Чеслав. Ловец тени - Валентин Тарасов

— Ты меня прости... — не найдя других слов, вымучил из себя Чеслав.

— За что?

— За все...

— Да разве мне твое «прости» надо? — обожгла его взглядом девка и пошла прочь.

Чеслав не стал догонять ее.

Добираться до места, где оставил свою одежду, он решил краем берега, дабы не встретить кого-нибудь любопытно­го дорогой. Особенно баб да девок. Рассказывай после, от­чего голяка по берегу бегаешь и куда твои лахи подевались. Будет у языкастых о чем позубоскалить в ближайшие дни!

О Ветре он не особенно беспокоился. Конь, скорее все­го, где-то рядом и, выбравшись из реки, уже пасется на бережке. И словно в подтверждение этим мыслям, с той стороны, куда он собирался идти, и в самом деле разда­лось призывное ржание верного скакуна.

Где ходом, а где и вплавь, Чеслав благополучно пре­одолел заросли камыша. Дальше берег поднимался над рекой крутым обрывом, вдоль подножия которого тяну­лась узкая полоска суши. По этой зыбкой тропе и решил пробраться Чеслав. Он шел, прижимаясь спиной к обры­ву и шаг за шагом ощущая, как от этих прикосновений осыпается на землю песок.

«Шурх!» — вырвалось что-то совсем рядом с ним и стремительно унеслось прочь.

От неожиданности юноша отшатнулся, но через мгно­вение понял, что страх был напрасным. Это юркие птахи стрижи, потревоженные его приходом, неуловимыми стрелами вылетали из своих норок, устроенных в песча­ной стене обрыва. Ох и наделал он переполоха в их при­брежном поселении! Маленькие обитатели норок-пещер с тревожными криками кружили вокруг него, желая од­ного: чтобы он как можно скорее покинул их владения.

Так и продвигался он под крики и внезапные вылеты пернатых обитателей птичьего поселения. Но вдруг что-то заставило его насторожиться. Возможно, несколько комков земли, осыпавшихся откуда-то с края обрыва, а скорее всего, острое чутье, перешедшее к парню от зве­ря, заставило его сделать прыжок в сторону. И, как ока­залось, вовремя, потому что на то место, где он находил­ся еще миг назад, упал увесистый камень, с чавканьем впечатавшийся во влажную землю.

Какое-то время Чеслав не двигался. Его взгляд был прикован к камню. Его бросили или он сам обвалился? Осторожно отклонившись от стены, юноша посмотрел вверх, на край обрыва. Но там, кроме травинок, что слабо шевелились на ветру, не было заметно никакого движе­ния. Конечно, берега время от времени обрушаются, но тогда с камнем должна была осыпаться и земля... Хотя бы немного... Но упало всего лишь несколько комков, и до того, как рухнул сам камень... Нет, это не могло быть случайностью. Кто-то явно бросил в него камень. Чеслав прислушался, стараясь различить среди птичьих криков какие-нибудь подозрительные звуки. Ему даже показа­лось, что он слышит шум осторожных шагов, которые удаляются от обрыва. Но, может, это был только его вы­мысел, и злыдень, метнувший камень, давно исчез?

Как бы там ни было, но камень размером с конскую го­лову едва не лишил его жизни.

Вот только надо понять: это еще одно предупреждение или в этот раз ему желали смерти? Ведь нож был явным предупреждением, а теперь.. . Камень угодил как раз в то место, где он стоял. И если бы Чеслав не отпрянул, попал бы ему прямо в голову. Значит, метили точно в него. И ес­ли бы даже этот камень не убил его, то покалечить мог из­рядно. Только вот за что? С чем это связано? Неужто за девку? И нож ночью, и камень теперь полетели в него сра­зу после встречи с девками... Он только что расстался с Зориной...

«Уж не за нее ли мне такая награда?»

Может, это только совпадения, и то рука потравителя лютого метит остановить его розыски? В любом случае кто-то недобрый зорко зрит за ним и за тем, куда он путь держит. А потому да оберегут тебя Великие, Чеслав!

Когда Чеслав вернулся в хату, то застал Кудряша, уже сидящего за столом и с нетерпением ожидающего его прихода.

— Да где ж это можно пропадать так? Или ты решил меня голодом заморить? Мое брюхо уже какую песню пе­чальную заводит — так подвело! — напустился на друга Кудряш.

А тот, стрельнув глазами в сторону засуетившейся у оча­га Болеславы, молча подсел к столу и стал есть. Но от Ку­дряша так легко отделаться было невозможно. Он настой­чиво пнул под столом друга ногой, требуя ответа.

Соблюдая осторожность, чтобы не услышала Болесла­ва — зачем ее беспокоить? — Чеслав шепотом рассказал товарищу о походе с Марой к заваленному камнями мерт­вецу, о повторной поездке на хутор Молчана, а также о но­же и камне, что едва не стоили ему жизни. Правда, умол­чал при этом о любощах с девой на речном берегу.

Кудряш, услышав о напастях, свалившихся на друга и едва не стоивших ему жизни, даже о еде позабыл. Хло­пая округлившимися глазами, он с плохо скрытой трево­гой прошептал в ответ:

— Сдается, не напрасно мы по следу чужаков пошли...

Чеслав на то лишь задумчиво кивнул.

А Кудряш поведал товарищу о том, что ему удалось узнать о пребывании чужаков в их селении. Но ничего ценного для разгадки случившегося в том, что рассказа­ли девки да парни, Кудряшу узнать не удалось. Вот толь­ко брошенные в конце повествования слова заставили Чеслава насторожиться:

— А еще говорили, что младший из чужаков на девок- то наших ой и засматривался...

Обдумать услышанное молодой муж так и не успел, по­скольку порог их жилища переступили помощники вер­ховного жреца Миролюб и Горазд.

— Хозяевам щедрот от Купавы! — приветствовал Ми­ролюб соплеменников.

— И от нас оберег вашему дому, — протянул Горазд ис­кусно сделанный из дерева символ Чура — хранителя се­мейного очага.

Болеслава, сердечно поблагодарив гостей, пригласила их за стол и поспешила приладить подарок на стене, где располагался очаг.

Присев за стол, мужи отведали предложенной снеди, чтобы не обидеть хозяйку, и лишь после этого Миролюб обратился к терпеливо ожидающим пояснения причины их появления Чеславу и Кудряшу:

— До Колобора слух дошел, что вы на дальнем хуторе побывали, да про то, что сожженным его нашли...

«Если бы только хутор! — мрачно подумал Чеслав. — И пошесть, о которой предупреждал волхв, в том навер­няка ни при чем».

Но вслух лишь заметил:

— И про другое разное... есть что поведать...

— Это про что же еще? — поинтересовался жрец, и в его обычно спокойных глазах вспыхнул живой интерес.

Чеславу совсем не хотелось рассказывать сейчас о по­ходе на хутор, а потому ответил он Миролюбу уклончиво:

— Вот загляну к волхву, обо всем и расскажу. Так и пе­редай Ко лобору.

— Так и передам, — с некоторым разочарованием кив­нул Миролюб.

— А я, Кудряш, как и обещал, для твоих погребальницу соорудил, — обратился к парню молчавший до того Го­разд. — Зашел сказать, чтоб посмотрел ты, насколько складная она получилась. Времени ушло на то немало, старался исполнить, как только мог, но для крови твоей, думаю, хорошим пристанищем будет.

— Да усердию Горазда позавидовать можно, — похло­пал по плечу товарища Миролюб. А после с улыбкой и то­ном, в котором, при всем дружелюбии, сквозила скрытая ирония, добавил: — Он если чего задумает, то несколько дней кряду не спать может, пока своего не добьется. Уж я не раз тому дивился. И Колобор его за то отмечает.

— А ты не завидуй! Каждому дается по заслугам и усер­дию! — то ли отшутился, то ли огрызнулся Горазд. А по­сле, потерев свои совсем небольшие, как для мастерови­того человека, руки и одарив всех сдержанной улыбкой, с глубоким убеждением добавил: — Великим и общине служить по-разному можно.

Услышав о готовности домовины для праха своей се­мьи, Кудряш тут же засобирался с жрецами посмотреть на сооруженную Гораздом погребальницу.

Чеслав с ними не пошел. Его не оставляла мысль, что уж не за деву ли пытались поквитаться с ним купальской ночью, а после и поутру? Ведь о той же Зоряне немало пар­ней в округе подумывают. И головы у многих ой какие го­рячие! Вот только бы узнать, кто из них мог.

И Чеслав, кажется, знал, у кого можно о том разведать.

Молодой охотник застал Кривую Леду в разгаре битвы. Ее отголоски донеслись до его ушей еще на подходе к ха­лупе старухи, а когда он обогнул соседнюю хату, то кар­тина сражения предстала перед ним во всем своем цве­тастом безобразии.

Разъяренные женщины стояли одна напротив другой, яростно размахивая руками и осыпая друг друга смачной руганью. Одной из них, конечно же, была старуха Кривая Леда, а второй — молодка Буяна. Было понятно, что неуго­монная Леда опять активно поучаствовала в жизни одной из соплеменниц.

— Будешь мужику моему еще на меня напраслину на­говаривать, кикимора болотная, я клюку твою тебе же в глотку затолкаю! — наступала на бабку покрывшаяся красными пятнами от переполнявших ее чувств пышно­телая Буяна. — Так затолкаю, что даже каркнуть больше не сможешь!

— А чтоб тебя и пучило, и крючило, и ломало, зараза! — кричала Леда, предусмотрительно прикрываясь клюкой, позволявшей держать соперницу на расстоянии. — А я все одно видела! Видела, как ты...