Корабль отстоя (сборник) - Александр Покровский

И я вставал у него на пути, и вот он несется на меня – у кого первого не выдержат нервы – и я смотрю ему в глаза и понимаю, что у него – он тормозит за десять сантиметров до моего бушлата, и толпа врывается, хочет его бить, но я вошел и сказал: «Не надо!» – а Рафик Фарзалиев стоял тогда и бубнил: «Саня, перестань! Саня, перестань!» – а Генка: «Ты – чокнутый! Точно! Ты – чокнутый!» – а я смеялся, потому что это мои друзья и это я для них так по-дурацки останавливал автобус. «А если б у него тормоза отказали?!» – ну, если б да кабы…

А потом на севере, когда я оставался ночевать на снегу, Генка находил меня и вел к себе домой – он служил на берегу, а я на лодке, но ему дали квартиру – маленькую – и у него не было жены, и потом, когда уже была жена, а квартира была двухкомнатная, он опять находил меня где-то в подворотне и вел к себе, а я играл с его сыном и ночевал, и его Надя кормила меня макаронами, которые я терпеть не могу.

Это Генка перетянул меня на берег. Это он звонил, хлопотал, а они говорят, что он такой и сякой. Это он однажды отбил Эдика Агамерзаева у каких-то бандитов на вокзале, которые подумали, что если Эдик на лицо черен, то это конкурент по спекуляции билетами, а Эдик – мастер всяких восточных единоборств – растерялся, а может на него подействовали бесчисленные проверки у него документов – Эдика все время куда-то волокут и там он доказывает, что он – офицер и за Россию.

Генка налетел и раскидал всех, а потом, когда все уже лежали, сказал: «Пойдем отсюда Эдуард!» – а он же худой и тощий.

Так что они не правы, когда говорят про его диссертацию и все прочее. Но я киваю: «Да, да, конечно», – потому, когда думаю про Генку, у меня невольно на лице улыбка, и это им не объяснить.

– Товарищ курсант! Почему вы в таком виде?

А в каком я виде? Меня только что остановил патруль. Вроде нормальный был у меня вид.

И начал я себя оглядывать. Господи, да я же весь растерзан, рубаха порвана, какие-то красные тряпки из меня торчат.

Я поднимаю глаза на начальника патруля и застываю от ужаса: у него рога растут. Прямо из головы. Огромные, как у быка.

Нет! Уже как у оленя.

И изо рта у него торчит алый, жадный язык.

Я весь пошел в пупырышку. И каждая моя пупырышка была размером с око вепря. А он говорит, губы шевелятся, но я его не слышу и двинуться не могу.

В эту минуту я и проснулся.

В училище я все время сплю: на занятиях, дневальным, завернувшись в бушлаты, что на вешалку повешены, в аквариуме на КПП, стоя у батареи в сушилке – там спи – не тепло. Даже на физзарядке сплю. Бежим в строю, а у меня сознание пропадает.

А после физзарядки я уснул в умывальнике с зубной щеткой во рту.

Ну, а в метро сам Бог велел. Я однажды стоял и все время вырубался стоя.

И в очередной раз заснул покрепче и равновесие, естественно, потерял. Стал падать. Но «асфальт» до конца не поднялся, я выставил ногу. А народ – ну хоть кто бы схватил или поддержал бы как. На худой конец разбудили бы. Так ведь нет, все просто бросились врассыпную. И потом как не в чем ни бывало: стоят смотрят дальше.

А однажды захожу в вагон, как обычно берусь за поручень, стою и всматриваюсь в свое отражение в окне и хаотично вспоминаю какие-то свои диаграммы. Мой взгляд сползает постепенно на поручень и у меня…

Короче, удивлению моему просто нет предела. Поручень ДЕРЕВЯННЫЙ!!! Я уже хотел возмутиться: ну, думаю – вообще!!!!!!

Что они, с ума в метрополитене все посходили, что ли!!! Потом поднимаю взгляд повыше, а это грабли дачник везет. Встретились мы с ним – глаза в глаза. Я как ошпаренный руку отдернул. Очень они у него грустные были. Глаза эти.

Вот.

Это опять я – полный мичман с «Разумного». Сейчас я вам про учение расскажу.

Авачинский залив. Апрель. Вдали – гряда гор и вулканов. Величественная панорама боевого бытия. С трех сторон – ледяная вода Тихого океана. Почти штиль. На «Разумном» учение: «человек за бортом». Участники: ящик из-под тушенки и шлюпочная команда. Все как обычно: полетел ящик, сыграли тревогу. Шлюпочная команда построилась – «шкафут, правый борт!». Замерли, проверили жилеты, снаряжение, посадили команду в шлюпку, предварительно сбавив ход корабля. Включили лебедку и шлюпку с командой начали опускать.

А тут волна одиночная, сволочь, ударила в нос шлюпке, – полное гадство. Отцепился носовой гак, и… – из шлюпки все, как бутылки с сиропом, высыпались в ледяную воду.

И ход корабля вроде самый малый, но люди мигом уже в смутном далеке пенистого кильватерного следа…

Мама моя, маленькие-то какие, оранжевые человечки в черных шапках (у кого они все еще есть).

Жуткое, незабываемое зрелище. На секунду все оторопели, если не сказать больше, а как тут не сказать – конечно, все сказали, а потом стали кидать что попало, например, спасательные круги.

Первым круг бросил Саня Мордюков. За его круг потом все и держались.

Надо что-то делать – катер не работает. Подняли шлюпку за кормовой гак – а весел, естественно, на ней давно уже нет.

Приняли решение: дать задний ход тихонечко и поднять крышку ПОУКБ – нашего гидроакустического чуда, а там палуба почти вровень с водой.

Время идет. Командир БЧ-3 от нетерпения сходит с ума, топчет палубу и орет на командира не словами, а чем-то другим – в шлюпке были его люди. Командир командует и седеет быстрее обычного. Подработали, наконец, кормой к ребятам, а они уже никакие – глаза слюдяные, лица сосредоточенные.

Их цепляют баграми и вытаскивают на палубу – мокрые кули. Запомнилось: матросу Подпрыгину подали конец, чтоб он за него схватился (наивный народ), а он гладит его скрюченными пальцами и орет стоящим у кромки борта командиру, старшему на борту и прочей шушере: «Пидарасы! Пидарасы!» – и те не против, со всем согласны, им лишь бы морячки сначала спаслись, а потом бы, конечно, лучше б выжили. Ибо купаемся уже пятнадцать минут.

В общем, Царица Небесная, и в хвост, и в мочало, и в рот, и наоборот, всех спасли.

Через неделю в прибрежной газетке написали о героическом поступке старшины второй статьи Касьянова, который после падения всех сплотил. Может, так и было. Парень-то хороший. Он мне потом про один и тот же сон сто раз рассказывал: по гланды в воде и перед носом удаляющаяся корма корабля…

Исследуя картины мира, испытываю оргазм. При этом закатываются глаза.

Они закатываются сами, никаких особенных приспособлений для этого не требуется, потому что внутри тебя происходит как бы саморастворение.

Ты словно паук, выпустивший желудочный сок в жертву, но только эта жертва ты сам.

И ты, по всей видимости, действительно растворяешься или что-то около того, оргазмируя в недалеком последствии, поскольку при этом внутри тебя все пространство чуть ли не вакуумируется в силу различных осмотических глупостей – а чего же еще – и глаза с неодолимым стремлением втягиваются вовнутрь, то есть туда, то есть сюда, то есть туда-сюда, а потом закатываются, после чего и следует то самое само – семяизвержение – вот такие коврижки – так как давление глазных яблок поэтапно с печени на печень передается нашим яйцам, ядрам, жадрам или кочанам, если угодно.

И все это после того, как я прочитал в одном полунаучном издании следующее: «Семантика тотемов… коррелирует онейроид батального…» – и это все равно, как если б я положил твой сосок себе в рот, а потом уже со мной приключилась вся та ерунда, о которой я только что написал.

Целую тебя всю, так как совершенно нет времени разбираться, где там у тебя губы.

Как-то позвонили ко мне компьютерные игры – в смысле, люди, которые их делают, и попросили они оживить им текст. То есть пишут они рыбу, а я в нее жизнь вдыхаю. Причем на каждый случай два текста: первый всегда на удачу, то бишь на удачное завершение игры, а второй – на поражение. Действие происходит в 25 веке на чужой планете, где наши воюют с уродами с гордым именем «велерианцы».

Я эти тексты потом для себя оставил. Так, читаю иногда. Они как телеграммы в одну сторону. Вот они:

«Захватили и раздолбали! То есть! Захватили Базу Танго, а раздолбали ударную танковую группу противника в секторе 14.10.3.

А кто сомневался? Мои ребята! С меня ванильные коврижки! Всем участникам на два часа под ионный душ.

Тыл? Кстати, когда можно будет пользоваться душем без риска досрочно облысеть? Я что ли по этому поводу злобно переживать должен? Начальник тыла! Ко мне с тремя объяснительными. Если мне в них что-то не понравится, напишите десять».

«Все сгинуло. Танго стоит и здравствует под вражьим началом, ПВО противника тучно жиреет на позициях. Интересно, кто вам подписывал зачетные листы? Я б его, осклабясь, скормил крокодилам. Кто допустил вас до полетов? Сопли натужные лучше перебрасываются из тарелки в тарелку! Куры варенные легче летают по воздуху, чем пилоты Федерации! Еще парочка таких вылетов – и я уйду в женский монастырь. На тренеровках вы у меня теперь совершите групповое самоизнасилование. Причем завтра».