Мы были бабочками... - Рэй Олдридж

Оуэн неожиданно сильно ухватился за мою руку и немного приподнялся.

— Вот в чем дело, вот в чем. Что бы случилось в таком фильме, какое вы все время снимали? А? Нас бы изнасиловали, изуродовали и убили. Копы нашли бы наши тела, завернутые в кровавые тряпки, ноги торчали бы из мусорного ящика в каком-нибудь тупике. Так? Так?

Он отпустил меня и упал обратно на койку.

— А на самом деле мы всего лишь пошли домой, наевшись печенья и напившись глинтвейна. — Его голос звучал мягко.

Через некоторое время его глаза закрылись и он уснул.

Я подумал об истории старика. Я вспомнил начало дороги, которая привела меня сюда.

Я сидел перед телевизором и смотрел новости. Шел обычный репортаж о приближении Большой Суши, а потом репортаж про Абдула Хамида, крупного торговца крэком и носителя СПИДа. Я смотрел, как копы в белых защитных костюмах выводят его из пентхауса. На нем не было рубашки, он выглядел крепким и мускулистым, вовсе не умирающим. Казалось, его переполняет темная энергия, как будто он может взорвать свои наручники и улететь. Его большие красивые глаза блестели. Он ухмыльнулся, продемонстрировав крепкие белые зубы.

Голос диктора объяснил, Хамид был арестован за торговлю крэком и умышленное распространение инфекции. Он признал, что продавал наркотики в обмен на секс. В его записной книжке нашли имена двух сотен молодых женщин. Вторичное заражение оценивалось тысячами.

Я посмотрел на свою дочь, которая играла с погремушками в манеже, и меня пронизала дрожь праведного гнева.

Именно тогда я и решил согласиться на работу спичрайтера для Стюарта Карла, который баллотировался в конгресс на платформе борьбы с наркотиками. Хамид умер прежде, чем его успели казнить, но он пережил многих своих жертв.

Ночью Оуэн проснулся в бреду. Он метался со сверхъестественной энергией, нападая на невидимых врагов. Он взывал к ним без слов заискивающим голосом, как будто просил пощады. Его старческое лицо было похоже на кипящую кашу, его глаза были полны безнадежной мольбы. Он вряд ли видел меня.

Через некоторое время он затих и его дыхание выровнялось.

Стюарт Карл предложил мне писать для него слова, потому что собственных у него не было.

Стюарт Карл — пустое место, и неважно, что он забрался так высоко. У него было правильное лицо, правильный «язык тела» — он хорошо смотрелся в телевизоре — и именно поэтому он сейчас глава исполнительной власти Соединенных Штатов. Надо полагать, он до самой смерти останется на этом посту. Не могу себе представить, что Стюарт однажды проснется и решит, что Чрезвычайная Ситуация закончилась.

Думаю, он проживет долго. У него нет пороков.

Вспоминаю — с горьким сожалением — тот день, когда старый рыбак попытался его убить.

Стюарт был тогда всего лишь младшим конгрессменом, подошла середина его первого срока. Несколько месяцев назад ему с помощью протекции удалось добиться определенного влияния — он стал одним из шести соавторов Акта Финансового Наказания Преступлений, Связанных с Наркотиками. Этот документ существенно расширил права федерального правительства на конфискацию.

Мы со Стюартом отмечали это за моим рабочим столом. У меня была целая кипа газетных вырезок с поздравлениями. Много хвалили смелость Акта, своевременность Акта, необходимость Акта. Сопутствующие заметки подробно описывали непристойно роскошную жизнь разных жиреющих колумбийских магнатов. Северный район Флориды, от которого Стюарт был избран, пребывал в экстазе, они приветствовали Стюарта как великого государственного деятеля, который сражается с либеральными слюнтяями за сердца и умы заблудших детей Америки.

У меня тогда еще не было собственного секретаря, так что маленький человечек вошел без предупреждения. Он неуверенно заглянул в комнату и увидел, как Стюарт поднимает бокал шампанского. «Мистер Карл?» — уточнил он — хотя я уверен, что он узнал Стюарта. Тот нахмурился, опустил шампанское. «Да?»

Рыбак был одет в старомодный костюм, немного лоснящийся на локтях и коленях, наверное, он надевал его только на похорны. Его лицо было обветренным от жизни у моря.

Проходя в дверь, старик вытянул руку, встряхнул ею, и стержень с толстым цилиндром на конце выпал у него из рукава в ладонь. С холодной решимостью он двинулся к Стюарту, явно намереваясь совершить убийство. Его оружие оказалось обрезанной взрывной острогой, приспособлением, которым ныряльщики убивают акул — только дерево и пластик высокой плотности с керамическим зарядом, невидимые для детекторов.

Стюарт заверещал. Старик приблизился, и Стюарт метнулся за мою спину. Рыбак попытался дотянуться туда острогой, но я ударил по ней, отшвырнул ее, и она взорвалась на углу моего стола. Несколько осколков вонзились в мою икру, один задел ступню Стюарта.

Стюарт все-таки проявил себя: как только старик сделал свой единственный выстрел, наш конгрессмен превратился во льва. Он перепрыгнул через стол, повалил старика на пол и несколько раз ударил его здоровой ногой.

В суде над рыбаком было засвидетельствовано, что его матроса арестовали за хранение каннабиса. Руководствуясь положением АФНПН о «подразумеваемом согласии», несмотря на то, что матрос никогда не проносил наркотики на борт судна своего хозяина, суд конфисковал лодку старика, принимая во внимание то, что он должен был знать, что его служащий участвует в продаже и потреблении запрещенных веществ. «Это несправедливо, — сказал тогда старик, — несправедливо уничтожать человека за его глупость».

Я был на суде в качестве свидетеля обвинения. Все это выбило меня из колеи. Старик произнес свое слово с трепетным достоинством: Стюарт был его конгрессменом, однако не только выдвинул закон, по которому забрали лодку, но и отказался помочь после кофискации. «Что мне еще оставалось делать?» — спросил он присяжных, пожимая плечами.

Его приговорили к смерти, как предписывал новый Акт о Злостных Преступлениях, Связанных с Наркотиками. Когда приговор зачитывали, он стоял с опущенной головой, истратив весь запас боевого духа.

Храбрость Стюарта при захвате этого убийцы широко освещалась в прессе — и это позволило ему баллотироваться в сенат три года спустя. Союзники Стюарта в Реформированном Федеральном Уголовном Подразделении приурочили казнь рыбака к избирательной кампании Стюарта — великолепный гвоздь новостей помог ему взять верх.

Оуэн проснулся до рассвета, ему было лучше. Звук его движений вскоре разбудил и меня — я больше не могу спать крепко.

Его голос звучал чище, и мне ненадолго показалось, что дела старика пошли на поправку.