С тенью на мосту - Наталия Владимировна Рос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему вы так говорите, ведь вы совсем меня не знаете? – я уже начинал злиться.
– Прости, если обидел, – старик сделал сожалеющее лицо, – но насколько я знаю, ты боишься своего отца. Ты не можешь принимать самостоятельно решения, потому что он за тебя все уже решил. Он определил уже всю твою жизнь.
От того, как старик протяжно произнес слово «всю», у меня заныло сердце, и затошнило. Все, что он сказал, было правдой. Отец действительно решил за меня мою судьбу, определив в пастухи, без возможности когда-либо получить образование или другую профессию. В этот момент я понял, что старик меня дурачит, ведь такие подробности мог знать только местный, знакомый с укладом нашего села, или ему кто-то должен был рассказать об этом.
– Ясно. Вам кто-то рассказал про меня?
– Нет, ты первый человек, с которым я заговорил за долгое время моего путешествия. Я только что пришел вон оттуда, – он махнул в сторону диких холмов, густо поросших лесом, куда никто не гонял скот, и никто не ходил, так как те места были опасны. Там водились волки, да и вообще за теми холмами начинались горы, там была безлюдная, чужая земля.
– Но там же нет дорог? Как вы оттуда могли прийти?
– Там есть дороги, только вы их боитесь. Боитесь потому, что не знаете, куда они могут вас завести. Ведь новые дороги всегда кажутся опаснее старых и проверенных.
– Мне пора, – сказал я, решив, что этот странный и бессмысленный разговор пора прекращать. Я поднял с травы свою пастушью палку, посильнее сжал ее в руке, и снова пробежался взглядом по стаду в поисках пса. Тут только я заметил, что овцы стояли и лежали, будто вылепленные из пластилина, словно кто-то их намертво пригвоздил к земле. Такими же тихими и безмолвными были трава и деревья, душного ветра больше не было. Я присвистнул и позвал Орика.
– Твой пес, – глухо проговорил старик, – он вернется. Я отправил его погулять. Не люблю собак.
Вдруг я подумал, что старик мне мерещится, что он всего лишь плод моей фантазии: привиделся из-за палящего солнца, напекшего мне голову. Я встряхнул головой, закрыл и открыл глаза – старик по-прежнему нескладно сидел на траве, подогнув ноги, и рассматривал меня темными, подозрительно бойкими глазами. На его пиджаке слева заметна была вышивка в виде двух лебедей с перекрещенными шеями. Я не особо разбирался в одежде, но знал от отца, покупавшему моему старшему брату школьное пальто и форму, что добротно сшитая вещь стоит хороших денег, и ее сразу можно отличить от той, которую может состряпать местная криворукая девка. Пиджак старика, хоть и запыленный, потрепанный от времени, и достаточно мешковатый для худосочного человека, подсказывал, что в свое время он был качественно сшит умелым портным.
– Мне пора, – снова повторил я, надел свою шляпу и собрался двинуться вперед, чтобы погнать овец.
– Они вряд ли пойдут сейчас куда-нибудь. Эк их разморило.
Я, не обращая внимания на его слова, перекинул сумку через плечо и привычным свистом дал понять овцам, что пора на водопой, к звездному роднику. Так мы называли крошечную речку, стремительно бежавшую внизу Большого холма, из-за того, что ее вода то была светлой и прозрачной, когда ярко светило солнце, то темнела, когда находили облака, и только блестящие камни, лежащие на дне, по-прежнему сверкали и переливались, как звезды на ночном небе.
Овцы меня не послушались, застопорились на месте, будто в первый день были на пастбище, а старый уродливый баран, прозванный Прошкой, принял обороняющую позицию и недобро на меня посматривал. Такое со мной случилось впервые, и я не знал, что делать. Если бы рядом был Бахмен, наверняка он бы объяснил нежелание стада двигаться, но я был один, и даже Орик куда-то исчез. Я еще раз присвистнул и позвал по имени собаку. Никогда еще пес не отзывался на мой зов. Он всегда прилежно выполнял свою работу и ни на шаг не отлучался от меня, ведь мы были с ним большими друзьями. Что-то было не так: воздух стал слишком горячим и тяжелым, и я словно попал в его ловушку. Когда все мои попытки сдвинуть стадо с места оказались безуспешны, я ощутил всю свою беспомощность в этой глупой ситуации, и горькое, неприятное чувство досады, оттого что это происходило на глазах чужого человека, навалилось на меня. Все это словно подтверждало слова старика о том, что я еще слабый и юный для такой работы.
– Иларий, я же сказал, что они не двинутся! – крикнул старик и помахал, призывая меня обратно.
Мне ничего не оставалось делать, как подойти к нему, хотя я очень этого не хотел: он пугал меня. Я, стараясь не подавать виду, что мне страшно, решительно приблизился к нему, осматривая его серьезным взглядом, который должен был показать, что я серьезный противник и в случае чего смогу постоять за себя.
– Откуда вы знаете, как меня зовут? И что вы сделали с овцами и моей собакой? – грозно спросил я, крепко сжимая свою палку.
– Да не тревожься ты так. С ними все будет в порядке. Просто они немного задремали. Зато у нас есть время поговорить.
– Мне не о чем с вами разговаривать, потому что вы… вы лжете и не говорите кто вы, и что вам от меня нужно.
– Разве я лгу? – его широкие и такие же темные, как и волосы, брови поползли вверх. – Я тебе не солгал еще ни на один вопрос. Я сказал, что не местный, и показал откуда пришел, но ты сам мне не веришь. И я также сказал, что мне нужно от тебя. Мне нужен твой дом и твое приглашение.
– С чего это я должен вас приглашать?
– А с того, что я могу помочь тебе. Скажем так услуга за услугу, я тебе – помощь в исполнении твоего желания, а ты мне – крохотный уголок своего дома.
– Кто вы? – выдохнул я.
Воздух становился все горячее и горячее, но, несмотря на это, мне показалось, что вот-вот должен подуть холодный, пронизывающий ветер, и я задрожал от неприятного предчувствия.
– Ты меня не знаешь и никогда не слышал обо мне. Здесь, в ваших краях, такие как я никогда и не были. Я пришел издалека, как видишь, совсем ослаб.
– Не похоже, что вы ослабли.
– Ооо, – заскрипел он, как старое поломанное дерево под порывом ветра, – ты не
