Костяная колдунья - Эшер Айви

Тад посмеялся над тем, как легко его мать переобулась на ходу, и даже у меня промелькнула улыбка, несмотря на дерьмо, в которое я вляпалась по уши.

– Кажется, это лучшее, что произошло в жизни мамы за последние десять лет, Лени. Черт, теперь мне придется звать тебя Леннокс, или ты предпочитаешь обращение «О великая и ужасная»? – подначил меня Тад.

– «Высшее существо» будет в самый раз, – невозмутимо выдала я, пытаясь справиться с очередным приступом недоумения и досады. – Блин, со мной теперь все будут общаться настолько формально?

– Ну, поскольку ты была избрана следующим Верховным стояком, ой, то есть Верховным остеомантом, – скорее всего, именно так.

Слышать, как он назвал меня, было дико странно, но еще больше страшило нечто внутри меня – то, чего я всегда избегала и что отказывалась признавать сейчас, хотя теперь все встало на свои места. Я – следующая костяная ведьма. Издав разочарованный стон, я провела рукой по лицу.

– Что мне, черт возьми, теперь делать? Может, есть шанс на перевыборы или что-то типа того? – бормотала я, совершенно не заботясь о том, что с каждого моего слова остывшей патокой стекает нытье.

Я вздохнула и задумалась о том, как воспримут эту новость остальные.

– С какой вообще стати кости выбрали меня?

Я сползала по стене у столика при входе, пока не уселась на пол; меня придавило тяжестью осознания, словно мешками с песком.

– Ты знаешь, как это происходит, Леннокс. Все мы знаем. Рано или поздно бабушки Руби не стало бы, и после этого кости избрали бы на ее место одного из нас, – напомнил мне Тад менторским тоном, переходящим в сочувственный.

– Да, но все мы думали, что они выберут Гвен. Магда постоянно твердила, что ее дочурка уже в семь лет научилась гадать.

Обняв колени и прижавшись к ним лбом, я признала поражение и принялась оплакивать свои планы на жизнь.

– Все, о чем эта стерва может гадать, – это наследство, прилагающееся к пурпурному мешочку с костями, остальное – для отвода глаз. Лени, костям нужна была именно ты. Если бы не тебя избрали, их бы там сейчас не было. – Тад сделал паузу, и я услышала что-то вроде сдавленного смешка.

– Это не смешно, – возразила я.

– Ну, не особо, Великая заклинательница костей! Но я смеюсь над тем, что направил на тебя всю мощь своего духовного наставничества, а не потому что ты избранная. Я как Хагрид, Оби-Ван, Хеймитч [3] и Хлои в одном лице – да это же просто умора!

– Хлои?

– О да, детка! Самая продуманная оторва из всего семейства Кардашьян. При первой же возможности она легко стала бы духовником. – Тад оправдывался, будто во всем этом был хоть какой-то смысл. – Да я прямо секси Йода! Поверь мне, Лени: если ты нужна костям, не денешься от них никуда ты. Бесполезно сопротивление! – заявил он гнусавым голосом, больше напоминающим голос Кермита [4], чем Йоды.

– Совсем? – пролепетала я.

– Помнишь истории о том, как прапрапрадедушка Лаун пытался избежать своего предназначения? Что бы ты ни делала, в итоге тебе все равно никуда не деться.

В голове пронеслись истории о предках, которые пытались уклониться от выбора костей. Однажды ночью дедушка Лаун подавился реберной костью в собственной постели. Но самым странным было то, что это произошло во сне. А если учесть, что он был вегетарианцем, для любого постороннего причина смерти осталась бы неразрешимой загадкой. Однако вся наша семья знала: либо ты почитаешь кости, либо они выберут следующего в роду, кто будет чтить их вместо тебя.

Я подняла голову и посмотрела на столик снизу – туда, где с обратной стороны лежал кисет со священными костями. Раз они появились здесь, значит, я была избрана одним из немногих оставшихся в мире остеомантов. Все мои мечты и планы на будущее рассыпались в прах. Какой-то пурпурный мешочек разрушил всю мою прежнюю жизнь.

На душе было тоскливо и тревожно. «Что мне, черт возьми, теперь делать?» Тад продолжал что-то говорить, но я не улавливала ни слова. Мне хватило сил лишь на то, чтобы медленно встать и неохотно приблизиться к столику с ненужными мне костями в пурпурном бархате. Кисет был таким невзрачным – ну просто сама невинность, но я-то знала, насколько это далеко от истины. Кости, хранящиеся в нем, пробудят дремлющие внутри меня способности и откроют мне мир тайн, подобных которым я и представить себе не могла.

Нет, это не письмо из Хогвартса, в ожидании которого я заглядывала в дымоход в школьные годы. Кисет с костями означал лишь вечное служение, страдание и одиночество.

Когда я потянулась за мешочком, до меня донесся аромат пачули, жженого кедра и горячего сахарного печенья, только что вынутого из духовки. Внезапно я почувствовала, что бабушка рядом, что она поддерживает меня и делится со мной своей силой. Тепло окутало меня, и тут я осознала: кости у меня в доме означают лишь одно – бабушки больше нет.

По всей груди разлилась ноющая боль: неужели бархатный кисет на столе оказался для меня важнее смерти бабушки? Меня охватил стыд; я резко вдохнула – но глаза все равно щипало. Поверить не могу!

Перед мысленным взором возникло лицо бабушки. Ее смуглая кожа с морщинками и густые седые волосы с неизменной короткой стрижкой, «потому что не каждый осмелится укротить кудри пожилой леди», как часто жаловалась она. Ее светло-карие глаза и искорки во взгляде, который мгновенно из сурового становился озорным и добрым; ее истончившиеся от возраста губы, изогнутые в дерзкой улыбке…

Никогда больше при входе в ее пропахшую благовониями лавку никто не встретит меня с таким же остроумием и пониманием, как делала она. Тонкие руки не сожмут меня в крепких объятиях и не помогут справиться с любыми проблемами. И я не услышу ее уверенный успокаивающий голос, ведь она больше не позвонит просто так или чтобы попросить о помощи в поисках ингредиентов – это никогда не было ее сильной стороной. Ее находчивость, ее сияние, ее здоровый пофигизм… Ничего этого больше нет.

Бабули Руби не стало, и я не представляла, как справиться с этой утратой… Не говоря уже об обязанностях, доставшихся мне в наследство.

Голос Тада вырвал меня из грустных мыслей. Опустив взгляд, я поняла, что все еще держу в руке трубку. Я поднесла ее к уху, но сердце было намертво сковано печалью.

– Не могу поверить, что ее больше нет, – глухо прошептала я, и от принятия суровой реальности стало еще тяжелее.

Тад тут же прекратил болтовню и, помолчав пару секунд, выдал:

– Да. Трудно представить этот мир без ее сварливой задницы.

Не в силах сдержаться, я прыснула от смеха. Веселье прорвалось сквозь скорбь, охватившую меня, и я зацепилась за него, как за спасательный круг.

– И чего я удивляюсь? Она же лет десять ворчала, чтобы мы все отстали и дали ей спокойно умереть, – вспомнила я, грустно усмехнувшись.

– Эта старая перечница, наверное, сейчас заливается смехом. – Тад никак не унимался, но в его голосе отчетливо звучали нотки печали.

– Думаешь, она знала? – спросила я его, прервав повисшее тягостное молчание.

Я поймала себя на мысли, что теперь наши отношения с бабушкой раскрылись с новой стороны. Каждая улыбка и пытливый взгляд, каждая сказанная ненароком маленькая уловка – знала ли она, что однажды кости окажутся у меня на столе?

– Леннокс! – прокричал Тад, и его требовательный голос вырвал меня из потока размышлений. – Ты меня слышала?

– А? – отозвалась я, одним лишь звуком дав ему понять, что все прослушала.

– Ты же уже поставила свою печать?

– На кости?

– Нет, на Стивена Джеймса [5], – огрызнулся Тад после драматической паузы. – Конечно, на кости!

Скрепя сердце я отмахнулась от образа красавчика в татуировках, на которого мы с кузеном пускали слюнки и социальные сети которого просматривали часами, и попыталась сосредоточиться на словах Тада.