Училка - Павел Давыденко

– Шульга? Отзови-ись! – пропела учительница. Шуля отозваться не мог, естественно. Кто-то из ботаничек на первой парте подсказал учительнице, что его нет.

– Не буду ставить «энку», у нас ведь первое занятие в этом году.

– И последнее, – шепотом добавил Вовка.

– А он вообще не ходит на уроки, – сообщила Воскобойникова. – Прогульщик!

– Понятно… Дальше у нас Шарловский, Щепак… Ага, вижу. Щипачева? – Поднялась сухая, похожая на галку девочка с прямыми волосами и бесцветным лицом. – И Дмитрий Якоренко, – Мария Владимировна облизала губы и обвела взглядом класс. Постучала по раскрытому журналу ручкой. – Что ж, начнем. Итак, в прошлом году вы ведь уже проходили начальный курс обществознания? Этот год у вас выпускной, а у некоторых и вовсе последний в школе. Помните, что предстоит в мае – июне? – Мария Владимировна заходила вдоль доски. – Обязательный государственный экзамен, а потом четыре выпускных. Две обязательные дисциплины и две по выбору. Если мы с вами найдем общий язык, жить вам будет гораздо легче, – она подмигнула как будто всему классу сразу. Турка подумал: «Подмазывается».

– Так, кто-нибудь скажет, что же такое «обществознание»? – продолжала Мария Владимировна. – Какую тему изучает предмет? Ну, кто знает определение?

Класс зашептался, зашелестели страницы. В крови у всех бродил дурман лета, мозги не работали. Сегодня и на математике все тупили, и на русском языке тоже.

Вовка укрылся за чужими спинами, а Турка сам не заметил, как поднял руку.

– Да, вот ты, – учительница прищурилась. – Давыдов, верно? Скажи нам, пожалуйста.

– Ну, обществознание это… Ну как бы предмет, который изучает общество. Знание общества… – Турка смутился. Он хотел как-то выделиться среди всех, и поднять руку толкнул взгляд Марии Владимировны. Раньше-то никогда сам не вызывался отвечать, только если спросят.

– Да ты гений! Знание общества! – крикнул Проханов, и все загоготали.

– А что, правильно! – возразила Мария Владимировна.

Вовка Плетнев опять толкнул Турку локтем, прыская. Учительница же продолжала что-то рассказывать, разгуливая вдоль доски.

Открылась дверь. В кабинет ввалился Шуля. Потертые джинсы с каплями грязи снизу штанин (хотя последний дождь шел месяц назад), какой-то балахон с капюшоном, кроссовки пыльные. Шуля обвел мутным взглядом класс и упал за последнюю парту среднего ряда.

Сложил руки и положил на них голову.

– Это кто? – спросила у Воскобойниковой Мария Владимировна.

– Шульга.

– Молодой человек, вы хотя бы разрешения спросили…

Шуля в ответ громко засопел. Учительница пожала плечами и продолжила рассказывать, что же за наука такая – обществознание.

Гул не стихал, мало кто сидел молча. Обсуждали всякие насущные проблемы, играли на телефонах. Кто-то дремал.

Периодически Мария Владимировна повторяла свое: «Потише, пожалуйста!», но гул стихал для того, чтобы через пару секунд стать громче. Вместе с ним усиливался и храп. Тело Шули обмякло, растеклось по парте, испещренной царапинами, маркерными и корректорными надписями.

Точку в травле Зинаидки поставил Вол. Его пугали детской комнатой или там колонией, но в итоге пожурили как обычно, и все. Из школы грозились отчислить, но до этого дело тоже так и не дошло. Уже раза три его выгоняли, а потом он снова как ни в чем не бывало приходил на занятия.

В шестом классе Вол исчез на особенно долгий срок. В кабинете биологии огрызнулся на старшеклассника Бананенко, завязалась драка. Банан ударил Волу в пах, тот отлетел к цветочным горшкам и, скорчившись, держался за причинное место. Слезы, сопли, крики, мат. Банана оттащили, в конце концов…

После Вола положили в больницу, на операцию. Он пропустил всю четверть, как помнилось Турке. Ходили слухи, что у него там все «треснуло», «разбилось и вытекло», но Вол вернулся в школу и веселился, как и раньше.

– Кто-нибудь, толкните товарища. Слишком громко храпит.

Никто не шевельнулся, Тузов и остальные захихикали. Рамис швырнул комок бумажки, но Шуля никак не отреагировал.

– Ну? Разбудите его!

– А зачем? – спросил Тузов. – Хай дрыхнет!

Улыбка на лице Марии Владимировны померкла. Учительница замерла в нерешительности, а Шуля спал взаправду, выхрюкивая рулады.

Вот преподша возле его парты. Все разом затихли и теперь следили за ней.

Двадцать восемь пар выжидающих глаз.

– В натуре, лучше не трогать, – прошептал Вовка. – Спал бы себе…

– Отвали, – махнул рукой Шуля. Потом он выпрямил спину, потянулся и зевнул. Мария Владимировна отшатнулась. Взгляд Шули сфокусировался на ее бюсте. Рот так и остался приоткрытым.

– Гхы, здрасте, – Шуля улыбнулся.

– Доброе утро. Почему спим на уроке?

– А чего еще делать?

– Где учебник, тетрадь? – она уперла руку в бок.

– Нету, – продолжал тянуть лыбу Шуля. – Нафиг она?

Этот вопрос вызвал бурный смех. Шуля своеобразно скрестил руки на груди – ладони засунул в подмышки. Гогот стих, щеки у Марии Владимировны чуть порозовели.

– Чтобы учиться.

– А я на слух лучше запоминаю. – Он повернул голову к приятелям. Подмигнул Тузову и еще раз окинул липким, оценивающим взглядом фигуру учительницы. Присвистнул и поджал губы. Снова многие засмеялись.

– Так вы у нас теперь будете вести?

– Да. Обществознание и историю.

– Какая история! – Реплика снова вызвала веселье. – Круто. А от меня вы чо хотите?

– Хотя бы храпи потише. А если предмет не интересует, так можешь уходить. Я никого силком тут не держу.

– Силикон? – переспросил Шуля, осклабясь. – А я думал, настоящая…

Что тут началось! Конец света. Мария Владимировна побагровела. Турка не смеялся, а остальные просто умирали. Шарловский в экстазе колотил башкой о парту. Близнецы хихикали, девчонки во главе с Воскобойниковой хохотали. Серьезность и отстраненное выражение лица сохранял Асламов. Он еще и учебник листал.

Когда смех стих, учительница ответила:

– Ты настолько глуп, что не знаешь простейших слов? Или глухой? Если и дальше будешь храпеть, я найду, чем тебя заткнуть.

Тузов с компанией загудели и заулюлюкали. Шуля бросил в их сторону быстрый взгляд. Ухмылка сползла с его лица, а взгляд прояснился.

– Не одна ты можешь затыкать.

– Мы на «ты» теперь? – поинтересовалась Мария Владимировна.

– Я говорю, что могу сам заткнуть тебя, если потребуется, – презрительно бросил Шуля и тут же получил пощечину. На его щеке расплылась бордовая пятерня. – Ну, и чего? Дура, что ли, блин…

Мария Владимировна задрожала. Что-то хотела сказать, но развернулась на каблуках и, чуть покачиваясь, прошагала к учительскому столу. И стала глядеть в окно, опершись о подоконник.

У нее тряслись плечи.

Глава 2

В челюсть

Задребезжал звонок. Ребята повскакивали, ножки парт заскрежетали по паркету. Шуля медленно поднялся, по-свойски кивнул учительнице и вразвалочку побрел к выходу. По дороге дал подзатыльника Пете Русакову, а тот резко развернулся и, увидев кто перед ним, подал руку для приветствия. Шуля, не глядя, шлепнул по протянутой ладони.

– Ты чего? На перемену пошли! – позвал Вова.

– Пошли, – Турка кивнул, не сводя взгляда с учительницы. Она не плакала, теперь уже листала классный журнал. А Воскобойникова дожидалась, пока она сделает нужные пометки.

Вышли в пыльный коридор. Пол блестел, пахло мастикой и краской. Тут и там виднелись черные полосы от обуви, пыльные следы.

Турка, как и многие, ходил без сменной обуви. Дождя нет, сухо…

Стены тошнотворные – и не желтые, и не зеленые. Как сопли. И батареи тоже выкрашены. Сидеть на радиаторах запрещается, но всем пофиг. Когда начинаются дожди и холода, милое дело погреть задницу на батарее.

Потолки побелили. Такое чувство, будто просто воду размазали, тут и там остались разводы. Паркет мастикой натерли, пока еще кое-где блестит, ну и пахнет она крепко так.

– О, дружка нашел, – бросил Тузов. Однако, как и остальные члены банды, поздоровался с Вовкой.

Крыщ – армянин, зовут его Андраник. Тузов – переросток с квадратным лбом. Несмотря на угрожающий вид, огромные волосатые кулачищи, широкую бочонкообразную грудь и выпяченную вперед челюсть с кривыми зубами, он все-таки не без толики разума. Именно он – теневой лидер банды.

Ну и Рамис-дагестанец, они с Крыщом всегда лезли в самое пекло. За любой брошенный в их сторону косой взгляд или неправильное слово следовали унижения жертвы и/или избиение.

Ближе к концу прошлого года Турка решил взяться за ум. Восьмой класс удалось закончить без двоек, а математику и вовсе до четверки дотянул, с помощью Вовки.

Из школы Турка собирался свалить после девятого класса. Пока еще неизвестно куда, но подумать время есть.

Турка гулял раньше с Шулей, они толпой ходили. В школе он держался в стороне от коалиции Тузова – Крыща – Рамиса, сохранял товарищеский паритет.

– Шуль, ты с ходу за новенькую взялся? – сказал Турка, пожимая Шуле руку.