Коробка феникса - Тимофей Гаврилов

Я нашел остывшую коробку. Взял я её просто, потому что думал, что там что-то важное. Деньги, документы или что еще. Мало ли это помогло бы Вике.

Даже не думая открывать коробку, я вернулся в дом, поставил её на кухонный стол, рухнул в постель и забылся чугунным сном.

Я проснулся в полдень. Всё тело ломило. Мороз и солнце. День ни хрена не чудесный.

Второй день

Черные развалины. Мой взгляд сам притянулся к этому зрелищу. Огонь стёр с этого дома всю его неприглядность, и сейчас все это было похоже на развалины Мэндерли.1 Я обжог губы чаем и от неожиданности уронил чашку в сугроб. Горячий напиток стал плавить снег изнутри.

Я поставил на пол металлическую коробку и двумя ударами молотка сбил замок. Внутри не оказалось ни денег, ни документов. Там лежала записная книга шоколадно-орехового цвета с бордовыми уголками, с бордовым обрезом в супер-обложке. На ощупь обложка была кожаной. Внутри книги были записи. Все выполненные каллиграфическим почерком. Я присел на стул и стал читать первую запись:

«Однажды, над бескрайним золотым полем, полным спелой ржи, над призрачной березовой рощей, над зеленым зеркалом болота, в темно-синем небе, плакала бледно-голубая посеребрённая Луна. Плакала она горько. В её слезах был непроглядный ужас и страх. Это заметила пролетавшая голубая сойка. Она взмахнула крылом и свет плачущей Луны мигом разукрасил её перья в серебряно-синий. Она подлетела к Луне и спросила:

– Что тебя тревожит, Луна?

Луна всхлипнула и, указав на свой тающий бок, с тихим ужасом прошептала:

– Я убываю. Скоро совсем исчезну!

Птичка удивилась.

– Так разве это беда? – Воскликнула она. – Через несколько дней ты опять вернёшься на небосвод и будешь освещать болото, поле, березовую рощу и всё, что видно, куда ни кинь взор!

Луна перестала плакать и тихо, но не без радости, спросила:

– Точно? Точно вернусь?

Сойка села на лунину макушку.

– Конечно! Ты всегда возвращаешься!

Луна немного покраснела и улыбнулась.

– А я то и не помню. Да уж, память уже не та!

Сойка взлетела, сделала круг и устремилась вниз. Около земли её остановил зов Луны.

– Постой, сойка!

– Да? – Отозвалась сойка.

Луна потупилась.

– А спой мне что-нибудь. Пожалуйста!

– Хорошо!

Сойка села на лунный бочек и весело запела.

Петь сойка закончила только под утро, когда луна стала растворяться в молочной синеве неба.

– До встречи, сойка! Спасибо тебе.

– До встречи, Луна!

Серые лучи рассвета стерли всё волшебство и сойка, разом поменяв окрас на бледно-прозрачно-синий, опустилась вниз на берёзу, что стоит около болота и уснула. Лишь перья трепал теплый ветерок. Все птицы к тому времени уже проснулись и стали заниматься своими делами, не замечая спящую сойку. Она тихо исчезала в ярких лучах солнца, не отбрасывая тень. Как только солнце скрылось за горизонтом сойка проснулась и вспорхнула вверх. Всё спало. Ночью все выглядит красивее и загадочнее. Она взглянула на то место, где еще вчера была Луна и, пронзив голубой молнией облако, вспорхнула к звёздам. Пролетев рядом с склонившимся Овном и помахав крылом Семи сестрам, она опустилась вниз.

Вскоре Луна вернулась и сойка как всегда у них завелось, пела ей неистово. Так было с давних времен. Так будет всегда: бледно-голубая посеребрённая Луна, ночь и призрачно-синяя сойка, что поёт золотые песни великому светилу.»

Я закрыл записную книгу. Похоже это просто сборник викиных этюдов. Хотя странно видеть, что она так красиво пишет. Не так уж она и глупа, как мне казалось.

Краем глаза я заметил какое-то движение в руинах «Мэндерли». «Это вы, вторая миссис де Винтер?» 2– пронеслось у меня в голове. Я положил записную книгу в коробку и быстро вышел из дома, на ходу слабо улыбаясь своей нисколечко не смешной шутке. «Вторая миссис де Винтер» заметила меня и бросилась наутёк. Узнав в этом книжном персонаже Вику, я бросился за ней вдогонку. Добежав до конца улицы она резко повернула влево и побежала по направлению к полю. На повороте я поскользнулся и, упал прямо на спину.

– Черт!

Я вскочил и, задыхаясь кинулся за ней. Девушка ускорилась (хотя куда еще быстрее) и скрылась из вида, повернув на право. Когда я добежал до поворота, то я увидел развилку.

– Серьёзно?!

Я вернулся домой, температура подскочила до 38,5. Я выпил антибиотики и лег спать. Мне снился пожар.

Проснулся я через пару часов в жутко напряженном состоянии. Прошедшее за сутки сильно смутило и встревожило меня. Открыв глаза, я понял, что испытываю жгучее желание излить скопившиеся во мне чувства.

Ещё с юношества я приобрёл привычку вести дневники. Так приятно бывает взять карандаш и строчку за строчкой писать и писать. После этого испытываешь какое-то приятное ощущение, как будто бы поговорил с очень близким другом.

Перечитывая свои записи через месяца два три в моей голове всё вставало на место. Все чувства прояснялись – я начинал понимать самого себя и то, кем я являюсь. Не просто так говорил Есенин, что «большое видится на расстоянье».3

Но, к моему теперешнему огромному сожалению, я оставил записную книгу и пишущие принадлежности дома. Я поискал все необходимое в ящике письменного стола, на втором этаже, но нашёл там только стопку белоснежной бумаги. Ни карандаша. Ни ручки. Выглядит как издевка, что-то из разряда: «смотри – но не смей трогать, трогай – но не пробуй на вкус, пробуй – но не смей глотать4». Вот так же и у меня сейчас: переживай – но не смей облекать эти переживания в слова. В попытке немного успокоиться я вышел прогуляться.

Свет солнца проходит через ледяные бледно-серые молочные облака и, отражаясь от толстой снежной перины, наполняет воздух чем-то прекрасно-удивительным. И это волшебство легкой, призрачной рукой успокаивает разбушевавшееся во мне море. И мне хочется, чтобы это продолжалось вечно, но, увы, фонари на нашей улице зажжены и в мою комнату слой за слоем ложатся зимние сумерки, до тех пор, пока в моей комнате не оказывается густой, как будто вязкий мрак, слегка прорезаемый бледным лучом, проходящем через грязные стекла. От туда же на меня смотрят сожженные руины, последние пристанище и временная могила. Я отвернулся от окна. «Надо – подумал я – съездить завтра в город и сообщить полиции и пожарным, что тут произошло, а на сегодня всё, баста! Надо себя чем-нибудь занять.»

Я включил свет, взял сборник этюдов из сгоревшего дома и уселся читать следующую запись:

«Каждый день, страдая от холода и тоски, он проклинал Небо, за то, что вместо него умерли они. За то, что бог посмел отнять у него самое дорогое, то, что дороже ему собственной жизни. Каждый день он, засыпая, надеялся, что больше не проснётся, что эта пытка кончится, но каждое утро он открывал глаза и понимал, что обречен на еще один день.

Температура на улице упала до минус пятнадцати, завтра начинается зима.

– Парень, есть мелочь? – Он вздрогнул от своего голоса, такой он был осипший.

– Нет! Найди работу! – Осудительно гаркнула ворона.

Он вздохнул:

Во рту стоял сильный тошнотворный вкус голода, больше похожий на болезнь. Он засунул руку в карман и, на ощупь, посчитал монеты. Вышло около сорока рублей мелочью, затем печально вздохнул и пошёл в магазин.

– Подождите! Постойте же!

Он почувствовал тяжёлую руку на своём плече.

– Чего же вы? – удивился бархатный голос.

Он обернулся и удивился. Ему показалось, что это ангел сошёл с небес: белоснежная, светящаяся в свете уличных фонарей, кожа, волосы из снега и бездонные голубые глаза. Он не знал, что ответить. Незнакомец продолжал:

– Я вижу, что жизнь вас помотала. Я проходил мимо и мне стало очень вас жаль. Я прошу вас, примите это – Незнакомец достал купюру в тысячу рублей. – Прошу вас, вам это точно нужно больше, чем мне. Не смогу себя сегодня порадовать сладким, зная, что кто-то столь несчастен. Возьмите, купите себе еды!

В смущении он отстранился от незнакомца, но тот сам положил ему деньги в карман грязной куртки.

– Не знаю, как вас отблагодарить… – Начал он, но незнакомец прервал его.

– Единственное чем вы можете отблагодарить меня – это побыть счастливым. Хотя бы один день… Ну ладно я очень спешу! До скорого свидания!

Незнакомец быстрым шагом направился дальше, а наш герой остался стоять с деньгами в кармане и с тихой радостью от того, что ему повстречался такой добрый и бескорыстный человек.

Но вскоре его радость исчезла. Через пару шагов, к нему на встречу вышли два таких же бездомных как он. Хотя сравнивать их и говорить, что они похожи – бред. У них в глазах горел огонь зависимости, желания наживы, нетерпения и раздражения, а у него тускло, голубым огоньком горела тоска, боль и сожаление.