Ее самое горячее лето - Элли Блейк

Когда Джона к ней шагнул, у нее перехватило дыхание, и в приглушенном свете его губы словно искривились в усмешке. Она отпрянула, что только вызвало его смех, от которого у нее подкосились коленки. К счастью, он мгновенно подхватил ее и припал к губам, смакуя поцелуй, словно делал это миллион раз прежде.

На периферии ее зрения замелькали искорки, волна тепла прокатилась по телу и ногам. Не задумываясь, изголодавшаяся Эйвери прижала ладони к его обнаженной коже. Мужчина был не просто красив. Он был свеж, чист и горяч, словно тридцать лет впитывал солнечные лучи и теперь это тепло пульсировало в нем.

Она чуть двинулась, ощутив бедром его эрекцию, и, затаив дыхание, ждала, что он опрокинет ее на кровать и она лишится чувств. И лишь охнула, когда Джона отпрянул. Не совсем, но теперь их разделяло несколько сантиметров, и она могла наконец вздохнуть. А сердце ее неровно билось, пока она ждала следующего его шага.

Потом его губы коснулись ее шеи.

Затем подбородка.

Краешков рта, его губы становились все ласковее, все настойчивее.

Его руки тоже не останавливались, а теперь скользили по ее спине. Его шершавые большие пальцы упирались в ее талию, затем нырнули под бюстгальтер, двинулись вниз…

Когда мука нереализованного желания стала нестерпимой, Джона перешел в наступление. Решительное. Его язык проник в ее рот, одной рукой он плотно прижал ее к себе, а другой ворошил волосы, подчиняя себе, пока она не стала подвластной ему рабыней.

Затем его большие пальцы проникли под пояс ее брюк, пробежали по бедрам. Он целовал ее шею и щеки, потом зубами прикусил одну чашечку бюстгальтера и сдвинул вниз, чтобы припасть губами к ее груди.

Эйвери коснулась голой ногой его бедра, отчего его обдало жаром; взъерошила ему волосы, не отпуская ни на секунду, не давая передышки, его горячее дыхание сводило ее с ума. Затем он сдвинул вторую чашечку бюстгальтера, шершавыми, теплыми, уверенными пальцами и с бесконечной нежностью приник губами к ее груди, наполнив ее тело головокружительной сладкой истомой.

Его губы снова нашли рот Эйвери, он целовал ее, а она почти теряла сознание. Наконец ее колени ослабели, и она опустилась на кровать. Потерла рукой лицо, чтобы хоть немного прийти в себя.

Эйвери открыла глаза и увидела, что Джона стоит рядом, с легкой улыбкой на прекрасном лице. Загорелая грудь с курчавыми волосками тяжело вздымалась. Мускулистые плечи пересекали набухшие вены. На запястье светлела полоска от ремешка часов.

– Ты так выглядишь… просто не нахожу слов, Джона Норт, – заметила она и покачала головой.

Он широко улыбнулся и пробежался взглядом по ее телу:

– Когда отыщешь нужные слова, дай мне знать. А ты для меня загадка, Эйвери Шоу.

«И все это – безумие», – слышалось в его словах.

Эйвери приподнялась, запустила руки под его распахнутую рубашку и привлекла его к себе. Темная линия волос уходила под его брюки. Она поцеловала ее и облизнула свои губы, они горели, словно от прикосновения к солнцу, соли или жгучему морскому ветру. Такому, как он.

Казалось, прошла вечность, прежде чем их губы встретились. Годы и годы она ждала этих мгновений, изнывала от желания, а теперь ее охватил страх. Страх, что радость окажется безудержно, невыносимо сильной.

Затем он одним ловким движением расстегнул ее бюстгальтер.

–  А ты мастер его снимать, да? – пошутила Эйвери, погладила его непокорные кудри, а он улыбнулся, ласково прикусывая зубами мочку ее уха.

–  Одно из моих умений.

–  И много их?

Он поднял голову. Струящийся через окно лунный свет падал на его нос, на глаза, на прекрасный рот.

–  Перечислить?

–  У тебя лучше получается что-то делать, чем говорить.

Белозубая улыбка осветила смуглое лицо, а затем он повел бровями, словно что-то обещая, и ей не пришлось долго ждать его ласк.

Он целовал ее обнаженную грудь, спускался все ниже и ниже. Одним движением расстегнул и снял ее брюки, сдернул тончайшие трусики, пробежал губами по впадине между бедрами, осторожно прикусил кожу, провел языком по лобку.

– Просто лежи. – Он обжег ее взглядом темно-серых выразительных глаз.

Эйвери старалась лежать спокойно. Однако переполнявшее ее удовольствие оказалось слишком сильным. С каждой секундой она теряла контроль над собой – во всех смыслах; ощущала свою беспомощность перед ним, когда его шершавые руки ласкали ее нежные груди, скользили по талии, погружались во впадину между ног, а потом широко их раздвинули.

Едва Джона опустил голову, она зажмурилась. Перед ее глазами кружились темно-красные пятна, а когда его язык проник в сокровенную глубину под лобком, на секунду перехватило дыхание.

Все ее мысли улетели прочь, и осталось лишь всепоглощающее наслаждение. От его объятий, ласк, поцелуев. Болезненное удовольствие от прикосновений его щетины к самым чувствительным местечкам ее тела, горячие дуновения его дыхания, искусные ласки языка и собственный жар сливались в единую симфонию любви. Эйвери едва не теряла сознание и почти взрывалась от переполняющих ее чувств.

Он подарил ей всего несколько таких секунд, когда она таяла от наслаждения; затем быстро разделся, надел презерватив и стал целовать ее живот, поднимаясь выше и выше. Ей хотелось плакать, а ее мускулы трепетали от каждого его прикосновения.

Когда он навис над ней, в голову ей пришла шальная мысль – перевернуть его и оседлать, но она настолько ослабела, что могла лишь подчиняться ему, нежно целовать его щеки, гладить спину и крепкие мужские бедра.

Затем Эйвери обвила его ногами, приняла удобную для него позу и долго, нежно, целовала, пока он в нее входил.

Она задохнулась от его ответного поцелуя, ей хотелось большего, чтобы он прижался плотнее, вошел в нее глубже. Сладкие ощущения переполняли ее, она растворялась в них. Сливалась с ним воедино.

Ее закружило в водовороте чувств. Она прижимала его сильнее и сильнее, тянула к себе. Поймала его взгляд и цеплялась за него как за якорь.

Джона раз за разом входил в нее, ласкал, находил чувствительные точки на ее теле, дотоле ей самой неведомые, и гамма ее ощущений становилась все богаче, они захлестывали ее, бурлили в ней… Джона встрепенулся всем телом, напрягся от ее ласкового прикосновения, и это стало еще одной вершиной удовольствия. По телу ее пробежала горячая волна, а он простонал так громко, что казалось, задрожали стены.

Наверное, прошла вечность, прежде чем Джона произнес:

–  О боже, Эйвери… – Его голос тонул в смятых простынях за ее спиной.

–  Да что ты говоришь!

Он рассмеялся, так же приглушенно. Она смахнула слезу, а затем погладила его по спине и прикусила губу, чтобы не расплакаться. Переживания, усталость, скопившееся за последние дни напряжение давали о себе знать. Но теперь она могла наконец расслабиться.