Рыбоголовый - Ирвин Кобб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если у него и было другое имя, кроме Рыбоговолого, то никто, включая его самого, не знал об этом. Он был известен как Рыбоголовый, и отзывался на Рыбоголового. Так как он знал воды и леса Рилфута лучше, чем кто бы то ни было, люди, каждый год приезжавшие на охоту или рыбалку, ценили его как проводника. Здесь было не так много профессий, которыми он мог заняться. Большую часть времени он проводил наедине с собой, ухаживая за своей кукурузой, расставляя сети в озере в сезонной погоне за призами городских рынков. Его соседи, лихорадочные покусанные белые и не поддающиеся малярии негры, оставили его одного. На самом деле большинство из них испытывали перед ним суеверный страх. Так он и жил один, ни знакомых, ни родных, ни друзей, избегая других так же, как они избегали его.
Его домик стоял близ границы штата, где Мад-Слау впадала в озеро. Это была лачуга из бревен, единственное человеческое жилище на четыре мили вокруг. Густой лес за ней доходил до самого края маленького участка Рыбоголового, скрывая его в густой тени, за исключением часов, когда солнце поднималось над головой. Он готовил простую еду на открытом воздухе, над ямой в сырой земле или на ржавых развалинах старой печи, пил шафрановую воду, захватывая ее из озера ковшом, сделанным из тыквы, жил и заботился лишь о себе. Мастер по части лодок и сетей, он умел обращаться и с утиным ружьем, и с гарпуном, но все же оставался несчастным и одиноким созданием, полудикарем, почти амфибией, разделенной со своими молчаливыми и недоверчивыми собратьями.
Перед домиком выступал длинный ствол упавшего тополя, лежащий наполовину в воде, верхняя его часть была опалена солнцем и стерта босыми ногами Рыбоголового вплоть до узоров тонких витиеватых линий; а нижнюю часть, черную и прогнившую, беспрерывно покачивали слабые волны, будто полизывая маленькими язычками. Дальний его конец доставал до глубины. И Рыбоголовый независимо от того, как далеко он рыбачил и охотился днем, к закату всегда возвращался, оставлял лодку на берегу и сидел на наружном конце этого бревна. Люди не раз видели его издали, иногда неподвижно сидящим на корточках, подобно большим черепахам, заползавшим на погруженный в воду конец бревна в его отсутствие, иногда выпрямленным и бдительным, как журавль у озера, в то время как его уродливые желтые очертания вырисовывались на фоне желтого солнца, желтой воды и желтых берегов — все было окрашено желтым.
Если жители Рилфута избегали Рыбоголового днем, то ночью они боялись и бежали от него, как от чумы, впадая в ужас даже от возможности случайной встречи. Причиной тому были мерзкие истории о Рыбоголовом — истории, в которые верили все негры и некоторые из белых. В них говорилось о крике, который был слышен перед закатом или сразу после захода солнца, проносящемся в темнеющей воде, это был клич, взывающий к большим зубаткам. По его зову они приплывали целой стаей, и вместе с ними он плавал по озеру в лунном свете, играя и ныряя, и даже питался той отвратительной едой, которую они едят. Крик слышали много раз, многие были в этом уверены, как и в том, что замечали крупную рыбу в устье топи Рыбоголового. Ни один житель Рилфута, белый или черный, не промочил бы там ноги или руки по своей воле.
Здесь Рыбоголовый жил и здесь собирался умереть. Бакстеры собирались его убить, и тот день середины лета должен был стать днем его смерти. Двое Бакстеров — Джейк и Джоэл — приплыли на своем челне, чтобы сделать это. Они долго планировали убийство. Бакстеры варили свою ненависть на медленном огне, прежде чем перешли к действиям. Это были белые бедняки, бедные во всем — в репутации, обеспеченности, положении — пара лихорадочных поселенцев, живших на виски и табаке, когда им удавалось его достать, и на рыбе и кукурузном хлебе, когда не удавалось.
Сама вражда продолжалась уже месяц. Однажды весной, встретив Рыбоголового на веретенообразных подмостях лодки, вытащенной на берег у «Орехового бревна», двое братьев, перебравшие ликера, тщеславные, с поддельной алкогольной заменой храбрости, обвинили его, бесцельно и безосновательно, в том, что он взял их снасть и снял ее с крючкового затвора — непростительный грех среди прибрежных жителей и захудалых лодочников юга. Видя, что он молча терпит обвинения, пристально глядя на них, они расхрабрились настолько, что дали ему пощечину, после чего он изменил поведение и задал им лучшую порку в их жизни — их носы были разбиты в кровь, губы посинели и вздулись у передних зубов — и оставил их, избитых и лежащих в грязи. Более того, для очевидцев чувство извечного соответствия вещей восторжествовало над предрассудками, что позволило им — двум свободным, полноправным белым — быть избитыми негром.
За это они собирались достать негра. Все было спланировано до мелочей. Они собирались убить Рыбоголового на его же бревне на закате. Не будет ни свидетелей, ни последующего наказания. Простота дела даже заставила их забыть о врожденном страхе перед местом обитания Рыбоголового.
Более часа они добирались из своей лачуги на той стороне глубоко врезанного рукава озера. Их челн, сделанный при помощи огня, тесла и струга из эвкалиптового ствола, шел по воде бесшумно, как плывущая дикая утка, оставляя позади длинный волнистый след на спокойной воде. Джейк, лучший гребец из них, ровно сидел на корме круглодонного судна и быстро и без всплесков перебирал весла. Джоэл, лучший стрелок, сидел на корточках впереди. Между колен он держал тяжелое и ржавое утиное ружье.
Несмотря на то, что они, благодаря слежкам за жертвой, убедились, что ее не будет на берегу в течение нескольких часов, удвоенное чувство осторожности заставляло их держаться ближе заросших берегов. Они скользили вдоль побережья, словно тени, двигаясь так быстро и тихо, что бдительные черепахи в иле едва успевали поворачивать к ним свои змеиные головы. Так они прибыли на час раньше, проскользнув в устье трясины и миновав простую ловушку в виде сдвинутого камня хижины, которую оставило там отродье.
В месте, где трясина соединялась с более глубокими водами, тянулось частично выкорчеванное дерево, наклоненное с берега, все еще крепкое и зеленое вверху, с листьями, питавшимися с земли, в которой еще держались полураскрытые корни, обвитые вокруг изобильными лозами лисьего винограда. Все вокруг смешалось в кучу — стебли прошлогодней кукурузы, расползшиеся полосы коры, куски сгнивших сорняков на пороге у тихого водоворота. Прямо в эту зеленую глыбу проскользнул челн и покачнулся, ударившись бортом о заграждающий ствол дерева, скрывающий их от внутренней стороны разросшейся занавесью. Бакстеры так и предполагали скрыться здесь, когда несколько дней назад, разведывая, приметили это место для маскировки и ожидания, и еще тогда включили его в свой план.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});