Нахэма - Вера Крыжановская

Это ужасное обвинение в ту эпоху было равносильно смертному приговору, так как Германией овладело настоящее безумие разрушения. Страх перед магией и колдовством, подобно черной тучи, носился в воздухе. Обезумевшая толпа всюду чуяла колдунов, колдуний и чары. Повсюду пылали костры, пожирая сотни невинных и виновных, давая широкое поле злобе и личной мести. Прежде всего, явился какой-то пастух и обвинил Бригитту в том, что она околдовала коров его стада, большая часть которых больны, тогда как три коровы Лебелингов совершенно здоровы. Однажды утром, в ту минуту, когда старый Лебелинг собирался идти на службу, все семейство было арестовано и отведено к судье. Второе обвинение еще сильней ухудшило положение обвиненных. Служанка, которой было отказано за недостаток честности, донесла, что Бригитта и Леонора посещают шабаш. Она видела, как они варили мазь, издававшую странный и неприятный запах. Затем, она застала тетку, когда та натирала этим дьявольским зельем руки и живот, а потом улетела через окно. Что же касается молодой девушки, то ее видели собирающей разные растения и магические травы. По словам бывшей служанки, обе обвиненные женщины приготовляли любовные напитки, жертвами которых пали сначала Руперт Шварц, а потом рыцарь де Кюссенберг.

Опрошенный в качестве свидетеля Руперт Шварц подтвердил, что он действительно часто пил у Лебелингов молоко и какое-то питье из горьких трав и что его любовь к Леоноре прошла только после паломничества к Святой Одиле. Подобных показаний трех свидетелей было вполне достаточно, чтобы погубить несчастных Лебелингов. Медальон с волосами Вальтера, найденный на шее Леоноры, был сочтен подавляющим доказательством колдовства. Тщетно рыцарь мужественно объявил суду, что он сам подарил медальон молодой девушке и что ее красота и добродетель являются единственными чарами, покорившими его сердце. Судья с улыбкой участия выслушал молодого человека. Очевидно, несчастный находился еще под влиянием чар. «Молот колдунов» — ужасная судебная летопись, опубликованная доминиканцем Ширенгером, рассказывает подобные дела и разоблачает все козни демона. Леонора и Бригитта были подвергнуты пытке. Несмотря на такие неоспоримые доказательства, они осмеливаются отрицать свое преступление. Но, слава Богу, нет недостатка в средствах заставить говорить самых упорных.

Дрожь ужаса и отчаяния пробежала по телу молодой девушки, когда она вспомнила все муки какие, она испытала, когда ее били бичом и жгли раскаленным железом.

Когда, почти обезумев от страданий, она вернулась в свою темницу, тюремщик грубо объявил ей, что ее негодяй-отец повесился ночью, желая избежать заслуженного наказания.

Занятая своими горькими думами, Леонора не обращала никакого внимания на то, что происходило вокруг нее. Весь ум ее был сосредоточен на одной ужасной мысли, от которой волосы поднимались дыбом. Она была присуждена к костру и на следующее утро приговор должен быть приведен в исполнение. Несчастная заранее чувствовала весь ужас этой казни, которая, по указанию Ширенгера, должна совершаться как можно медленней. Как мы уже сказали, Леонора даже и не заметила двух лиц, заключенных вместе с ней. Один из них — старый пастух, также обвиненный в колдовстве, был страшно изувечен пыткой и громко стонал на своем соломенном ложе. Вторая — старуха, до такой степени сухая, морщинистая и сгорбленная, что положительно невозможно было определить сколько ей было лет: шестьдесят или сто. Тело ее подтверждало последнее предположение, а взгляд опровергал оба, так как ее маленькие, зеленоватые глаза, со зловещим и жестким выражением, горели огнем юности.

Она тоже была подвергнута пытке, но вынесла ее с поразительным, почти презрительным стоицизмом. Как судьи, так и палачи были убеждены, что она обладает особыми чарами, делающими тело ее нечувствительным к страданиям, но так как, несмотря на все усилия, никак не могли найти дьявольский талисман, то мегеру осудили на сожжение живой в обществе Леоноры, ее тетки и пастуха. Ожидание казни, казалось, мало беспокоило это странное и отвратительное создание. Спокойная и равнодушная, она прислонилась к стене, скрестив на коленях свои костлявые, морщинистые руки. Иногда только она поправляла на голове полосатый платок или кричала пастуху, которого, по-видимому, хорошо знала:

— Не реви, как бешеный, Себастьян! Раз уж ты позволил себя так глупо обезоружить, то жди терпеливо господина. Он спасет нас.

Иногда ее взгляд устремлялся на Леонору, неподвижно сидевшую в углу. Вдруг, как бы приняв какое-то неожиданное решение, она тихо подползла к молодой девушке и слегка дотронулась до ее руки. Та вздрогнула и выпрямилась.

— Слушай! Хочешь избавиться от костра, жить и отомстить? — тихо спросила старуха.

— Хочу ли я! — с горечью сказала Леонора, — Конечно, я хотела бы, если бы это было возможно! Но вы знаете, Гертруда, что я погибла. Господь покинул меня.

— Господь — да, но, может быть, другой сжалится над тобой и спасет тебя назло зверям, которые заперли нас здесь и считают бессильными. Хочешь ты, чтобы я вызвала его?

Леонора смущенно и недоверчиво посмотрела на старуху. Как ни было невероятно спасение, все-таки надежда, вызванная странными словами старухи, пробудила в омраченной душе девушки всю энергию, все стремление к жизни, трепетавшее в молодом и сильном организме.

— Зови того, кто может спасти меня! — сказала она изменившимся голосом.

Не отвечая ни слова, старуха дотащилась до своего соломенного ложа, пошарила в нем и достала что-то вроде кривой кости.

Она подняла ее над головой и стала вертеть, а затем, с неожиданной силой и ловкостью вскочила на ноги. Потом, выйдя на средину темницы, она запела вполголоса странную, размеренную песню, не переставая крутиться вокруг своей оси с все возраставшей быстротой.

Охваченная суеверным ужасом, Леонора выпрямилась и, подавив страшные страдания, причиняемые ей малейшим движением, прислонилась к стене, стараясь видеть все, что делает Гертруда. Почти совершенная темнота и близость трупа еще более увеличивали ужас этого зловещего места. Но темница, мало-помалу, наполнилась бледным сумраком, и Леонора различала теперь ясно старуху, которая, с пеной у рта и с выступившими из орбит глазами, все еще продолжала вертеться. Она была отвратительна. Короткая юбка открывала ее голые, черные и худые ноги, а руки, похожие на руки скелета, потрясали над головой какой-то бесформенный предмет, который, казалось, издавал фосфоресцирующий свет, освещавший темницу. Вдруг тюремная келья наполнилась сильным холодом, и по ней со свистом пронесся ледяной ветер. Затем раздались странные звуки. Слышалось хлопанье крыльев и отдаленный рев диких зверей, смешанный с блеяньем козла. Казалось, настоящий ураган потрясал стены старого здания. Острый и удушливый запах затруднял дыхание Леоноры, которая онемев, точно парализованная, смотрела на живой скелет, кружившийся перед ней. Постепенно, на одной из обнаженных стен образовалось широкое фосфоресцирующее пятно, испускавшее красноватый дым. Дым этот стал конденсироваться и скоро принял форму волнующегося занавеса, по которому пробегали молнии. Раздуваясь как бы под влиянием порывов ветра, завеса эта сразу рассеялась, и перед испуганными глазами Леоноры появился высокий мужчина в черном бархатном камзоле. Матово-бледное лицо этого мужчины, обрамленное густыми, вьющимися волосами, отличалось какой-то демонической красотой. Орлиный нос, с раздувающимися ноздрями, указывал на пылкие страсти. На губах его играла сардоническая и жесткая улыбка, а большие зеленоватые глаза, темные и непроницаемые как бездна, устремили на Леонору ужасный взгляд. В поднятой руке этот таинственный посетитель держал фонарь, в котором пылало ослепительное пламя, беспрестанно менявшее все цвета радуги.