Второе Установление - Айзек Азимов

убеждений. Хэн Притчер представлял это достаточно хорошо. Он изменился, потому что Мул был

мутантом и обладал ментальной мощью, вполне способной направлять мысли обычных людей себе на

пользу. И это Притчера полностью устраивало. Так и должно было быть. Само примирение с

Обращением являлось его первичным симптомом, но вопрос этот больше не вызывал у Хэна

Притчера никакого интереса.

И теперь, возвращаясь из своей пятой крупной экспедиции в бескрайние просторы Галактики

за пределами Союза, ветеран космоса и агент Разведки радостно, с открытым сердцем предвкушал

будущую аудиенцию у "Первого Гражданина". Его жесткое лицо, словно высеченное из темного,

гладкого дерева, – лицо, которое, казалось, неспособно было улыбнуться, не растрескавшись, – не

выражало этого чувства; но во внешних проявлениях не было нужды. Мул мог видеть мельчайшие

изгибы чувств в душах людей, почти так же, как обычный человек может заметить изгиб брови.

Притчер оставил свой аэромобиль в старом вице-королевском ангаре и вступил на территорию

дворца пешком, как и полагалось. Он прошел около мили вдоль прямого, как стрела, шоссе – пустого

и безмолвного. Притчер знал, что на площади во много квадратных миль, занятых дворцовыми

владениями, нет ни единого охранника, ни единого солдата, ни одного вооруженного человека.

Мул не нуждался в защите.

Мул был своим собственным всемогущим защитником.

Шаги Притчера мягко отдавались в его собственных ушах. Блестящие, невероятно легкие и

прочные металлические стены дворца вздымались перед ним, образуя дерзновенные по форме,

изломанные арки, характерные для архитектуры Поздней Империи. Стены эти грозно нависали над

пустыми окрестностями, над густонаселенным городом у горизонта.

Во дворце находился тот единственный человек, на чьи сверхъестественные ментальные

свойства опиралась новая аристократия и вся структура Союза.

Огромная гладкая дверь с приближением генерала тяжело раздвинулась, он вошел внутрь и

ступил на широкий, величавый скат, двинувшийся вверх от прикосновения его ног. Бесшумный

эскалатор быстро поднял его. Притчер оказался перед небольшой, простой дверцей в личную комнату

Мула, вознесенную под самое сверкание дворцовых шпилей.

Дверь открылась…

Беиль Чаннис был молод, и Беиль Чаннис не был Обращен. То есть, попросту говоря, его

эмоциональный настрой не был подправлен Мулом. Он оставался именно таким, каким его

сформировали наследственность и воздействие окружения. И это его вполне устраивало.

Еще не достигнув тридцатилетия, он оказался в столице на отменном счету. Он был красив и

остроумен – и, следовательно, имел успех в обществе. Он отличался умом и самообладанием – и,

следовательно, имел успех у Мула. И оба эти успеха его очень радовали.

А теперь Мул впервые вызвал его на личную аудиенцию.

Легкими шагами он преодолел длинное поблескивающее шоссе, которое вело прямо к

пеноалюминиевым шпилям, служившим резиденцией вице-королей Калгана при былых Императорах.

Позднее эта резиденция перешла к независимым князьям Калгана, правившим от собственного имени;

а теперь она была занята Первым Гражданином Союза, правившим своей личной империей.

Чаннис тихо мурлыкал себе под нос. Он не сомневался, что все это затеяно ради Второго

Установления, этого всеобъемлющего пугала, одна лишь мысль о котором отвратила Мула от его

политики беспредельной экспансии и заставила остановиться и задуматься. Официально новая

политика, основанная на осторожности и неподвижности, именовалась "Консолидацией".

Ходили разные слухи – ведь слухи остановить невозможно. Мул снова намеревался начать

агрессию. Мул открыл местонахождение Второго Установления и нападет на него. Мул пришел к

соглашению со Вторым Установлением и поделил Галактику. Мул решил, что Второго Установления

не существует, и собирается захватить всю Галактику.

Все варианты, которые можно было слышать в приемных, перечислять не стоило. Подобные

слухи начали распространяться уже не впервые. Но теперь, казалось, они имели под собой больше

оснований, – и все вольные, беспокойные души, жаждавшие войны, военных приключений и

политического хаоса, смертельно уставшие от стабильности и застойного мира, могли возрадоваться.

Беиль Чаннис принадлежал к людям подобного рода. Он не опасался таинственного Второго

Установления. И, кстати, он не опасался Мула, чем и хвастался. Некоторые, сразу же невзлюбив

молодого и удачливого придворного, мрачно ждали развязки, которой едва ли мог избежать

развеселый дамский угодник, столь открыто язвивший по поводу физического облика и уединенной

жизни Мула. Никто не осмеливался присоединиться к нему, и лишь немногие отваживались смеяться,

но с Чаннисом упорно ничего не происходило – с большой выгодой для его репутации.

Чаннис на ходу подбирал слова к мелодии, которую напевал – разную чушь с повторяющимся

припевом: "От Второго от Установления все подохнет население и вконец развалится Творение".

Он подошел ко дворцу.

Огромная гладкая дверь с его приближением тяжело раздвинулась, он вошел внутрь и ступил

на широкий, величавый скат, двинувшийся вверх от прикосновения его ног. Бесшумный эскалатор

быстро поднял его. Чаннис оказался перед небольшой, простой дверцей в личную комнату Мула,

вознесенную под самое сверкание дворцовых шпилей.

Дверь открылась…

Человек, имевший только одно имя – Мул, и только один титул – Первый Гражданин, смотрел

через прозрачную с внутренней стороны стену на светлый город, вздымавшийся на горизонте.

В сгущающихся сумерках появлялись звезды – и, все до единой, они хранили ему верность.

Он с мимолетной горечью улыбнулся этой мысли. Они подчинялись личности, которую,

собственно, мало кто видел.

Он, Мул, не был человеком, на которого стоило посмотреть; человеком, на которого можно

было смотреть без насмешки. Не более ста двадцати фунтов его веса вытягивались в удлиненное тело

ростом в пять футов и восемь дюймов. Его конечности были похожи на костлявые стебли, угловато и

неуклюже выпиравшие из его нескладной фигуры. А его узкое лицо почти терялось за мясистым

клювом, выступавшим на три дюйма вперед.

Только глаза не вязались с этим шутовским обликом. В их мягком – странно мягком для

величайшего завоевателя Галактики – взгляде никогда не затухала печаль.

Роскошная столица роскошного мира предоставляла возможность для любых развлечений.