Ностальгия - Кирилл Берендеев

- Да, и никак иначе, - продолжал Павел. - Признаться, я так и не понял, отчего ты сам не воспользовался собственноручно созданной возможностью, почему так и не решился, и все сидишь здесь, все выжидаешь, не пытаешься хоть что-то решить и выгадать на чем-то. Бессмысленно прозябаешь в своей лаборатории, что-то готовишь для государства за копейки.... Я не понимаю этого, да и не хочу понимать.

Валентин спокойно пожал плечами, пожалуй, даже равнодушно, но Павел уже не видел этого движения, он был в монологе, он изливал его, стараясь не оставить и капли на дне души.

- Твои возможности, твой талант могли бы быть оценены - там, там, там - он мотнул головой в сторону окна, - Но сейчас дорожка закрыта, а тогда, пятнадцать лет назад, она только открывалась. К нам заглядывали в окна люди с иного края земли и спрашивали: "Кто вы? Как вы? Чем занимаетесь?" предлагали дружбу и дарили возможности. Сейчас всего этого нет, они перестали вглядываться в окна, мы надоели им, как может надоесть вечно скрипящая дверь в отхожее место. Да, именно так! - я ничего не собираюсь смягчать и рихтовать, так нас там отныне и оценивают! - он почти кричал. - Вот только не всех нас. Не гуртом.

Он передохнул и попытался успокоиться, глубоко и размеренно дыша. И снова сорвался.

- Есть две категории граждан: те, кто выезжает и платит по счетам, и те, кто, либо бежит и побирается, согласный на любую работу, лишь бы покинуть страну, либо не выезжает вовсе. Обе последние суть одно - темная, безликая масса, которая сама по себе отвратительна и самой себе противна. Устала, обнищала, обессилела за эти пятнадцать лет, и только булькает уныло и неравномерно, источает флюиды безнадежности. Одна восьмая часть суши как бельмо какое, как помойка без дна и без покрышки. И соседство с такой страной неприятно, и поделать ничего нельзя, даже если стараться, и, заткнув нос, бросать камни. Вот я и не хочу, чтобы кто-то старался и бросал в меня камни. Хочу выбраться отсюда, перейти в иную категорию: тех, кто тратит. Раз не получилось, - не понял, не воспользовался, упустил все, что можно. Зато теперь, Бог даст, ошибок не повторю. Уеду и рвать буду. Долго понимал и только сейчас понял, что без этого нельзя. Рвать руками и зубами, как все те, кто теперь ездит и тратит.

- Как все? - беззвучно спросил Валентин; не выдержал.

- Все, кроме тебя. Долг рвать, пока зубы целы; и долг этот появился в том еще обществе, в той стране, которую и начали рвать на клочья пятнадцать лет назад. Тут уж я не упущу своей выгоды, уж поверь мне, не упущу, уж постараюсь! - Павел с кашлем выхаркнул последние слова, глаза его сверкали, скулы были сведены, а на побелевших щеках проступили багровые, точно гематомные пятна. - Я все решил в последние три месяца, все по полочкам разложил, все прикинул. Не ошибусь уж теперь-то. Сперва в ателье устроюсь, это мне привычнее, у Бреймана, ты его должен помнить, он одно время...

- Я помню, помню, - Валентин попытался остановить его. - Ты не рассказывай лучше, а то... мало ли что да как...

И простой жест руки изобретателя остудил пыл Павла. Он замер, точно на невидимую стену наткнувшись, но слишком податлива была эта стена, и слишком велик его азарт, так что он не сразу остановился, а несколько мгновений продолжал еще рваться вперед:

- Ты же его знаешь, - говорил он, затухая, - А потом... потом.... И в Чехию удеру лет через десять... с суммою.

И совсем остановился.

- Да, ты модельер неплохой, - сказал Валентин по прошествии какого-то времени. - Факт отрицать не буду.

- Вот видишь!

- Будем надеяться на лучшее в прошлой твоей жизни, - мягко добавил он.

- Да, будем надеяться, - теперь уже ровно проговорил Павел. И, отдышавшись, все же сел в позабытое кресло.

Валентин сел так же, произнеся "на дорожку"; Павел, не ожидавший столь скорого ухода из квартиры, хотел подняться, выбраться из кресла, но что-то сковало его члены, некая невидимая сила, в чем-то подобная той, какая в скором времени забросит его в прошлое, на пятнадцать лет назад, в другую страну, другую эпоху, к другим людям. И он покорился этой силе.

Подождав еще несколько мгновений, обоим показавшимися непомерно долгими, - особенно после столь стремительно пролетевших мигов жарких фраз, - они поднялись одновременно, и, оттого, что такое случилось, улыбнулись друг другу. А затем вышли из квартиры.

Место было выбрано удачное, глухое и сейчас и тогда: бетонная площадка на задворках забытого ангара. Валентин, принесший на площадку генератор, все же не удержался и в который раз стал давать необходимые, но затверженные уже до последней фразы, наставления путешественнику во времени. Павел, притихший, выговорившийся полностью, кивал в ответ и смотрел под ноги. Фразы до него не долетали, лишь обрывки их спутывались с собственными мыслями и порождали удивительные фантастические фантомы в его мыслях; он, кажется, вовсе не слышал слов, точно они сами рождались в его беспокойном мозгу, возникали из ниоткуда и уходили в никуда.

А Валентин говорил:

- Мне в любом случае не будет ничего известно о тебе... сообщения не оставишь. Отправляясь в прошлое, ты создаешь новую вероятность развития темпоральных флуктуаций, иными словами, новую вероятность развития вселенной, новый мир, если угодно.... Лишняя масса, пускай и не приведет к значительным изменениям, но все же, ты уже будешь находиться в том, что можно назвать параллельным миром. А в будущем буду находиться уже другой я, из того параллельного мира, а не тот я, что прощается с тобой, единственным меж нами различием может оказаться то, что тот я будет знать о тебе что-то. А вот мы с тобой уже никогда.... Но тому я, что будет в параллельном мире, ты, конечно, сможешь дать о себе знать... всеми своими действиями, думаю, он, тот я, непременно последит за ними. Да и я, в определенном плане, буду следить за тобой.... Все же не каждому дано стать творцом новой вселенной. Да, кстати, не забудь припрятать понадежнее генератор.... Связи-то у тебя там какие имеются?

И это накладывалось на собственные мысли:

"Первым делом - лишить себя возможности к отступлению, может быть, я тут же передумаю, да хода уж не будет... тем более, все Валентину оставил, так что куда уж... только назад.... Кстати, ее зовут Рашида Фатиховна... милая старушка. Мы столько лет у нее останавливались перед восемьдесят пятым, жаль, в том не получилось.... Надо же, совершенно не помню, сколько стоит автобусный билет до конца... впрочем, будет написано... да и кто поймет, если я и спрошу. Но основные цены, на хлеб, на молоко, конечно, следует помнить.... Не ошибиться бы с ними... надо будет приглядываться"...

- Ты меня слышишь? - переспросил Валентин. Павел вздрогнул. - У тебя связи намечены?

- В прошлом? - да, конечно. Я говорил тебе, что все начнется с ателье.