Дорога между станциями - Лари Лисил

Дом был закрыт. Я достала ключ из почтового ящика и открыла замок. Мы, мокрые и счастливые, вошли в дом, сняли одежду, развесели ее – и сели около батареи, вспоминая, как мы порезвились… Лельке стало плохо, она натянула на себя мокрую одежду и, не вполне твердым шагом, направилась домой. У батареи нас так разморило, что Анька и Надька уснули прямо на полу. Я уже тоже стала погружаться в сон, но тут услышала, что кто-то вошел. Это была моя мама. Она вошла и увидела, как мы втроем валяемся на полу в разных позах. Она сразу кинулась ко мне:

– Доченька, что с тобой? Вы что, отравились чем-то?

Я посмотрела на бледные лица своих подруг, потом увидела добрые глаза матери и решила во всем признаться, сказав, правда, что мы решили только лишь попробовать немного вина. Было три часа дня, и она уложила нас в постель, напоила крепким чаем и попросила моих подруг ничего не рассказывать своим родителям. Я клятвенно пообещала маме, что больше никогда не буду так делать… и пить тоже не буду никогда в жизни!

Но эта печальная история на этом не закончилась. Лелька нас всех все же предала. Она обо всем рассказала своим родителям и, даже, о том, что это все придумала я, что я всех споила и чуть не утопила в реке Урал. Мать Лельки была женщиной простой и скандальной – она пошла к директору школы и все ему рассказала. На следующий день мы с мамой стояли в кабинете директора – и я видела ее бледное и жалкое лицо. Она крепко держала меня за руку и, иногда, как бы ругая, сильно сжимала ее. За материнским плечом, конечно, я чувствовала себя героем. Директор говорил что-то маме, а я в это время уже обдумывала новое экстремальное мероприятие, но уже без Лелькиного участия.

Боже мой, как давно это было…

Каникулы в Никитино

Скажите так… что роща золотая

Отговорила милым языком…

Время бежит быстренько, я здорово выросла. Село Никитино находится на краю света. Так мне казалось, когда мне было четырнадцать лет. Лучше той местности, где я родилась, ничего и быть не могло. Но меня решили отправить к родственникам, погостить. Это малая Родина моей мамы, оказалась она там по воле судьбы. Когда ей было пять лет, у нее на глазах умерла ее мама, моя бабушка. Ее отец, мой дедушка, женился на другой и приехал в Никитино уже с молодой женой, которая нарожала ему много детей, моих дядей и тетей. Все предвоенное детство мамы прошло там, в позабытой Богом, голодной местности, в большой семье, где она была за старшую у детей. Она их вырастила, спасая от голода и холодов. Зимой ели траву, засушенную летом, примешивая землю. Так жили и выжили… Все выросшие дети – мои дяди и тети – маму любили и помогали ей до конца ее жизни.

Так вот, в это село, к моему дяде – меня и отправили. Тогда мне казалось, что я уезжаю заграницу, то есть, за границу своей жизни. На все лето, почти навсегда! На самом деле, это было рядом, всего в пятидесяти километрах от моего дома, но прямой дороги туда не было, потому что местность была холмистой и добраться до Никитино можно было или пешком, или на лошади – в легкой коляске или на повозке. Это, правда, было опасно, потому что склоны были уж слишком крутые. Чтобы доехать на автобусе, надо было затратить день: ехали медленно, с несколькими пересадками. За мной же прислали белую «Волгу». Мой дядя, в семью которого я направлялась, был председателем колхоза и выделил машину с водителем. Вот так я и очутилась в совершенно другом мире!

Деревня была небогатой, но какой-то очень «настоящей»! Были даже домики с соломой на крышах! Но мамины братья, мои дяди, жили с достатком и в просторных деревянных домах. Я поселилась у дяди Пети. Его жена, тетя Полина, была шустрой и деловой. Она работала в школе, в начальных классах. Тетя Полина встретила меня, как дочку. Дядя Петя был крупным, красивым и добрым. Они жили в согласии и были всегда в хорошем настроении. Дом показался мне огромным и очень высоким, потому что зимы были холодные и очень снежные! А маленькие и низкие домики хозяевам иногда приходилось откапывать и входить в дом через снежный туннель. Весь этот мир казался мне необыкновенным. Дом – с резными ставнями и двумя высокими крылечками: одно выходило во двор, где обитали домашние животные, а другое – на дорогу. Это был не дом, а высокий терем. Терем-теремок! Внутри почти не было мебели. Комнат много, и все – полупустые. Мне выделили небольшую спаленку, очень уютную, но без окна. Страшновато! Я спала на полу, на толстых перинах. И это было здорово! У тети Поли и дяди Пети было трое детей. Старший сын служил в армии. Дочь училась в Оренбурге, в музыкальном училище. Все говорили, что у нее очень красивый голос. Я ее очень ждала – она должна была приехать. Я была уверена, что мы подружимся. Димка, еще один сын, был младше меня на четыре года – живой, радостный и подвижный. Я его сразу полюбила. Он от меня не отходил. Димка открыл мне все секреты и заповедные места села Никитино. Был жаркий день, солнце просто палило. Мы с Димкой пошли купаться на речку. Песка не было, в основном – галька. Река не глубокая, но зеркально-чистая. Димка быстро разделся, вбежал в воду и стал барахтаться, страшно охая и визжа, как будто его резали. Я решила прыгнуть сразу, «топориком», с большого камня. Мое тело пылало от жары и мне безумно хотелось освежиться. Я прыгнула в воду с головой, а когда вынырнула – заорала так, что… Как только вся деревня не сбежалась! В мое тело вонзились тысячи иголочек, ноги свело, лицо исказилось от ужаса. Это была ледяная, как из проруби, вода. Только потом я заметила как из земли, в прозрачной воде, бьют родники. Я выскочила, как ошпаренная, или, точнее, как обмороженная, на горячую гальку. Такую горячую, что на ней можно было поджарить картошку. Обожглась второй раз, теперь уже о камешки. Потом, как сумасшедшая, бросилась догонять Димку, который бегал по бережку и хохотал. На следующий день мы поехали на велосипедах на озеро, где вода была пахуче-затхлой, но очень теплой. Однако, у меня еще были обязанности. Деловая, опрятная и строгая тетя Поля наказала мне каждый день мыть полы в доме и через день поливать грядки с зеленью. Воду надо было носить из реки. В селе почти не было никакой цивилизации, колонок тоже не было! Зато по всей деревне были разбросаны колодцы с ледяной водой, и даже старые бабульки могли у своих домиков выкопать луночку с родником. Я попала в рай, и эти две обязанности меня не обременяли. И есть через силу меня не заставляли! Тоже хорошо! Масло, молоко и сыр стояли в ведрах с холодной водой, а в маленьком домике, рядом с верандой (его называли «Времянка»), всегда что-то пеклось и варилось. Проголодавшись, можно было зайти туда и попросить пирожок. Пирожки были румяные и пахучие: с капустой, с ливером, со щавелем, с земляникой, черникой и ежевикой. Всех и не вспомню! Я больше всего любила – с картошкой и салом. Теперь таких нет! Или, скорее, уже нет той девчонки, которая с удовольствием за ними прибегала… Иногда тетя Поля поручала мне рубить капусту, то есть, я работала в качестве мясорубки (или – капусторубки). Димка, конечно же, мне помогал. Через два три дня Димка познакомил меня со своим другом.

Его звали Кузьмой. Может быть, это было производным от фамилии. Он сразу в меня влюбился. Для него я была инопланетянкой. Не потому, что была красивой, а просто какой-то другой, новой; по-другому говорила, могла рассказать об Оренбурге, где была «сто раз» и, даже, о Москве, куда ездила по три раза в год на каникулы. Это делало мой авторитет непоколебимым. Я говорила:

– В Москве живет моя сестра. Я хожу в кино и театры. И, вообще, я скоро уеду туда навсегда и стану артисткой!

Мне верили и завидовали. Может быть, поэтому Кузьма влюбился в меня еще сильнее. Он был меньше меня ростом, но держался уверенно, потому что нравился девчонкам в школе. Мне же он не нравился – хотя бы потому, что у него был деревенский выговор. Все в этой деревне говорили на «я»: «МитькЯ, ВитькЯ, нЯбось». От старушек и взрослых слышать это было естественно, а от мальчишки – смешно! Все время хотелось его исправить. По вечерам на крыльце собирались мальчишки и девчонки, рассказывали друг другу страшилки, особенно – про кладбище и мертвецов. Кузьма усердствовал больше других. Рассказывая, он пристально смотрел мне в глаза, а на самом страшном месте вдруг вскакивал и набрасывался на меня. Я орала и начинала его колотить. А ему это даже нравилось. Мне было почти четырнадцать лет, но я была худой и плоской, носила шорты и майку. Там так девочек не одевали. Однажды вечером мы пошли в кино на двухсерийный фильм. Возвращались домой очень поздно, было совсем темно. Димка от нас отстал, а мы с Кузьмой оказались впереди, далеко от всех. Подошли к дому: было тихо, крыльцо уже опустело. Посиделок не было, или они уже закончились. Вдруг Кузьма схватил меня за талию, притянул к себе и попытался поцеловать. Я стала вырываться и стукнула его ладонью по голове. Он озверел, навалился на меня и провел рукой по груди, но я вывернулась. Озлобленно и вызывающе крикнул: «Ты че, сиськи дома забыла?»