Герой Ее Величества - Дэн Абнетт

Значит, проблема заключалась в самом свете.

Джузеппе тяжело сглотнул и побежал к рабочему столу. Зажег лампу, пролистал справочник с таблицами и записки, отбросив в сторону чертежи с проектами толстобрюхого планера, батискафов, выдвижных перьев для письма, воздушных подушек, трубчатых каркасов для гоночных ландо, методов по заморозке продуктов и устройств по тиснению мячей для гольфа. После нескольких минут лихорадочной возни, во время которой гениальные озарения, посетившие изобретателя за десять лет работы, сыпались на пол толстой кучей пергаментов, он нашел то, что искал, прямо между наброском статьи «О потенциале телефонии» и трактатом «Об электрификации и гармонизации измерительных приборов». Последний Джузеппе сочинил для еще не построенной системы рельсовых омнибусов.

Это оказалась книга размером в четверть листа, переплетенная в темную и покрытую пятнами кожу козленка, с петлей из черной ленты, намертво закрывающей страницы. Дрожащими от благоговения пальцами Джузеппе принялся листать пергаментные страницы, покрытые убористыми строчками четкого почерка, как всегда недобрым словом поминая ее осторожного автора: умное-преумное зеркальное письмо явно не предназначаюсь для скорочтения.

На всей территории Союза сохранилось от силы две дюжины копий трактата Леонардо «Principia de tenebrae»,[23] и не было оснований полагать, что книга попала за пределы Империи. Все они, за исключением одного экземпляра, хранились у кардиналов или старших каноников Церкви, и все, за исключением одного экземпляра, были сокращенными отпечатанными изданиями. Манускрипт же, написанный собственной рукой Мастера, хранился в семье Джузеппе со времен Пробуждения. Легенда гласила, что старый Леонардо отдал его Джузеппе Никколо, когда тот поступил к нему в подмастерья и смешивал краски. Джузеппе был свято уверен, что Церковь вздернула бы его на дыбе, насадила на вертел, растянула конечности, четвертовала, сожгла как еретика, разрушила его башню, разорила виноградники и натравила бы саранчу на всех его друзей и знакомых, если бы узнала о существовании оригинала. Существовало немало версий о том, что именно Отец Магии убрал из рукописи, прежде чем отправить ее в печать? Ходили слухи о неправленом тексте, пылящемся на полке в темном углу забытой библиотеки какого-то медвежьего угла. Но прошло уже столько времени, что очень мало людей верили всем этим пересудам.

После нескольких минут борьбы с шрифтом и ожесточенного прищуривания Джузеппе обозвал Самую Важную Книгу В Мире очень нехорошим словом и загромыхал по лестнице вниз, дабы раздобыть зеркало для бритья.

Когда его домохозяйка Мария пришла час спустя, то нашла Джузеппе в башенной комнате под мерно качающимися маятниками за следующим занятием: он запихивал в открытый чемодан револьвер с завитковым прикладом и ударным кремневым замком.

Ученый едва взглянул на женщину, когда та вошла, но махнул в сторону завязанного мешочка, лежащего на столе.

— Отправляйтесь в порт как можно быстрее, — сказал Джузеппе. — Найдите мне место на ближайшем торговом судне, отправляющемся в Англию.

Мария стала возражать, но быстро замолчала, когда хозяин развернулся и взглянул на нее. Его взгляд ей очень не понравился, потому она только спросила:

— Как долго вас не будет?

— Если я не вернусь, сомневаюсь, что вы это заметите.

Круги от брошенного камня бежали все дальше.

Через пять часов после того, как матушка Гранди поставила ведро под Нетти, рассвет наконец прибыл, изрядно запыхавшись, в вечнозеленые леса Сененояк и, мерцая, отразился от берегов озера Тенанточук.

Небеса были настолько прозрачно-голубыми, как только они и могут, и по любым стандартам казались самыми большими, самыми прекрасными и замечательными во всем мире. Распутные молодые горы в серьезных шляпах льда и с козлиными изумрудными бородками пихт и елей принимали внушительные позы на фоне неистовой синевы, довольные и гордые тем, что их еще не осквернили каким-нибудь бледнолицым именем.

Под их упругими плечами раскинулось озеро, которое легко посчитали бы за море в любой другой части света, прозрачно-зеленое, словно бутылочное стекло. Лосось прорезал его чистоту хромированными торпедами. Гризли размером с обитые шерстью садовые домики бродили по их берегам живыми воплощениями мифов. Волки, темные, как грифельная доска, и большие, как пони, неслышно бегали по лесам и пели песни луне. Орлы в белоснежных капюшонах, с клювами, похожими на алебарды, и крыльями, что твой брамсель, терпеливо ждали шанса стать символами монументальной капиталистической демократии и, коротая время, вылавливали рыб размером с софу.

Татунгхат наблюдал за приближающимся светом и открыл мешочек на поясе, дабы найти что-нибудь подбадривающее, но обнаружил там только табачные листья, курительную трубку, кусок высушенной гремучей змеи и хвост бобра.

Он натянул толстое покрывало на плечи, откинул шкуру от входа и выбрался наружу, направившись к озеру.

От криков гагар ему было неспокойно. На стоянке проснулись чем-то встревоженные собаки, зарычали и залаяли. Татунгхат посмотрел на воду, плещущую у носков мокасин, довольный, что сегодня выбрал обувь с мехом внутрь и тщательно законопаченную снаружи.

Что-то неприятное пробралось на Землю Предков, что-то хитрое и вероломное, несущее в себе явный запах маниту.

Чинчесо прошел по пляжу, держа руки на бедрах, вдыхая утренний воздух и широко улыбаясь.

— А ты сегодня рано встал, Татунгхат,[24] — сказал он.

— Плохой ветер, — мрачно ответил длинноногий шаман.

Чинчесо сочувственно кивнул:

— Слишком много мяса бизонов, я так думаю.

— Нет-нет, — ответил Татунгхат, протягивая руку, которая, как известно, могла разогнать бурю и внушить пуме жуткий страх. — Что-то плохое проснулось. Там, далеко, за Великой Водой, в Далеком Месте. Очень плохое.

Чинчесо какое-то время обдумывал сказанное. По его мнению, да и большинства сененояков, странные, волосатые люди с грубыми голосами, приплывающие из Далекого Места на деревянных островах, не заслуживали ничего, кроме худшего. У них были вульгарные обычаи, жестокие привычки и сомнительная этика. К тому же они могли убить тебя с расстояния четырех полетов стрелы кусочком свинца размером с росток люцерны. Более того, ничто не могло разуверить их в том, что сененояки и их соседи с Равнин и Гор без ума от стеклянных бус. Но Чинчесо знал Татунгхата. Знал, насколько серьезно тот воспринимал невидимую жизнь духов.

— Ты думаешь о том, чтобы… отправиться туда, так? — спросил он, видимо занервничав.