Снежок в аду - Брайан Стэблфорд

— Без журналов, — произнес я вполголоса, — никак нельзя удостовериться, что даже новые законы, и вправду, были нарушены. Таким образом, тайна становится еще более интригующей.

— Хитченс, она же просто свинья, — заявил полицейский, смотревший на вещи просто. — Она свинья, с виду похожая на маленькую девочку. Что это такое, как не преступление в области ГИ?

— Если Хеманс говорит правду, — пояснил я, — прикладная гомеотика с юридической точки зрения не имеет ничего общего с генной инженерией. Конечно, недостающие гены — один и четыре десятых процента от общего их числа — он по большей части должен был ввести искусственно. Но даже если бы он попытался просто пересадить их или импортировать, у него ничего бы не вышло по тем же самым причинам, по каким обычно проваливаются попытки трансплантировать гены целыми блоками. При условии, что он мне не солгал, — а я склонен ему верить, — его способ гораздо лучше и к тому же не противоречит закону. Если дойдет до суда, нам останется лишь надеяться, что резервные копии журналов тоже уничтожены… поскольку если они существуют, то Хеманс, Ролингфорд и Брэдби построят на их основе удачную линию защиты, и мы будем выглядеть законченными идиотами.

— Этого не случится, — провозгласил непременный вице-секретарь. — Если после помилования они не хотят валяться под забором, они пойдут на сделку. И секреты свои выдадут, и подписку о неразглашении дадут. Вопрос в другом — смогут ли другие повторить их исследования, вдохновленные знанием — или просто слухом, — что такое возможно.

— А кому такая идея в голову придет, кроме полных психов? — вопросил главный инспектор. — Неужели вы думаете, что на свете полно субъектов, которые мечтают штамповать подложных людей? Упертые борцы за свободу животных — и те не осмелятся бороться за право каждой хрюшки ходить в платье и на двух ногах. Мы живем в реальном мире. Некоторые животные более равны, чем другие — и это мы. Так было и так будет.

Пришла пора брать быка за рога.

— Вы не принимаете Алису всерьез, а зря, — объявил я. — Вы плохо расслышали то, что сказали она и Хеманс. Вообразите, что она права. Вообразите, что она — не свинья, которая прикидывается человеком. Вообразите, что она действительно человек.

— Это не так, — отрезал полицейский. — С генетической точки зрения она свинья. И точка.

— Судя по ее словам, — продолжал я, — генетика тут совершенно ни при чем. Человек — это тот, кто ведет себя по-человечески; а ее братья и сестры были расстреляны, так как не верили, что их собратья по человеческому роду откроют огонь по кучке безоружных детей. Без сведений об ее успеваемости в школе, и пока она не согласится на новое тестирование, точный интеллектуальный коэффициент Алисы останется для нас тайной, но, судя по нашему с ней разговору и уверениям Хеманса, я готов побиться об заклад, что он даже выше, чем у среднестатистической девочки-подростка. А вы не желаете сделать вывод из этого факта.

— Раз свиньи в людском обличье умнее настоящих людей, это еще один резон постараться, чтобы все свиньи на свете так и остались в своих свинарниках, — настаивал представитель Спецслужбы. Министр пока довольствовался ролью слушателя.

— Если Хеманс говорит правду, — продолжал я, игнорируя реплику полицейского, — он и его коллеги сделали ее человеком безо всякой пересадки генов. Это подтверждают и анализы ДНК убитых. Как подчеркнула сама Алиса, разница между шимпанзе и человеком очень мала. Важнейшие отличия — в гомеотических генах: генах, управляющих реализацией других генов. Эти гены решают, какие клетки развивающегося эмбриона на стадии специализации станут тканью печени или нейронами, а также диктуют расположение структур, образуемых этими специализированными клетками внутри обрамляющей, так сказать, анатомической формы. Если у вас есть альтернативный механизм управления, который возьмет на себя труд этих руководящих генов, надобность в них отпадает… Пока у эмбриона, с которым вы работаете, не исчерпаны запасы генов, изготавливающих все нужные вам виды специализированных клеток, вы можете придать растущему эмбриону сходство с кем угодно. Вы сможете делать людей из свиней и коров, из тигров и слонов и наоборот.

— Чушь, — отрезал полицейский. — Вы сами все время толкуете, что им пришлось восполнять недостающие гены. Те, которые и делают нас людьми.

— Верно, — согласился я, гадая, как объяснить проблему совсем уже на пальцах и сколько мне еще придется потеть, пока до него дойдет. — Вплоть до сегодняшнего дня я полагал, совсем как вы, что недостающие гены нужно пересаживать, либо синтезировать из библиотечных ДНК и импортировать в клетки; но с целыми блоками генов это обычно не удается, поскольку иметь ген — это еще не все. Нужно управлять его реализацией — этим-то и занимается прикладная гомеотика. Мы настолько привыкли к трансплантационным методикам генной инженерии, что утеряли из виду другие подходы, но Хеманс и его друзья мыслят нестандартно. Людьми мы становимся не в результате пересадки генов. Новые гены наш организм выращивает на месте. В человеческом геноме три биллиона пар нуклеидов, и лишь считанные миллионы из них реализуются на практике. Остальные мы обычно именовали «пустопорожней ДНК» — но это ужасная клевета. По большей части они представляют собой сателлитные дублирующие структуры, но среди сателлитов затерялись сотни тысяч увечных генов и псевдогенов, и все они посредством активных «прыгающих генов» постоянно передаются новым поколениям клеток.

Да, у свиней есть гомологические гены всего для девяносто восьми и шести десятых процента наших генов, но также у них есть гомологи почти для всех протогенов, ответственных за наши отличия от свиней. И эти протогены не просто присутствуют в геноме свиньи — большая их часть даже расположена в надлежащих локусах. Хеманс, Ролингфорд и Брэдби могли обойтись без пересадки человеческой ДНК — им достаточно было повозиться со свиной ДНК, которой они уже располагали. Вспомним, что сказала Алиса, когда я был у нее в плену в Стране Чудес: это можно проделать и со свиньей, и с коровой — а поскольку общий предок, через которого мы в родстве с крысами и летучими мышами, помоложе того, который объединяет нас со свиньями, это можно, по-видимому, проделать еще с сотней или тысячей других видов.

— И все равно — чушь, — повторил полицейский, точно какой-нибудь упрямый ген-сателлит, помешанный на безнадежной идее возобладать над всем геномом.

— Допустим, вам не по душе логические следствия, вытекающие из этого факта, — устало проговорил я, — но это еще не повод считать его чушью. Мне точно неизвестно, каким образом делал это Хеманс, поскольку он будет молчать, пока не получит от нас каких-либо гарантий, но я уже знаю, где искать секрет фокуса — потому что мне заведомо известно, что он осуществим. Вероятно, самое легкое тут — трансформировать и включить протогены, поскольку сейчас все генетики мира увлеченно пытаются освоить не только чтение, но и письмо на языке нуклеидов. Я почти уверен, что смогу этому научиться. Если бы еще придумать, как оттянуть филотипическую стадию эмбриона — то есть момент, когда контроль над развитием эмбриона переходит от материнской яйцеклетки к его собственным генам, — тогда я, возможно, сумею отключить гомеотические гены вообще. Поскольку у некоторых видов филотипическая стадия наступает гораздо позже, чем у других, загвоздка не так уж велика. Из научных статей, опубликованных Хемансом, Ролингфордом и Брэдби до того, как они обосновались в поместье Холлингхерст, следует: по-видимому, они использовали материнские ткани человека в качестве медиатора процесса эмбриональной индукции. Разумеется, это не генная инженерия — закон не запрещает межвидовую пересадку зрелых тканей или выращивание тканевых культур с использованием соматических клеток человека. Поверьте мне, сэр: прикладная гомеотика — новая самостоятельная отрасль биотехнологии. Все существующие законы к ней неприменимы.

— Значит, вы утверждаете, что вся домашняя скотина в стране, а кошки-собачки тем более — это потенциальные люди? — шеф Спецслужбы уставился на меня с такой же смесью презрения и отвращения, как прежде Хеманс.

— Нет, — терпеливо повторил я. — Я утверждаю другое: эмбрионы, которым они дают жизнь как родители, теперь потенциально являются людьми. Это совершенно новая грань вопроса об этичности использования животных, но мы еще не знаем, насколько далеко эта грань простирается. Мы можем быть почти уверены, что у птиц и рептилий отсутствуют необходимые запасы генов, синтезирующих нужные белки. То же самое, по-видимому, справедливо для мелких млекопитающих. Но вопрос о точных границах потенциальной метаморфозы — дело десятое. А суть вот в чем: если только нас не разыгрывают, совершено крупное научное открытие. Практически единственным фактором, определяющим, вырастет ли из эмбриона человек, становится развитие этого самого эмбриона. В таком случае Хеманс прав: Алиса и все ее собратья — такие же люди, как мы с вами. И тут, естественно, возникает еще более важный вопрос: что мы сделаем из людей, если воспользуемся этой технологией?