Твое счастье рядом - Пола Хейтон

– Очаровательная киска, – вновь прозвучал его шелковистый голос, в глубине которого скрывался металл.

– Да, но, боюсь, совершенно лишена моральных принципов, – ответ Габи прозвучал неожиданно хрипло.

– Ну, что ж, как и большинство женщин.

Мужчина повернулся к Габи, и она чуть не задохнулась, словно ее ударили кулаком под сердце. Ее первое впечатление оказалось более чем правильным. Он был красив, но красотой хищника. Несомненно, перед ней стоял человек, который всегда знает, чего хочет, и холодно и безжалостно, не задумываясь, берет то, что ему нужно. Человек, который признает только один закон – закон джунглей.

Незнакомец взглянул на Габи сверху вниз, и на его губах возникла улыбка, которая, однако, не коснулась глаз. Его светлые, серебристо-серые глаза, как испуганно заметила Габи, казались стальными и как острая сталь вонзились в Габи с холодной враждебностью, рассекая тонкую скорлупу ее напускного спокойствия.

Профессиональная улыбка замерла на губах Габи, и она ощутила беспокойный холодок, идущий от влажных прядей на затылке. Она снова принялась терзать дверную цепочку, словно желая вернуть самообладание с помощью ее металлических звеньев.

– Итак, чем я могу вам помочь? – спросила Габи все так же хрипло.

– Может быть, мы начнем с того, что вы откроете мне дверь?

Габи впервые уловила слабый иностранный акцент в интонациях его произношения, которое в остальном было просто идеальным. Конечно, с такой кожей, с такими волосами он мог быть кем угодно, но только не среднестатистическим, заурядным англичанином. И в любом случае, добавила она про себя, и смятение охватило ее еще сильнее, какой бы безупречной ни была его внешность, он не был джентльменом.

– Да, конечно…

И так как она все еще колебалась, он произнес, немного растягивая слова:

– Я думаю, что мне не следует вводить вас в заблуждение. Я не являюсь вашим клиентом.

– Пациентом, – холодно поправила Габи.

Мужчина равнодушно пожал плечами.

– И меня не интересуют ваши познания в медицине, хотя… э… я уверен, что вы – прекрасный врач.

Откровенная наглость, прозвучавшая в его словах, задела Габи, и она почувствовала, как ее светло-золотистую кожу заливает румянец.

– По крайней мере, скажите, кто вы и чего хотите, – потребовала она.

– Не волнуйтесь, мисс Холм, – на его тонких губах появилась странная усмешка, – у меня нет никаких намерений относительно вас лично. Я здесь исключительно по делу.

– По делу? – внутренне содрогнулась Габи. – По поводу аренды?

– Ну, разве что косвенно.

Что мог означать подобный ответ? Габи насторожилась.

– Но – в воскресенье утром? Надеюсь, это может подождать до завтра. Я могу встретиться с вами в…

– Боюсь, что завтра не получится. – Мужчина тряхнул головой. – Нам надо поговорить сейчас.

– Я думаю, что у нас вообще не получится разговора, – возразила Габи. Она собиралась спросить совета у Рори по беспокоящему ее вопросу об аренде. В конце концов он был ее адвокатом. Но сейчас она решила сделать вид, что у нее нет времени. – Я собираюсь завтракать. А завтра…

– Очень сожалею, – вкрадчиво произнес мужчина, хотя по его лицу нельзя было сказать, что он о чем-то сожалеет, – но это невозможно. Завтра в это время я должен быть в Венесуэле.

– В Венесуэле? – Серые глаза Габи округлились. – Вы хотите сказать, что вы из посольства?

– Я связан с посольством.

– Но почему вы сразу не сказали мне об этом, сеньор?.. – Она вопросительно посмотрела на мужчину.

– Эстрадо, Луис Эстрадо.

– Хорошо, сеньор Эстрадо, – попытка улыбнуться не слишком удалась Габи, и она просто сняла с двери цепочку, – заходите.

Поднимаясь по лестнице, Габи испытывала нечто среднее между опасением и странным предчувствием. Впрочем, думала Габи, это не имеет никакого значения. Ведь встреча с этим человеком ничего не может изменить в ее жизни. И все-таки…

Вначале постоянные стычки с матерью Рори изводили ее:

– Но, моя дорогая, – говорила та, – каждый человек должен иметь свою семью. В конце концов, и твоя родная мать, и приемная, они обе из Венесуэлы. Значит, ты наполовину из Южной Америки.

Она произносила это так, будто южноамериканское происхождение было тем, чего следует избегать порядочной семье, и Габи тогда с трудом удалось сдержаться, чтобы не стукнуть кулаком по изящному обеденному столу из красного дерева и не крикнуть:

– Господи, да я и не собираюсь выходить замуж за вашего драгоценного сыночка! Хотя он и достаточно хорош, какое вам дело до моего происхождения?

Вместо этого она только вежливо произнесла:

– В какой бы стране ни родилась моя мать, миссис Форсайт, я считаю себя истинной англичанкой.

В конце концов Габи уступила и связалась с посольством, но затем начисто об этом забыла. И сейчас, понимая, что она наконец может узнать что-то о своей семье, Габи отнюдь не чувствовала себя такой спокойной и невозмутимой, какой желала казаться. Нельзя сказать, что ей хотелось установить контакт со своей семьей, если кто-то из ее родственников еще остался жив, или что-то сделать для них. Вовсе нет. Это было бы лицемерием после того, как с нею поступили.

Войдя в маленькую уютную гостиную, Габи раздвинула бледно-голубые бархатные шторы, и когда комната наполнилась лучами утреннего света, она прислонилась к стене, скрестив руки на груди.

– Ну а теперь, сеньор Эстрадо, не будете ли вы любезны сообщить, зачем приехали сюда? – «И когда уберетесь отсюда», хотелось добавить ей, но эти слова так и не прозвучали.

– Ну зачем же спешить, сеньорита Холм?

Перед тем как войти, он весь горел от нетерпения, теперь же, оказавшись внутри, расслабился и успокоился. У Габи, наоборот, нервы были напряжены до предела, и она чувствовала себя мышью, к которой крадется кот.

– Простите, – произнесла Габи ломающимся голосом, – но повод для спешки все-таки есть.

Вместо ответа мужчина опустился на диван. Откинувшись на его спинку, он расстегнул пиджак и ослабил узел галстука.

Вообще-то она была терпелива и любезна даже с самыми требовательными и вспыльчивыми пациентами, спокойно выслушивая всяческие нарекания в свой адрес, но только не сегодня утром, и не с этим человеком, разглядывающим сейчас ее костюм, слегка влажный от соприкосновения с наспех вытертым телом и оттого плотно обтягивающий – и подчеркивающий, нет, скорее даже увеличивающий грудь и изгиб между талией и мягкой округлостью бедра.

Наконец он поднял глаза и посмотрел на ее лицо. Что-то в этом взгляде, сумрачном и отчужденном, заставило ее сердце учащенно забиться, отчасти от страха, а отчасти от непонятного возбуждения.

Но странное выражение лица неожиданно исчезло, и мужчина участливо продолжил: