Снежок в аду - Брайан Стэблфорд

— С ним были и другие. Мы же не знаем, все ли из них выбрались наружу, — заметила Аль.

— Насчет других — не знаем, — согласилась вторая женщина, — но по поводу его… Покинь мы его там, где он упал, это было бы убийство.

— Самоубийство, — поправил Эд. — Но Кэт права. Они назвали бы это убийством. Надо же им как-то оправдать расстрел.

Я вновь кашлянул: частично потому, что не мог сдержаться, частично — в напоминание, что у меня тоже есть право голоса, хотя я пока и не владею им настолько, чтобы высказаться.

— Аль, останься-ка с ним, — распорядился Эд. — Если он начнет возникать, ударь его вот этим.

На данном этапе я мог лишь гадать, что подразумевается под «этим» (и лишь спустя какое-то время опознал в пресловутом предмете топор), но о какой-либо агрессии все равно не помышлял. Мне было недосуг: я старался окончательно убедить себя, что не до смерти надышался ядовитыми газами и что мои обожженные легкие в ближайшее время не откажут вконец. Я услышал, как топают по каменному полу, удаляясь, две пары ног, и, приказав себе расслабиться, принялся постепенно собираться с силами.

Наконец мне до такой степени полегчало, что я вознегодовал. Чувство благодарности хранившей меня судьбе сменилось злостью на тех, по чьей милости я оказался на волосок от смерти. Нет, какие же мерзавцы эти ученые-маньяки: чисто из вредности устроить пожар! Я и мне подобные — то есть законопослушные генетики — в сотрудничестве с Министерством внутренних дел разработали скрупулезные законы, однозначно квалифицирующие деяния авантюристов от нации как противоправные, но этим тщеславным индюкам закон не писан! Мало того, они, вероятно, решили так: раз мы не санкционируем их исследования, то и результатов нам не видать. Если уж садиться в тюрьму, то и все свои добытые тяжким трудом знания унести с собой в голове, — рассудили они, наверное, — и горе всякому, кто встанет на их пути.

Раскипятился я всерьез. Если Хеманс и компания действительно пересаживали гены человека в эмбрионы свиней, чтобы выращивать подложных людей, это уже не научная игра, а преступление. А бессердечный поджог дома не только злодеяние, но и оскорбление нашей чести. Я лично никогда не верил, будто ученые действительно совершили то, в чем их обвиняют сотрудники Спецслужбы. Порог «Острова Черни» я переступил с надеждой, что все это окажется колоссальным недоразумением, случаем, когда из мухи раздувают слона, — но рвение поджигателей свидетельствовало: они действительно совершили нечто такое, что следует скрыть любой ценой.

Или не совершили — а только сделали вид? Не балаган ли все это, затеянный, чтобы на самом старте дискредитировать отдел ГИ и консультантов Министерства внутренних дел?

Лежа на полу и злясь, я вдруг осознал, что нахожусь в самом нужном месте в нужное время — именно у меня есть уникальный шанс выведать истинные намерения поджигателей.

Наконец я решил, что у меня хватит физических сил поддерживать разговор. Стратегический план уже созрел в моей голове.

— Аль, а как ваше полное имя? Александра? — спросил я. К тому времени я уже научился разлеплять веки и привык к полумраку настолько, чтобы увидеть: мой стражник — светловолосая девочка-подросток лет этак четырнадцати-пятнадцати. Для лаборантки она была слишком юна, так что я остановился на гипотезе, что она — чья-то дочь. Нас предупреждали, что у некоторых людей, работающих и проживающих в поместье, есть дети, но мы никак не ожидали, что в судный час этих детей бросят на произвол судьбы.

— Алиса, — высокомерно заявила она.

— Из «Страны чудес»? — пошутил я, надеясь создать непринужденную атмосферу.

— Из «Зазеркалья», — процедила она. Интересоваться, какая между этими Алисами разница, явно не стоило.

— А меня зовут Стивен Хитченс, — сообщил я. — Я не полицейский, а генетик. В данный момент работаю научным консультантом в Министерстве внутренних дел.

— Флаг вам в руки, — саркастически прошипела она. Я заподозрил, что она старше, чем кажется (шестнадцать? семнадцать?), но затем рассудил, что у современных акселератов преждевременно наступает не только половая зрелость, но и фаза непочтительности к старшим.

— Алиса, а зачем ученые подожгли дом? — спросил я.

— А зачем вооруженная полиция его окружила? — парировала она.

— Во всем этом нет ни вашей вины, ни моей, — решительно сказал я. — Я просто пытался спасти материалы об экспериментах, которые проводили ученые. Прежде чем устраивать пожар, они должны были позаботиться о вашей безопасности. Алиса, эти ученые вам не друзья. Ваши родители — сотрудники доктора Хеманса?

— В каком-то плане — да, — отозвалась она, упиваясь недоступным мне ироническим подтекстом этой фразы.

— В каком, собственно, плане? — сердито поинтересовался я, хотя намек был весьма прозрачен. Если она не дочь кого-то из сотрудников, то может быть лишь подопытной особью… либо, одернул я себя, лишь прикидывается таковой.

— Их рабочим местом был свинарник, — ответила она, небрежно подтвердив догадку, к которой, по ее расчетам, я обязательно должен был прийти. — А зарплату сыпали в кормушку.

Раз так, то она и воистину происходит из Страны Чудес… если не врет. Куда как вероятнее, что все это ложь, тщательно спланированная мистификация. Может быть, меня для того и приволокли из коридора сюда, в полутемный подвал, чтобы я услышал эту фразу? Может быть, хозяева поместья используют меня как пешку в своей игре. В таком случае, какого курса мне следует придерживаться? Сделать вид, будто я поддался на обман — пусть блефует дальше? Или сразу изобличить ее, заявить, что ни за что не поверю, будто под внешностью самой обычной девчушки скрывается нечто немыслимое?

— Вы хотите сказать, что вы не человек? — спросил я, уточняя, не шутит ли она часом. И тут же осознал, что неправильно сформулировал свой риторический вопрос. Ведь на самом деле она сказала, что ее родители не люди.

— Это я-то не человек? — возмутилась она.

«Подыграй ей, — сказал я себе. — Послушаем, чего еще она наговорит».

— Значит, вы себя считаете человеком, — пошел я на попятный. — Безусловно, вы можете сойти за человека, вероятно, даже при гораздо более ярком освещении. Но если ваши родители действительно были свиньями, вам следует учесть, что другие люди могут не признать вас человеком, — сказав это, я тут же сообразил, что ее создатели наверняка втолковывали ей ту же самую мысль в куда более сильных выражениях. Вот почему Эд и Кэт безумно боялись попасть под пули… впрочем, гэвээровцы действительно открыли огонь…

— Я знаю, что вижу, когда гляжу в зеркало, — заявила Алиса, явно стараясь пустить мне пыль в глаза своей ловкой отсылкой к тексту «Алисы в Зазеркалье». — Разумеется, важно не само изображение — важен тот факт, что его видит некое «я». Человеческое «я» — и учтите, «видит» оно не просто «глазами».

«Cogito, ergo sum», — могла бы выразиться Алиса, если бы она — либо автор сценария — поменьше заботились о доступности текста широкому зрителю. Запасы злости во мне истощились, и я не мог не призадуматься над гипотезой, что Спецслужба с самого начала знала о необыкновенном внешнем сходстве подопытных существ «Скотного двора» с людьми — но ее высшее начальство, должно быть, самовластно решило не делиться этой подробностью с Министерством до того момента, когда стрельба прекратится.

— А Эд и Кэт? — спросил я. — Они такие же, как вы?

— Они люди, — уверенно ответила Алиса с интонацией, не оставлявшей никаких сомнений в том, какой породы эти люди. По своему обыкновению, Алиса обиняками дала понять, что люди эти не только рождены, но и сделаны: начав жизнь в качестве оплодотворенной яйцеклетки в лоне свиньи, они подверглись специальной генноинженерной обработке.

Чтобы перекроить животных по своему образу и подобию, доктор Моро пользовался хирургическими методами; у современных ученых методики гораздо изощреннее, а масштаб потенциальных достижений намного крупнее. Мне вновь пришлось напомнить себе, что все это может оказаться лишь спектаклем, который разыгрывает обыкновенное человеческое дитя, а я лишь подыгрываю девчонке из любопытства.

Интересно, насколько далеко она зайдет со своей комедией!

Разговорившись, Алиса слегка оттаяла, но гордая посадка ее головы (лицо оставалось в тени) и пальцы, вцепившиеся в топор, которым ей было приказано меня ударить, если я вздумаю бунтовать, свидетельствовали: бдительности она не утратит. Она самоутвердилась передо мной, а теперь, видимо, настойчиво напоминала себе, что застряла в подвале горящего здания в компании незнакомого дядьки, который, возможно, опасен. В любом случае философский диспут казался самым надежным способом хоть чуть-чуть завоевать ее доверие.

— Вы считаете себя человеком, поскольку сознание у вас человеческое? Поскольку вы наделены самосознанием? — произнес я серьезным голосом, изо всех сил изображая из себя безобидного ученого-зануду (кстати, я, и вправду, таков).