Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян

«Не часто встречаются на земле люди, которые своим талантом, трудом и духовными качествами служили бы пользе своего общества».

«Но Налбандян не умрет для армян: журнал «Юсисапайл», на страницах которого он часто выступал, обессмертит его, его труды будут помниться и сохранят его имя в истории нашей нации наряду с именами ее светлых деятелей».

А среди широких народных масс родилась и очень быстро распространилась молва о том, что Налбандян не умер, что он еще придет, восстановит армянское царство и, как Великий повелитель, своим указом раздаст крестьянам землю.

Услышав о смерти Налбандяна, его противники наконец-то вздохнули свободно. Они, годами безуспешно воевавшие с ним, сейчас почему-то были уверены, что смерть его — это уже и его поражение. Пытаясь казаться беспристрастными, они теперь вскользь признавали, что да, дескать, он был «талантливым и образованным человеком», но тут же язвительно замечали: «Заблудшего постигло наказание».

Мсер Мсерян, преподаватель Лазаревского института (у нас еще будет повод встретиться с ним), записал в своем дневнике: «В Саратовской губернии, куда он был сослан за преступления против государства, умер Микаэл Налбандян, дерзкий и мятежный юноша».

Газета «Аршалуйс Араратян» — «Заря Араратская» — в те дни писала, что Налбандян «вверг в смуту и раздоры российских армян не только при жизни своей, но и после смерти».

Палтазарян — Мсеряну.

«Умоляю вкратце ознакомить меня, какого вы мнения о покойном Микаэле Налбандянце, ибо если некоторые до небес превозносят его патриотизм, то другие ввергают его в геенну как дерзкого молодого возмутителя, безбожного и самодовольного. Прислали мне из Тифлиса описание деяний его, где жестоко его осуждают».

Мсерян — Палтазаряну.

«Вы бы тоже сурово осуждали его, если б знали хотя бы одно или два из тех богомерзких деяний его, которые совершал он тайно или явно во вред многим, или те его махинации, в которых он был искуснее даже, чем учитель его Ротен».

После смерти Налбандяна некоторые попытались даже распространить слух, что в последний период своей жизни он советовал «действовать исключительно законным путем и держаться подальше от русских революционных деятелей…». Подобные слухи преследовали, несомненно, лишь одну цель — выхолостить и перечеркнуть всю его деятельность этим якобы отречением Налбандяна.

Сейчас, когда мы сквозь пелену более чем столетия пытаемся понять и оценить все сделанное им, нам понятнее становится он сам — Микаэл Налбандян, личность исключительного характера.

И оказывается, что всю свою жизнь он прожил без той обыденной дипломатии, по которой люди, чтобы не обострять отношений с окружающими, оставляют за собой «открытые двери». И поэтому безоглядно любили его друзья и люто ненавидели противники.

Люди с таким характером усложняют жизнь прежде всего самим себе. Трудно и тяжело приобретают они друзей и легко — заклятых врагов, лагерь которых зачастую пополнялся прежними друзьями.

Многие, очень многие были уверены, что Микаэл Налбандян хитрый и тонкий дипломат. А он был человеком простым и ясным, любил шутки и всегда становился душой дружеских вечеринок. Но в то же время он никогда не изменял своим принципам, был исключительно беспристрастным и честным. Эти черты его натуры казались трудносопоставимыми, зачастую непонятными людям, привыкшим к обыденным взаимоотношениям, поэтому неудивительно, что о Налбандяне составлялись диаметрально противоположные мнения.

В числе его противников находились и те «патриоты»-армянофилы, которые считали все армянское истинным и совершенным и начисто отрицали любую критику, высказываемую в адрес армян. Налбандян знал цену таким «патриотам», прекрасно понимал, что они и пальцем не шевельнут ради интересов нации, если не будут иметь от этого прямой выгоды. Поэтому он часто повторял, что, «осуждая недостатки нации, не только не порочишь нацию, не только не становишься ее врагом, а, напротив, проявляешь себя ее истинным другом, поскольку хочешь видеть ее свободной от всяческих недостатков».

Именно эту исключительную сложность его натуры при всей ее кажущейся простоте имел в виду один из соратников Налбандяна, когда писал: «Кто из армян может сегодня оценить этого человека?.. Кто опишет его жизнь, дело и смерть, кто поднимет ту завесу, за которой скрыты, несомненно, страдания последних лет жизни Налбандяна, кто потребует выяснения всех обстоятельств его осуждения, кто прольет свет на приговор, по которому он был сослан?!»

Тем не менее современники сумели оценить роль Налбандяна в жизни нации и общества, хотя завесу, скрывающую его революционную и общественную деятельность, не удалось поднять до конца даже сейчас, спустя многие десятилетия.

…Не прошло и года со дня смерти Налбандяна, а его стихи и статьи уже переходили из рук в руки, хотя из осторожности имя их автора не указывалось.

И даже в 1874 году начальник жандармского управления Эриваньской губернии пережил несколько беспокойных дней: у молодежи вдруг появились фотографии Налбандяна с надписью: «Спаситель отечества».

А еще через несколько лет было начато очередное следствие по делу о распространении портретов «политического преступника Налбандяна, который содержался в крепости в Петербурге за сношения с Герценом» (шифрованная телеграмма полковника Орловского).

Обвинялся воспитанник армянской духовной семинарии в Тифлисе Тигран Навасардян.

Полицейское расследование показало, что «в одну из литографий г. Тифлиса явился молодой человек, армянин, и, предъявив фотографическую карточку, изображавшую, по словам его, учителя Маркозова, заказал отлитографировать 500 экземпляров его портрета для его учеников, желавших иметь его изображение».

Через несколько дней он получил свой заказ. Но один из работников литографической мастерской догадался, что изображен на фотографии вовсе не учитель Маркозов, и, «патриотично исполнив свой долг, сообщил куда следует».

Следствие доказало, что действительно «портреты представляют политического преступника Налбандянца, который в 1865 году был прикосновенен к делу по обвинению в сношениях с лондонскими пропагандистами».

Однако, учитывая, что Навасардяну было всего восемнадцать лет и то, что размножение портрета революционного деятеля не привело к опасным последствиям, наместник кавказский милостиво «изволил полагать: не давая этому делу хода в судебном порядке, подвергнуть Навасардяна заключению в крепости на шесть месяцев, с отдачей затем под надзор полиции на три года».

А фотографии Налбандяна вместе с его стихотворением «Свобода» размножались и распространялись в народе даже