Триполье - Борис Корнилов

ГОНЕЦ

Били в колокол,песни выли…Небо знойное пропоров,сто кулацких взяли вилы,середняцких сто дворов.

И зеленый лоскут, насаженна рогатину, цвел, звеня,и плясал от земли на саженьзолотистый кусок огня.

Вел Иван Тимофеевстрашную банду —сто кулацкихи сто середняцких дворов,увозили муку,самогони дуранду,уводили баранов, коней и коров.Бедняки — те молчали,царапая щеки,тяжело поворачивая глаза,и глядели, как дуло огнем на востоке,занимались вовсю хутора и леса,

как шагали, ломая дорогу, быкии огромные кони,покидая село.Но один оседлал коняи на Киевповернул его морду,взлетая в седло.

Он качался в седлеи достигнул до светаубегающий город,и в городе томдвухэтажный, партийного комитета,широкоплечий,приземистый дом.

Секретарь приподнялся, шумя листами,и навстречу ему,седоватый, как лен,прохрипел:— Тимофеевы… гады… восстанье…Поводите коня —потому запален!..

И слова сквозь дыханиев мокром клекотеприбивалисьи, сослепу рушась на локти,подползали дрожа,тычась носиком мокрым,к ножкам стульев,столов,к подоконникам,к окнам.

Всё забыть,и, бескостно сползая книзу,в темноте, огоньком синеватым горя,разглядеть —высоко идет по карнизуи срывается слово секретаря:— …мобилизация коммунистов……по исполнении оповестите меня……комсомол……караулы, пожалуйста, выставь……накормите гонца……поводите коня…Он ушел, секретарь.Только, будто на ладан,тяжко дышит гонец,позабыв про беду,ходят песни поротно,бьют о камень прикладом,свищет ветер,и водят коня в поводу.

ОПИСАНИЕ БАНДЫ ЗЕЛЕНОГО

Табор тысячу оглобельподнял к небув синий день.За Зеленым ходит свита,о каменья — гром копыта…И, нарочно ли,по злобе ль,крыши сбиты набекрень.

Все к Зеленому с поклоном —почесть робкая низка…Адъютанты за Зеленымходят в шелковых носках.Сам Зеленый пышен, ярок,выпивает не спешадо обеда десять чарок,за обедом два ковша.

На телегу ставят кресло,жбан ведерный у локтя —атаманья туша влезлана сидение, пыхтя.

Он горит зеленой формой,как хоругвой боевой…На груди его отличья,под ногами шкура бычья,по бокам его отборныйохранение-конвой.

Он на шкуру ставит ногу,и псаломщик на низупохвалу ему, как богу,произносит наизусть.

Атаман глядит сурово,он к войскам имеет слово:— Вы, бойцы мои лихие,необъятны и смелы,потому что вы — стихия,словно море и орлы.

На Москву пойдем, паскудупобедим —приказ таков…Губернаторами всюдумы посадим мужиков.

От Москвы и до Ростоваводки некуда девать, —наша армия Христовабудет петь и воевать.

Это не великий пост вам,не узилище,не гроб,и под нашим руководствомне погибнет хлебороб.Я закончил.

И ревомон увенчан, как славой.Жалит глазом суровыми дергает бровью…

На телегу влезаетнекто робкий, плюгавый,приседает, как заяц,атаману, сословью.

Он одернул зеленыйвице-полупердончик,показал запыленныйязыка легкий кончик,взвизгнул, к шуму приладясь:— Вы — живительный кладезь,переполненный гневомсвященным, от бога…В предстоящей борьбе ваммы, эсеры, — помога…И от края до краятабор пьяный и пестрый.Воют кони, пылаякровью чистой и острой…

Анархист покрыт поповойшляпою широкополой.Анархисты пьянеепьяного Ноя…

Вышла песня.За неюходят стеною.

— Оплот всея России,анархия идет.Ребята, не надо властей!И черепа на знамениоблупленный ротнад белым крестом из костей.

Погибла тоска,Россия в дыму,гуляет Москва,Ростов-на-Дону.

Я скоро погибнув развале ночей.И рухну, темнея от злости,и белый, слюнявыйобъест меня червь, —оставит лишь череп да кости.

Я под ноги милой моей попадуомытою костью нагою, —она не узнает меня на ходуи череп отбросит ногою.Я песни певал,молодой, холостой,до жизни особенно жаден…Теперь же я в землюгляжу пустотойглазных, отшлифованных впадин.

Зачем же рубился я,сталью звеня,зачем полюбил тебя, банда?Одна мне утеха,что после меняостанется череп…И — амба!

Часть вторая

ГИБЕЛЬ ВТОРОГО КИЕВСКОГО ПОЛКА

ВТОРОЙ КИЕВСКИЙ

Ни пристанища, ни крова —пыль стоит до потолка,и темны пути ВторогоКиевского полка.

Комиссар сидит на чаломжеребце, зимы лютей,под его крутым началомбольше тысячи людей.

Комиссар сидит свирепона подтянутом коне,бомба круглая, как репа,повисает на ремне.

А за ним идут поротнолюди, сбитые в кусок,виснут алые полотна,бьют копыта о песок.

Люди разные по росту,по характеруи простолюди разные на глаз, —им тоска сдавила плечи…Хорошо, что скоро вечер,пыль немного улеглась.

Люди темные, как колья…И одна из этих рот —все из вольницы Григорьеваподобранный народ.Им ли пойманных бандитовиз наганов ночью кокать?И не лучше ли, как раньше,сабли выкинув со свистом,конницей по коммунистам?Кто поднимется на локотьломаным,но недобитым —бей в лицо его копытом!..

Вот она, душа лесная,неразмыканное горе,чаща черная,туман.Кто ведет их?Я не знаю:комиссар или Григорьев —пьяный в доску атаман?

Шли они, мобилизованныегубвоенкоматом, —из окрестностей —из Киевщины, —молоды,темны…Может, где завоют битвы, —ихние отцы,дом_а_ там,новотельные коровы,кабаныи табуны?

Пчелы легкие над вишней,что цветет красою пышной?Парни в кованых тулупах,от овчины горький дух,прижимают девок глупых,о любви мечтая вслух…

А в полку —без бабы… вдовый…Нет любовен, окромягоря,устали пудовой,да колеса рвут, гремя,злую землю,да седаяпыль легла на целый свет.Воронье летит, гадая:будет ужинили нет?

Комиссар сидит державой,темный,каменный с лица,шпорой тонкою и ржавойпогоняя жеребца.

А в полку за ним, нарядная,трехрядная,легка,шла гармоника.За нейсто четырнадцать парней.

Сто парней, свободы полных,с песней,с кровью боевой,каждый парень, как подсолнух,гордо блещет головой.Что им банда,гайдамаки,горе черное в пыли?Вот и девушки, как маки,беспокойно зацвели.

Комсомольские районывышли все почти подряд —это в маузер патроны,полный считанный заряд.Это цвет организации,одно большое имя,поднимали в поднебесьепесню легкую одну.Шли Аронова,Ратманскийи гармоника за нимина гражданскую войну.А война глядит из каждойтемной хаты —я в боях…Бьет на выбор,мучит жаждойи в колодцы сыплет яд.Погляди ее, брюхату,что для пули и ножахату каждую на хатуподнимает,зловизжа.

И не только на богатыхбедняки идут, строги,и не только — в разных хатах —и в одной сидят враги.

Прилетела кособока.Тут былаи тут была,корневищами глубоков землю черную ушлаи орет:— Назад вались-ка…А вдогонку свищет: стой!Шляпою синдикалистачерепок покрыла свой.Поздно ночью, по-за гумнам,чтобы больше петь не мог,обернет тебя безумным,расстреляет под шумок.

Всколыхнется туча светаи уйдет совсем ко дну —ваша песня не допетапро гражданскую войну.

«Ночи темны,небо хмуро,ни звезды на нем…Кони двинули аллюром,ходит гоголем Петлюра,жито мнет конем.

Молодая, грозовая,тонкою трубоймежду Харьков — Лозоваяходит песня, созываяконников на бой.

Впереди помято жито,боевой огонь,сабля свистнула сердито,на передние копытаперекован конь.

Впереди степные далии ковыль седа…А коней мы оседлали.Девки пели: не сюда ли?Жалко, не сюда…

Больше милую не чаювызвать под окно.Может, ночью по случаюпо дороге повстречаюНестора Махно.

Черной кровью изукрашу,жеребцом сомну,за порубанную в кашу,за поруганную нашуверную страну.

Будет кровью многогрешнойкончена война,чтобы пела бы скворешней,пахла ягодой черешнейнаша сторона».

ПЕРВОЕ ИЗВЕСТИЕ