В чёрно-белых тонах. Стихи - Галина Мамаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Орхидея
Бабочка орхидеиЗамерла за окном —Пленница или феяВ сумраке ледяном.
Носятся, как шальные,Белые мотыльки…Жаркие, золотыеТропики далеки.
Слишком далек экватор…Здесь же полгода так:Даже не виноватый —Все ж обречен на мрак.
Теплятся, чуть живые,В замяти зимних стуж,Нежные, кружевныеБабочки наших душ…
«Ах, эта серость, эта сырость…»
Ах, эта серость, эта сырость,Ноябрьский пасмурный налетНа всем, что было, всем, что снилось,И что когда-нибудь придет.
Простудой вечною болея —Проклятьем северных широт,Сдавив шарфами туже шеи,Спешит скукоженный народ…
Но так пронзительно пространствоНад распластавшейся Невой,Деревьев павшее убранствоРазметано по мостовой.
Их беззащитные скелетыЧерны на серой фреске дня,И ветви к небесам воздеты,О скудной жалости моля…
Но тем, кто верит, что не зря,Кто не бежит от ноября —Святого холода дыханьеДарует мыслей высоту,И новых истин осознанье,И взгляд, узревший пустоту…
На железной дороге
Какая сладкая морока —Под стук колес лежать – дремать,Несет до Дальнего ВостокаКолышущаяся кровать.
И машинист, как ангел ночи,Летит во тьме, а за спиной,Как крыльев шлейф, состав грохочетДорогой узкой и прямой.
Его привычное бесстрашьеБезумством кажется тому,Кто белою рукою машетВо след гремящему крылу.
В иную жизнь, в иные веси —Лишь стоит только захотеть,Он не стремится в поднебесье,Ему нужна земная твердь,
Земные запахи ночные,На каждой станции свои,Вокзалы, словно часовыеУ бесконечной колеи.
Колес немолчные рассказыИх вечный стук: впе-ред-впе-ред!Дороги старая заразаОстановиться не дает.
Вагоны длинные, стальные…А пассажиры живы ли?За окнами уже иныеЛеса, овраги, ковыли.
Тугое ломится пространствоВ приотворенное окно,И жизни жадное упрямствоМоей душе возвращено…
Русалка
Я знаю, знаю – я всего лишьРусалка, полу-человек.Ну что ж, с природой не поспоришь,И короток мой век…
Я рождена любить, и жить одной любовью,Его глаза и руки целовать,И ждать его шагов, и жертвовать собою,И вновь в его объятьях воскресать.
Как чужды мне все игрища людские,Я не ищу богатства и побед,Мне б лишь смотреть в глаза родныеИ видеть в них любви ответной свет.
Я рождена любить… Но как грубаЛюбовь земная, люди – как глухие…И принцам, видно, здесь не по зубамЛюбви стихии роковые.
И скоро в августе, когда туманомПодернется поверхность вод,Я уплыву, и вновь прозрачной стануВ том озере, где грусть русалочья живет.
Свою любовь отдам я берегам,Высоким соснам, птицам, облакам,Гранитным скалам, солнечным лучам…
Масленица
Это солнце весеннееНа февральском снегу,Ждет весны, как спасения,Все живое вокруг.
Хоть сугробы дремучиеНе спешат исчезать,Песни самые лучшиеНам пора запевать.
Свист синицы настойчивыйВ заревой тишине…Вот и сердце, как «отче наш»,О весне, о весне…
Как блестят отшлифованыВешним солнцем поля!Смотрит в них зачарованоНебо, как в зеркала.
И под небом лучащимсяСнова хочется жить,Вкруг стихии искрящейсяХороводы водить!
Все худое предам огню,Все богатство – в руках,И немного еще посплюВ необъятных снегах…
«Сентябрь забрал с собой остатки лета…»
Сентябрь забрал с собой остатки лета,И пусто все, и холод на дворе.Холодная роса тяжелым пледомЛежит, не высыхая, на траве.
Навязчивой пустой скороговоркойБормочет дождь, то глуше, то сильней,И тянется рука сама за водкойК несчастью бедной печени моей.
В моем скиту хозяйничает осень,Помощницей печаль позвав с собойПорядок навести к приходу гостьи,Той, что зовется русскою зимой,
Что бесконечностью своей на смерть похожа…Но осень утешает: смерти нет,И дарит день – распахнутый, погожий,Неизъяснимый, вдохновенный свет!
Улыбка северного лета
Тропа узка, едва заметнаСреди высоких зеленей,Купаясь головою в ветре,Недавно кто-то шел по ней.
По ягоды крестьянин местныйС нехитрой кроткою душой,Иль кто-то темный, неизвестныйС задачей, может быть, большой.
Встречая солнце на рассвете,Тут пробрела семья лосей,Дурачились, не прячась, дети,Следы печатая на ней…
О, как загадочна примятостьПолян некошенной травы,И грезится невероятностьСобытий под покровом тьмы…
Кто там неведомый чудит,Где брать малину нынче летом —Лишь Шура знает все ответы,Но взгляд отводит и молчит…
Ее расспрашивать я стала —Все раньше было не досуг —Кто виноват, что я устала,Как разомкнуть порочный круг,
Куда моя исчезла радостьВ круговороте мутных дней?…Но Шура только улыбалась,Стесняясь мудрости своей,
Улыбкой северного лета,Где скороспелых трав атлас,И морок раннего рассвета,И сумерек томящий час,
Где я тропой, едва заметной,Никем не узнанна пройду,Чтоб встретить в чаще беспросветнойСвою последнюю беду…
На берегу Ла Манша
Нету сил, к черту все, надоело!Пусть другие стригут барыши…Страшно хочется просто без делаПобродить где-нибудь для души,
Где шуршит по брусчатке стариннойОкеанского ветра метла,Вверх по улочке узкой, невинной,Что в веках свой фасон сберегла.
Вот и берег безлюдный и мрачный,Зелень темная на камнях,В час отлива баркас рыбачийЕле тянет, застряв в волнах.
Площадь ратушная у рынка —Нет часов, и не спешны дела…Словно сказочная картинка,Эта набережная мила.
Как живется в домах – игрушках,Среди прибранных этих земель?Бродит за городом пастушкаПод томительную свирель.
И от этой томной свирелиМир колышется и дрожит…Под нарядным шатром каруселиБелый конь меня закружит…
Уж отстал океанский берег,Тянет Азия, как магнит —Там в холодном и мрачном чревеНастоящая жизнь кипит.
Там труднее она дается,Там борьба на каждом шагу,Азиатское солнце, как знамя, вьетсяИ закатывается в тайгу…
Блокадница
В переполненной электричке до Мельничьего ручья,Вывозящей граждан на свободу,Она сидит отрешенно, она – ничья,В ее руках журнал «Юность» девяностого года,
На ее коленях корзина с кошкой,В глазах – царственная невозмутимость…Майский пейзаж каруселит в окошке.Жизнь для нее – вынужденная необходимость.
В ее сосудах гордая балтийская кровь,В серых зрачках – холод гранита,Она помнит все, кроме своих годов,Но жизнь, как в тумане, с тех пор, как сердце разбито…
По утрам она чувствует, что еще жива,Хотя не знает – зачем, но следует закону.Над головой – ослепительная синева,Старость свою несет она, как корону.
Она не верит в загробную благодать,Пронесла, сохранила, что было дано…Есть внуки, и не страшно совсем умирать,Не то, что в ту черную зиму, давным – давно…
Весенняя прогулка
Март осчастливил день голубизной,Зашлепал город по шуге и лужам,Мир оглушает, и слепит, и кружит,Морочит луж обманной глубиной.
А солнце – неотвязный озорник,Из-за углов стреляет прямо в сердце,И выползают из щелей погреться,Кто спал зимой и к битве не привык.
Трепещут золотые ручейкиМеж прошлогодних нечистот и грязи,И город, откровенно безобразен,Спускает в русло стиснутой реки
Свои грехи… Он жив, он жив вполне,Исправно кормит нищих и безумцевАсфальтовой едой, и здесь очнутьсяСтрашней в сто раз, чем умереть во сне.
И все ж он рад, как рад любой весне,Для жителей чужой и незнакомый,Он громоздит роскошные хоромыИ множит тесноту свою втройне.
Сам – только отсвет пламенной звезды,Себя средь всех он возомнил звездою,Но безобразья вечного не скроютВитрины пышной, жадной красоты.
Он поживет еще… Его чертыСмягчатся под зеленою листвою,И подышать отравленной МосквоюВесною на прогулку выйдешь ты…
Прогулка в феврале