Драгоценности Жозефины - Алина Егорова

Свеча мерцала, играя бликами, ложащимися на загорелые лица подростков. Шесть пар глаз с любопытством уставились в центр круга, где начинало зарождаться волшебство.

– Дух Владимира… Эээ… как его там? Владимира Ивановича Маяковского приди!

– Сам ты Иванович, балда! Он Николаевич.

– Вы че, сбрендили? Маяковский Владимирович, – просветил товарищей Маркиз.

– Да ну, гонишь! – не поверил Колян.

– Леха прав, Маяковский Владимирович. Мы его по литературе проходили, меня тогда еще из класса выставили, – поддержала Маркиза Таня.

– Дух Владимира Владимировича Маяковского, приди. Дух Владимира Владимировича Маяковского, приди… – хором повторили подростки.

Уже не дети, но еще далеко не взрослые, эти маленькие люди втайне продолжали верить в чудо. Они подшучивали друг над другом, подчеркивая, что все это ерунда, которой они занимаются исключительно ради забавы, но тем не менее каждый из них ждал явления духа, чтобы задать ему свой заветный вопрос.

Произнеся мантру, ребята притихли, застыв над блюдцем. Пальцы начинали неметь, хотелось ими пошевелить, но нельзя – все усилия пойдут насмарку и придется всё начинать сначала. В звенящей тишине, когда напряжение дошло до предела, наметились первые колебания блюдца.

– Здравствуй, дух, ты пришел? – чуть слышно произнесла Таня. – Надо с ним поздороваться, – подсказала она.

– Здравствуй, дух. Здравствуй. Здравствуй… – послышался разнобой голосов.

– Ты будешь отвечать на наши вопросы?

– Вон, смотрите, стрелка на «Да» указывает, – шепотом сказал Чапа. – Давайте спросим, поменяется ли у нас классная в следующем году?

– Да погоди ты! Сначала надо задать проверочный вопрос, – перебил его Виконт. – Дух, скажи, сколько у Коляна в кармане сигарет?

– У меня их вообще нет! – ответил за духа Колян.

– А это мы сейчас узнаем. Гляньте, дух на четверку показывает!

– Не-а, стрелка к пятерке поворачивается. Целых пять штук, а говорил, что нет! Зажал, куркуль!

– Нет у меня сигарет. Обыщите! – Колян обиженно вывернул карманы брюк.

– А в куртке что? Вон куртка Коляна лежит. Надо посмотреть.

Не вставая с места, Серый протянул свою длинную руку назад, где среди хлама валялась оставленная Коляном синяя в подпалинах куртка. Ловко, со сноровкой таможенника, он обшарил ее карманы и из одного достал смятую пачку.

– Раз, два, три… – начал считать он вслух. – Пять штук, как в аптеке! – торжественно произнес Серый.

– А я что говорила, Маяковский не врет!

– Только теперь все равно ничего не выйдет – круг разомкнулся, – деловито заметил Виконт.

– Не беда, иногда можно руки с блюдца убирать, главное, чтобы хоть чьи-нибудь оставались. Давайте соединим пальцы, – предложила Таня.

Подростки снова посерьезнели и прикоснулись друг к другу мизинцами. На этот раз духа долго уговаривать не пришлось – блюдце ходило ходуном, с нетерпением ожидая вопросов.

– Теперь можно спрашивать. Давай, Маркиз, ты.

– Да легко! – шмыгнул носом, собираясь с мыслями, Маркиз. – Скажи, дух, как мне назвать хомячка?

– Ты че, дебил?! Нашел о чем спросить! Не отвлекай духа всякой пургой! Кликуху мы твоему хомяку и сами придумаем.

– Может, я хочу, чтобы его Маяковский назвал. Как-нибудь кошерно, типа: «Флейта-позвоночник». Вон, блюдце едет – он уже говорит! Не мешайте нам с поэтом общаться.

– Бо-ба, – прочитал вслух Колян. – Слышь, Маркиз, называй хомяка Бобой!

– Аче, прикольная кликуха. Молоток, Тайна! Правильного духа выбрала, – похвалил Виконт.

– А ты сомневался? – самодовольно ответила девочка. – Кто следующий? Серый, теперь твоя очередь.

Серый посмотрел на сидящую напротив Таню. В ее глазах цвета бирюзы плескалось пламя свечи, теплый свет преображал юное лицо и делал его еще более красивым. Тени от длинных ресниц падали на ее высокие скулы, приоткрытые влажные от блеска губы сердечком завораживали и притягивали словно магнит. Серому очень хотелось спросить у духа, полюбит ли его когда-нибудь Таня, но он не осмелился озвучить свой вопрос. Это был его секрет, о котором все догадывались, в том числе и Таня. Но одно дело догадываться и совсем другое – знать наверняка.

– Ну же. Чего тормозишь? – поторопили его.

– Скажи, дух, стану ли я летчиком? – брякнул Серый первое, что пришло на ум. Ошивающееся около «Да» блюдце сдвинулось с места и уверенно направилось к «Нет».

– Налетчиком ты станешь, а не летчиком! – засмеялась компания.

– Не больно-то и надо, – пробурчал Серый.

– А теперь спросим про нашу классную, – отозвался Чапа.

– Успеешь ты со своей классной! Дай даме спросить, – перебил его Серый. – Тайна, чего бы ты хотела узнать?

– О! – мечтательно закатила глаза девочка. – Мне интересно, случится ли со мной что-нибудь необычное, что перевернет мою жизнь и сделает ее не такой, как у всех? Дух, скажи, случится?

– Ура! Я всегда знала, что так и будет! – воскликнула Таня, наблюдая, как стрелка указала на «Да».

– Моя бабушка говорит, что это плохо, когда жизнь идет не как у всех, – прошептал Чапа. – Может, лучше не надо?

– Да что понимает твоя бабушка?! Что она видела, кроме телевизора и магазина? Какой прок от жизни как у всех, когда дни проходят до тошноты спокойно и одинаково? Семья, дети, потом внуки, пенсия и сериалы – чтобы я так жила?! Никогда! Я хочу, чтобы у меня все было необычно и красиво, как в кино.

Каждый про себя с ней согласился: да, обычная жизнь – это скучно и она не для Тайны. Ведь Тайна не такая, как все, она особенная. Мальчишкам трудно было представить свою подругу в качестве навьюченной сумками домохозяйки или среднестатистической служащей, они ее видели в будущем кинозвездой: веселой красавицей, окруженной толпой поклонников и непременно счастливой.

На морском берегу стоит девушка и смотрит вдаль, за ее спиной башенки старого города, а впереди по волнам на всех парусах бежит корабль. На борту корабля моряк, он тоже смотрит вдаль в надежде увидеть милый сердцу силуэт. Скоро влюбленные встретятся и будут вместе, пока моряк опять не уйдет в плавание.

Таня провела рукой по латунной чеканке, украшающей крышку шкатулки: по гладким волнам, стройным мачтам и изгибам корабля. Ее рука спустилась ниже, подцепила замочки и открыла шкатулку.

Блеск драгоценных камней и благородного металла, ослепительной белизны жемчуг, кольца с бриллиантами, сапфирами, александритами, брошь в виде платиновой птицы с лазуритом, ветви винограда, сплетенные в изящное ожерелье, гребень – изумрудная ящерица, кулон – сердце из белого золота с рубинами и гранатами, серьги в виде веера и кленовых листьев… Это они, драгоценности Жозефины, фаворитки великого князя.

Вдруг в шкатулке началось движение. Платиновая птица отчаянно замахала крыльями, освободила свои лапки из жемчужных силков и вырвалась из шкатулки. Птица полетела к окну и, наткнувшись на стекло, погибла. Гранатовое с рубинами сердце забилось, словно его только что вырвали из груди. Затем рубины превратились в кровь и растеклись пурпурными струйками. Ящерица ожила, изогнулась своим пластичным изумрудным телом, ее большие золотые с агатами глаза стали вращаться, высматривая жертву. Пресмыкающееся заметило Таню и направилось к ней, чтобы нанести ядовитый укус. Тане захотелось бежать, но она не смогла и пошевелиться – парализованная страхом, девушка осталась на месте, с ужасом наблюдая за приближающейся ящерицей. И вот молниеносный прыжок, – ящерица вонзила в ее запястье свои золотые зубы. Резкая боль, сдавленный крик, вспышка света.

Таня открыла глаза. На больших электронных часах две ярко-зеленые, как свернувшиеся ящерицы, цифры. Половина пятого – еще слишком рано, чтобы вставать. Под впечатлением от сна девушка посмотрела на окно, но никаких следов разбившейся платиновой птицы не увидела. Все-таки приснилось, отлегло у нее от сердца. Сон про драгоценности снился ей не однажды, но раньше в нем не было кошмаров, и поэтому он ей нравился. Она открывала шкатулку и перебирала руками жемчужные бусы, играла с перстнями и браслетами, примеряла сережки и ожерелья. После такого сна Таня обычно просыпалась в хорошем настроении, а теперь на душе у нее стало очень тревожно. Она чувствовала, что случится что-то дурное. Быть беде, не сомневалась она, ибо после такого сна и особенно после произошедшего накануне ничего хорошего ждать не следует.

Из-за высокого дома, что стоял напротив, показалось солнце, оно озаряло мягким светом небо белой ночи. Таня знала, что уснуть теперь удастся едва ли. Хорошо, что воскресенье, хоть на работу не надо идти, порадовалась девушка. Вот бы взять отпуск и уехать куда-нибудь, обо всем забыть и начать жизнь с чистого листа. А еще нужно сменить работу, чтобы ничто не напоминало о прошлом, решила она.

Таня села на край кровати, нащупала ногой упругий шелк тапок, обулась и пошлепала на кухню. По дороге взглянула на себя в зеркало, насмешливо отразившее ее серое, с темными кругами под глазами лицо и короткие всклокоченные волосы – вчера вышла из душа и сразу легла спать, поленившись прежде их высушить феном. Хотя какая там сушка! Не до того было. Девушка поежилась, вспомнив, как вернулась домой, словно в бреду; торопливо сбросила с себя одежду, залезла под душ и долго там стояла, то ли мылась, то ли грелась… Скорее, все-таки мылась, стараясь избавиться от несуществующих следов крови, в которой, как ей казалось, было вымазано все тело. Руки она вымыла еще там, в его квартире, но кровь не краска, ее так просто не смоешь, она въедается в кожу и будет мерещиться всюду до тех пор, пока ее не сотрет из памяти время. Но и грелась, разумеется, тоже. Несмотря на плюс двадцать при полном штиле, Таня продрогла, словно оказалась в ноябре на улице в одной лишь тонюсенькой курточке. Тем не менее за окном стоял теплый июль.