убедить. Смерть ужасна, но без неё не прожить — это наша сестра. Повреждение ощущается, как негативное состояние, а избегание опасности радует. Разумеется, мы не можем знать, что на самом деле чувствует живая ткань. Даже о тайных мотивах своего собеседника мы только догадываемся. Во всяком случае, для внешнего наблюдателя живое воспринимает повреждение, как неприятное ощущением — и действует, а восстановление — как приятное — и успокаивается. Любая наша клетка ведет себя, как крошечный субъект, и ощущает, хорошо ли ей, либо есть угрозы, и тогда она бьется за безопасность. Нейроны мозга тоже ощущает свое состояние, как хорошее или плохое, но для одного нейрона «плохо» это холодно, а для другого — голодно. Так из этих маленьких впечатлений и складываются наши чувства. От плохого уклоняются, к хорошему тянутся. Конечно, при желании, поведение ткани можно описать, как, скажем, избегание состояний с низкой свободной энергией. Обе интерпретации описывают поведение реалистично и обе могут оказаться верными. Дело вкуса, суть не меняется от того, как мы это назовем.