Оплавленный орден - Сергей Самаров

В подтверждение своих слов Завгат вытащил из ножен узкий и длинный, остро отточенный нож и поковырял острием под ногтем, выскребая грязь.

– Хватит болтать, – тихо распорядился Шамиль. – Спрячь нож, часовой отблеск заметит. Смотрите лучше, думайте, как пройти. Не прозевайте момент разгрузки. Запоминайте, в какие склады.

– Мы ж не глазами болтаем, – оправдался Завгат. – Болтает язык, а глаза смотрят. Возможности подойти я лично вообще не вижу. Пока не вижу. Если Али Бейбарсович прикажет, пойдем напролом. Не в первый раз.

– С нашими силами идти напролом на базу – смешно, – сказал Шамиль. – У нас двенадцать человек, а базу охраняют два взвода солдат. Значит, шестьдесят человек, как минимум. По пять на каждого из нас. Очень это приятно для самоубийц. Для остальных, думаю, не слишком. По крайней мере, для меня точно… Мне еще трех сыновей нужно на ноги поставить и научить хорошо бить федералов, чтобы дело наше продолжалось.

– Все равно без этого не обойтись, – стоял на своем Завгат. – Если не совсем напролом, то хотя бы сбоку. Или с черного хода, чтобы под пулеметы с вышек не попасть. А до начала разгрузки время еще есть…

Вообще-то, в последнем своем утверждении Завгат был прав, точно так же, наверное, как и в первом. Но относительно первого решать не Шамилю и не Завгату с Джабраилом. Али Бейбарсович сам все решить сумеет. От них только предложения ждут. Предложат – хорошо. Не предложат – Али Бейбарсович сам что-нибудь предложит. Он умеет красивые операции придумывать. На то он и командир.

А что касается разгрузки грузовиков, то, вероятно, она должна начаться не раньше чем минут через десять. И это время следует переждать, кутаясь в воротник своей куртки и пряча руки в рукава, чтобы их ветром не высушило. Так решил Шамиль и не стал больше упрекать товарища в болтливости. Но тот и сам перестал разговаривать. И эти десять минут все трое лежали молча. Ждали с нетерпением начала разгрузки, чтобы запомнить склады, куда доставят груз с грузовиков. Момент этот важный, потому что склады вскоре предстояло вскрывать, хотя и не известно было, каким образом это можно сделать при такой мощной охране. Но разгрузка все не начиналась. На ветру, когда все тело дрожит, ожидание становится особенно тяжелым и утомительным. И длится, как кажется, в два раза дольше допустимого.

– Ну, где они застряли? – не выдержал первым и проворчал Джабраил. Молодежь обычно обладает терпением несравненно меньшим, чем люди опытные. Это во всем проявляется. Молодежь торопится жить и свое ухватить от жизни, а те, кто постарше, уже мудрые – думают, прежде чем куда-то поторопиться. И в этом их сила.

Шамиль посмотрел на часы:

– Да… Застряли основательно… А время-то, между прочим, подошло обеденное. Потому-то, может быть, и застряли. То-то я смотрю, часового на левой вышке сменили не вовремя. Ему еще минут сорок стоять полагается. Причем только на левой сменить успели, а на правой все вертится, все оборачивается в сторону базы. Смотрит, ждет, когда его подменят на время обеда. Голодный, похоже. Когда я служил, помню, часовые обедали после окончания дежурства. Сейчас порядки не те стали. Вернее, порядков вообще не стало.

– И раньше в разных частях было по-разному, – возразил Завгат, который был на пару лет старше Шамиля и тоже успел послужить в армии. Правда, в строительном батальоне. С оружием во время службы дела не имел и сейчас старательно наверстывал упущенное.

– Может. На границе так было, – тихо ответил Шамиль. – Я к чему разговор веду. Грузчики со склада и солдаты конвоя тоже, похоже, в столовую пошли. И они голодные. Им, наверное, аттестат на разовое питание выписывали. Здесь так уже делали. Слышал я. Прикомандированных ставят на довольствие, даже если прибыли на один день. Только ставят заранее. Начальник базы порядок любит.

– И что? – не понял Джабраил, потирая длинный нос.

– Ничего. Ждать придется лишних полчаса, вот что, – сердито сказал Завгат.

– Сейчас точно чихать начну… – всерьез пообещал Джабраил. – От расстройства и от обманутых надежд. У меня чих с детства психованный.

– Ага… Вот и полковник Исмаилов едет, – кивнул Шамиль в сторону дороги.

По дороге проезжал зеленый военный уазик со значком МВД на дверце. Впрочем, сам значок с такого расстояния мог рассмотреть только Шамиль, который поднял бинокль…

Начальника районной пожарной охраны полковника Исмаилова, несмотря на его высокое офицерское звание, заставили подождать на КПП, пока не найдут начальника базы, к которому он, собственно, и приехал. Нашли майора, впрочем, довольно быстро – солдат давно уже научили не ходить, а бегать, и тот по телефону дал команду пропустить машину полковника на территорию.

Ворота раскрыли, и через стекло дверцы подсказали, что майор Луценко находится в столовой, и зовет «товарища полковника» разделить с ним обед. Что-что, а обеды полковник Исмаилов всегда не то что любил, но уважал, и даже с некоторым трепетом относился к этому слову и понятию. И потому дал команду водителю ехать к столовой незамедлительно.

Полковник зашел в столовую, не заботясь о водителе, который, как показывала практика подобных визитов, сам, если захочет, найдет дорогу к дежурному по кухне. Однако голод водителя не терзал и он предпочел остаться в машине. Но самого полковника встретили уже за порогом и сразу провели в отдельную комнату, громко называемую офицерским залом. Обычно там в первую смену обедал только сам начальник базы майор Луценко, два старших лейтенанта – командиры взводов охраны, и капитан Стручкявичус, начальник охраны, считающийся одновременно и командиром роты охраны, хотя формально роты в его подчинении не было. Это, впрочем, капитана Стручкявичуса не расстраивало. Чем меньше солдат, тем проще ими управлять. Во вторую смену комната отдавалась в распоряжение прапорщиков и гражданских лиц, занимавших должности начальников отдельных складов или даже группы складов, в зависимости от номенклатуры.

– Что, товарищ полковник, разлюбили вы, кажется, нашу кухню? – протягивая руку для приветствия, спросил майор Луценко.

– Откуда такие подозрения, Юрий Иванович? – улыбнулся полковник Исмаилов.

– Две недели вас не было.

– Занят был сильно. Новую технику сначала выбивал по старым связям, потом и получал сам, чтобы не втюхали невесть что. Теперь вот новая забота добавилась – старую надо списывать и отправлять подальше.

– А куда ее отправляют? – невинно поинтересовался капитан Стручкявичус. – Если просто в утиль, я бы со своим командованием связался. Нам как раз грузовик для личного состава нужен. А пожарную машину в грузовик переделать – не проблема.

– Нет. Кто ж их списывать будет, когда все на ходу, в рабочем состоянии. У меня техника всегда безотказно работает. Слежу за этим.

– Тогда – куда? – продолжал расспросы Стручкявичус.

– О-о-ой… По разным и всяким отдаленным селам и поселкам, где своей техники нет. Все, конечно, внутри нашего района, понятно. Мне чужих подкармливать смысла нет. Я только за свой район отвечаю. А в некоторых местах ведь не то что машин, даже профессиональной пожарной команды никогда не было. Есть только пожарные дружины. Мы их сами и снабжаем, и обучаем. Но и им тоже техника по уставу полагается. Конечно, не новая. От нас получат достойную, в обиде не будут. И нам легче, если что случится.

Сам полковник Исмаилов был обижен на судьбу и на свое начальство. Он раньше служил в Махачкале, занимал какой-то высокий пост в республиканском управлении МЧС. Но провинился перед республиканским руководством корпуса, и его на несколько последних перед пенсией лет отправили в отдаленный поселок руководить пожарной охраной района. Причем полковника – на майорскую должность, что являлось суровым наказанием. Более суровым могло бы быть только увольнение. Этот перевод и на пенсии должен был бы сказаться. Как тут не обижаться, когда жизнь дорожает намного быстрее, чем растут пенсии. Но обиды обидами, а дослуживать Исмаилову, смирившись с происшедшим, приходилось, раз уж погоны не снял. Все об этой истории знали и уважали полковника, что он так вот, без жалоб, по-мужски переносил неудачи. Но от подобных неприятностей в современной жизни никто не застрахован, в том числе и офицеры базы. И потому они, как могли, поддерживали Исмаилова, хотя поддержка с их стороны могла быть только моральная.

– Так всю новую технику приняли? – спросил майор Луценко.

– Приняли, – кивнул полковник. – Места на все вместе у нас, как полагается, не хватает. Свободная старая техника сейчас на площадке перед нашей «пожаркой» стоит.

– Я проезжал мимо. Видел и удивился. Думал, смотр какой-то устраиваете.

– Нет. Не смотр. Ставить больше некуда. Просто все подлатали, подремонтировали, подкрасили. А я вот к вам за помощью приехал.

Последние слова прозвучали как-то неожиданно. Показалось даже, будто полковник желает попросить офицеров поработать у него в «пожарке» малярами. Или на худой конец попросить на время группу солдат на эту же роль.