Триполье - Борис Корнилов

ПЕРВОЕ ИЗВЕСТИЕ

Красное знамя ветром набухло —ветер тяжелый,ветер густой…Недалеко от местечка Обуховаон разносит команду: «Стой!»

Синим ветром земля налитая —из-за ветра,издалека,восемь всадников, подлетая,командира зовут полка.

Восемь всадников, избитыхветром, падают с коней,кони качаются на копытах, —ветер дует еще сильней.

Командир с чахоточным свистом,воздух глотая мокрым ртом,шел навстречу кавалеристам,ординарцы за ним гуртом.И тишина.

И на целый на мир она.Кавалеристы застыли в ряд…Самый высокий рванулся:— Смирно!Так что в Обухове кавотряд…И замолчал.Тишина чужая,но, совладав с тоской и бедой,каменно вытянулся, продолжая:— …вырезан бандою.И молодойсаблей ветер рубя над собою,падая,воя:— Сабли к бою!..Конница лавою!..— Пленных не брать!.. —бился в пыли,вставал на колени,и клокотало в черной пенестрашное,бешеное:— Ать! Ать!

НОЧЬ В ОБУХОВЕ

Хата стоит на реке, на Кубани,тонкая пыль, тенето на стене,черными мать пошевелит губами,сына вспомянет, а сын на войне.

Небо бездонное, синее звездно,облако — козий платок на луне,выйдет жена и поплачет бесслезно,мужа вспомянет, а муж на войне.

Много их бедных, от горя горбатых,край и туманом и кровью пропах,их сыновья полеглина Карпатах,сгинули без вести,в Польше пропав.А на Кубани разбитая хата,бревна повыпали,ветер в пазы;мимо казачка прокрячет, брюхата:— Горько живут, уж никак не тузы?Мимо казак, чем хмурей, тем дородней?— Жил тут чужой нам, иногородний,был беспокоен, от гордости беден,ждали, когда попадет на беду,бога не чтил, не ходил до обеден,взяли в четырнадцатом годук чертовой матери.Верно, убили!

Душная тлеет земля на глазах.Может быть, скачет в раю на кобыле,хвастает богу, что я-де казак.В хате же этой на два окнатолько старуха его да жена, —так проворчит и уходит дородный,черною спесью надут благородной.

Только ошибся: сперва по Карпатаминогородний под пули ходил,после сыпного он сталхриповатым,сел на коняи летел без удил.Звали его Припадочным Ваней,был он высок,перекошен,зобат,был он известен злобой кабаньей,страшною рубкойи трубкой в зубах.В мягком седле,по-татарски свисаянабок, —и эта посадка косаяи на кубанке — витой позумент…Выше затылка мерцает подкова:конь —за такого коня дорогогодаже бы девушку не взял взамен, —всё приглянулось Ратманскому.

Тут же и подружились.Войдя в тишину,песнею дружбу стянули потуже, —горькая песня была,про жену.Ваня сказал:— Начиная с германца,я не певал распрекрасней романса.Как запою,так припомню свою…Будто бы в бархате вся и в батисте,шелковый пояс,парчовые кисти, —я перед ней на коленях стою.

Ой, постарела, наверно, солдатка,легкая девичья сгибла повадка…Я же, конечно, военный, неверный —чуть потемнело —к другой на постой…Этак и ты, полагаю, наверно?Миша смеялся:— А я холостой…

Ночью в Обухове, на сеновале,Миша рассказывал всё о себе —как горевалии как воевали,как о своей не радели судьбе.

Киев наряжен в пунцовые маки,в розовых вишнях столица была, —Киевом с визгом летят гайдамаки,кони гремяти свистят шомпола.

В этом разгуле, разбое, размахепуля тяжелая из-за угла, —душною шкурой бараньей папахиполночь растерзанная легла.

Миша не ищет оружья простого,жители страхом зажаты в домах,клейстера банкаи связка листовок…

Утром по улицам рвет гайдамакслово — оружие наше…Но рук вамваших не хватит,отъявленный враг…Бьет гайдамакшомполами по буквам,слово опять загоняя в мрак.

Эта война — велика, многоглава:партия,Киеви конная лава,ночь,типография,созыв на бой,Миши Ратманского школа и слава —голос тяжелыйи ноги трубой.

Ваня молчал.А внизу на постоекони ведро громыхали пустое,кони жевали ромашку во сне,теплый навоз поднимался на воздух,и облачка на украинских звездахнапоминали о легкой весне.

ПОДСТУПЫ К ТРИПОЛЬЮ

Бой катился к Трипольюсо всей перестрелкойот Обухова — всёперебежкою мелкой.Плутая, —тупая —от горки к лощинебанда шла, отступая,крестясь, матерщиня.

Сам Зеленый с телегикомандовал ими:— Наступайте, родимые,водкою вымою…А один засмеялсяи плюнул со злобой:— Наступайте…Поди, попытайся,попробуй…

А один повалился,руки раскинув,у пылающих,дымом дышащих овинов.Он хрипел:— Одолеласила красная, бесья,отступай в чернолесье,отступай в чернолесье…

И уже начинались пожары в Триполье.Огневые вставали, пыхтя, петухи, —старики уползали червями в подполье,в сено,часто чихая от едкой трухи.

А погода-красавица,вся золотая,лисьей легкою шубойпокрыла поля…

Птаха, камнем из потной травывылетая,встала около солнца,крылом шевеля.

Ей казались клинкисеребристой травою,колыхаемой ветром,а пуля — жуком,трупы в черных жупанах —землей неживою,и не стоило ей тосковать ни о ком.

А внизу клокотали безумные кони,задыхались,взрывалисьи гасли костры…И Ратманский с Припадочнымиз-под ладонина пустое Трипольеглядели с горы.

ВОРОНЬЕ ГНЕЗДО — ТРИПОЛЬЕ

Сверху видно — собраниекрыш невеселых, —это черные гнезда,вороний поселок.

Улетели хозяеванебом белесым,хрипло каркая в зарево,пали за лесом.

Там при лагере всталиу них часовыена чешуйками крытыелапы кривые.

И стоит с разговором,с печалью,со злобойпри оружии ворон —часовой гололобый.

Он стоит — изваянье —и думает с болью,что родное Трипольерасположено в яме.

В яму с гор каменистыхбьет волна коммунистов.И в Триполье с музыкой,седые от пыли,с песней многоязыкойкомиссары вступили.

При ремнях, при наганах…Бесовские клички…Мухи черные в рамахотложили яички.

И со злости, от боли,от мух ядовитыхзапалили Триполье —и надо давить их.

И у ворона сердце —горя полная гиря…Он закаркал, огромныеперья топыря.

Он к вороньим своимобращается стаям:— Что на месте стоим, выжидаем?Вертаем!..И они повернули к Триполью.

СМЕРТЬ МИШИ РАТМАНСКОГО

Льется банда в прорыв непрерывно.На правомфланге красноармейцевсмятение, вой…Пуля острая в мордулетящим оравамне удержит.Приходится лечь головой.Это черная гибельприходит расплатой,и на зло отвечаетогромное зло…И уже с панихидоюдьякон кудлатыйна телеге Зеленогоскачет в село.

А в селе из щелей,из гнилого подпольялезут вилы,скрипит острие топора.Вот оно —озверелое вышло Триполье —старики, и старухи, и дети:— Ура!Наступает и давит семьею единой,борода из коневьего волоса зла,так и кажется —липкою паутинойвсё лицо затуманила и оплела.

А бандиты стоят палачами на плахе,с топорами —система убоя проста:рвут рубахи с плеча,и спадают рубахи.— Гибни, кто без нательногоходит креста!

И Припадочный рвет:— Кровь по капельке выдой,мне не страшны погибельи вострый топор…И кричит Михаилу:— Михайло, не выдай…Миша пулю за пулейс колена в упор.

Он высок и красив,отнесен подбородоксо злобою влево,а волос у лбавесь намок;и огромный, клокочущий продых,и опять по бандитус колена стрельба.Но уже надвигаетсятысяча хриплых:— Ничего, попадешься…— Сурьезный сынок…Изумрудное солнце, из облака выплыв,круглой бомбой над Мишею занесено.Не хватает патронов.Последние восемь,восемь душ волосатых и черных губя.И встает полусонный,винтовкою оземь:— Я не сдамся бандиту… —стреляет в себя.

И Припадочный саблей врубается с махув тучу синих жупанов,густых шаровар —на усатого зверя похож росомаху,черной булькая кровью:— За Мишу, товар… —и упал.

Затрубила погибель трубою,сабля тонкой звездоюмелькнула вдали,голова его с поднятою губоювсё катилась пинкамив грязи и в пыли.

Ночью пленных вели по Триполью,играяна гармониках «Яблочко».А впередишел плясун,от веселья и тьмы помирая,и висели часы у него на грудикак медали.Гуляло Триполье до света,всё рвало и метало,гудело струной…И разгулье тяжелое, мутное это,водка с бабой,тогда называлось войной.

Часть третья