Рукотворный рай - Дмитрий Николаевич Москалев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не издав ни звука, ни писка, даже не всхлипнув, сирота сжал скулы, со временем, ему стали безразличны удары, унижения и оскорбления, прожив несколько лет на улице, его характер похолодел, любые нападки на него, он воспринимал как обычную агрессию улицы.
Приподнявшись с холодного бетона, мальчик подполз и дотянулся до, слетевшей с головы в сторону, шапки. Схватил её и натянул на замершие уши. Сам того не заметив, он оказался среди ног вырвавшихся из поезда пассажиров. Никто не обращал внимания на ползавшего мальчика, словно он был каким-то невидимым насекомым, лишь одна молоденькая симпатичная девушка, вскрикнула, закрыв рот руками:
–Ай, кто это? – она вмиг исчезла в толпе, растворившись словно тень в полдень, вскоре забыв о случившемся с ней на вокзале, но не раз рассказывая подругам о странном ползающем привокзальном существе.
Мальчик закричал, когда ему на руку наступил тяжелый сапог. Его крик являлся выражением скорее обиды, чем боли, его сердце настиг испуг, его задавят, сомнут! Безжалостная толпа руководствовалась инстинктом, давя все на своем пути, словно поток реки, который невозможно повернуть вспять.
Крик должен был остановить толпу, она бы замерла, дыхание остановилось бы, но он растворился, даже эха не осталось.
Никто не обернулся, не остановился, словно и не было крика, словно и не было мальчика.
Глава 3.
Чувство одиночества схватило мальчика за горло, он всхлипнул, вытирая намокшие от слез глаза.
Толпа стала редеть, и вскоре рассеялась. Сиротка поднялся, отряхнул дырявые колени, приподнял шапку и нащупал небольшую горящую шишку. Напавшей на него женщины и след простыл, её нигде не было видно.
–"Наверное черти унесли"! – подумал сиротка и улыбнулся.
Да и что ей сделает бесправный нищий ребенок? Мальчик решил оставить её в покое, по добру, пока чего более злого не вышло. Она ж могла его и сильно поколотить, в таком то положении, лежа на сыром бетоне под ногами озверевшей бабы было мало шансов от неё слинять куда-нибудь подальше.
–Эй, мачьчуган, – послышалось за спиной, он обернулся и увидел человека в форме, резко поднявшись, и отскочив в сторону, мальчик побежал на дорогу не оборачиваясь.
–Стой! – кричал ему вослед человек. Мальчик знал, что человек в форме – потерять свободу, потерять свои сухари в сумке, его увезут, закроют и будут учить, заставлять работать безвозмездно, за еду. А он этого не хотел, он был этим сыт по горло. Три вынужденных месяца проведенных в колхозе, на свинарнике среди грязных мужиков и баб, ещё более чистых свиней отпугивали его своим зловонием до тошноты, своим извечным сырым дерьмом в закрытом помещении. Отпугивали его бесконечные грядки на полях, тянущиеся до горизонта (для детского ума и правда бесконечные), работа в его возрасте – гибель, ребенку необходимо было бегать, дышать, играть со сверстниками, а не со свиньями.
Успокоившись и посмотревшись, он убедился, что за ним никто не бежит, тогда мальчик спокойным шагом направился к привокзальной булочной. Милиционер прекратил погоню, беспризорников в городе была тьма, их часто отлавливали, часто сажали особо буйных и преступных, которые до ходили до грабежа, воровства. За большинством – за безобидными попрошайками не было смысла бегать, всех не переловишь, да и сбегут они из лагерей и приютов при первом удачном моменте.
Булочная стояла открытая, хотя должна была закрыться, как полчаса назад. У входа её толпился народ, возмущенный тем, что не успевает завершить свой поход, потеряв время в очереди после рабочего дня. Со всех сторон слышались возмущения, ругань, смех, порой даже истерический и странный. Взывания к товарищу Ленину, упреки в адрес булочной и помещикам. Толпа гудела, живая, но все-таки имела пассивный облик, и штурмовать и бунтовать не собиралась. Кто-то махал карточкой над головой, кто-то мял её в руках. Кто-то звенел монетой.
Почувствовав запах божественного хлеба, мальчик неловко повернул шею, почувствовав резкую боль в голове. Чуть пошатываясь, он решил все же завоевать кусок хлеба, и двинулся вперед.
Шум слился в единый поток.
Мальчик медленно процедил череду запахов через нос – запах свежих булочек очаровывал его, калачей отвлекал, а хлеба приходил в уныние. Он решил, во что бы то ни стало, заполучить краюху. Во что бы то ни стало, раздобыть этот чертов черствый сухарик – его спасение, его надежду. Последний раз его челюсть разжевывала что-то съестное прошлым вечером, а есть хотелось сейчас, но он берез припасенные сухари на крайний случай, шурша ими в мешочке.
Всмотревшись в сонные, кислые лица людей, он остановился в поиске слабейшего – и нашел. Грязная шапка мигом слетела с головы и закрутилась в руке, перевернулась дном к верху.
–Дяденька, подайте бедному сиротке на хлебушек, подайте, есть хочу, умираю, три дня не ел, я пухну с голоду, дяденька! – взмолился мальчик.
Рядом зашумела толпа, завидев его, какая-то старуха запричитала, умоляя пропустить её, у кого-то оказались больные ноги, у кого-то дети дома, а мальчик все продолжал смотреть широко открытыми глазами на незнакомого, покрасневшего от стыда дядю, как вдруг за спиной послышался резкий, до глубины знакомый свист.
Сердце мальчика на мгновение остановилось. Голос окликнул свору, люди вокруг не успели ничего понять, как сирота уже бежал со всех ног в самую её гущу.
–Беги, беги, дурень! – кричали ему вослед испуганные бабы, – убьют ведь, изверги!
–Что делаете, управы на вас нет! Помилуйте его, ась за что, да он же маленький какой!
–Пошла старуха к чертям – крикнул ей сорванец.
–А вы не стойте, как оловянные, они ж с колами! Убьют ж бедненького! – обратилась она к толпе.
–А мы то что? Мы то что? Какое мы имеем право? Сами…сами разберутся! Не наше дело! – возразил кто-то.
–Эй, шли отсюда, пшли! – кричал на свору толстенный как бочка мужик, размахивая руками, словно отпугивая мух.
Толпа осталась позади.
–«Бежать, бежать и только вперед, но сил нет! Ещё! Ещё! Дыши ровнее, не теряй шагу!» – мальчик оглянулся.
–Держи его! За ним! Теперь не уйдешь сволочь! Быстрее, с боку заходите! – во все горло орал своре главарь шайки, оголяя дыры вместо зубов. На глаза ему падали густые рыжие волосы, немного потемневшие от грязи, веснушки закрывали щеки и острый нос, которым он любил все обнюхивать. Беспризорники словно выпрыгнули из его кармана, из-за разных углов, дыр повалили, и каждый из них старался поймать первым бедного мальчика. Словно псы они рычали, визжали, отламывали прутья, чтобы ими хорошенько отлупить чужака.
Они вскоре окружили мальчика,
