Прах человеческий - Кристофер Руоккио

А у магнарха Венанциана не было особых причин любить меня, но он был бесконечно предан императору – и только ему. Его верность императору была превыше догматов Капеллы, традиций древних домов и кровного родства. Если я правильно понял Оливу, то Венанциан приказал отделу особого назначения разведки легионов охранять меня от посягательств Капеллы, пока я не окажусь в его владениях. Капелла уже пыталась убить меня на Фермоне. Императрица и старые «Львы» организовали покушение на Форуме.

Я так зациклился на Колхиде, выбрал ее, чтобы объявить о своем возвращении в Империю, что забыл, что другие фигуры на доске тоже могут передвигаться. В поисках безопасности я двинулся в направлении императора, а его агенты двинулись навстречу мне.

– Мы оба служим императору, – сказал Олива.

– Все служат императору, – поправил я, сглаживая намеки на возможные трения между партиями и фракциями. – Просто одни подчиняются человеку, а другие – престолу, на котором он сидит.

«Повиновение из любви к личности иерарха. Повиновение из верности трону иерарха».

Мог ли Ригель, сформулировавший восемь степеней повиновения, расположить их в неверном порядке? Разве любовь не была более сильным побудителем? Разве повиновение из преданности не было наивысшей степенью повиновения? В таком случае не должна ли любовь к иерарху стоять выше верности его трону? Не должен ли человек стоить дороже своей короны?

«Смотри ниже, – услышал я голос Гибсона. – Истина ниже».

– А вы и правда философ, как говорят, – произнес Олива.

– Я только учусь. Побудьте при дворе столько, сколько пробыл я, и сами удивитесь, как много людей пытаются угадать волю императора, вместо того чтобы ее исполнять.

– Попробую, – ответил коммандер. – Милорд, можно еще вопрос?

«Милорд», а не «ваша светлость» или «сэр». Я отметил небольшую перемену в его отношении и возросшее уважение ко мне.

– Можно, – ответил я, вздернув бровь.

– Говорят, когда вы были при дворе, то на дуэли голой рукой поймали клинок из высшей материи.

Я прыснул со смеху. Вопрос был детским. Гектора Оливу он, должно быть, волновал еще с мальчишества.

– Это правда? – спросил он.

Вместо ответа я показал левую руку. На ладони и пальцах остались глубокие шрамы от клинка Иршана; в бледном освещении кубикулы они блестели. Олива – мальчик, не солдат – приблизился, чтобы лучше разглядеть.

– Искусственные кости, – объяснил я. – Чистый адамант до самого плеча, а сверху наращенная плоть. Никакого чуда тут нет.

Истинным чудом было то, что Араната Отиоло отрубило мне правую руку, а не левую.

– Так и знал, что этому есть научное объяснение, – заключил Олива, но опустил взгляд, как будто правда разочаровала его. – Чего только не выдумывают! Вы и Улурани якобы голыми руками завалили, и из садов удовольствий Гадар Малян сбежали, и целые легионы с Немаванда эвакуировали. Наверняка большая часть из этого – выдумки. Уж умереть-то и воскреснуть вы точно не могли.

Я лишь улыбнулся и, вальяжно отдав честь, развернулся и проследовал на главную палубу, оставив юного героя наедине с непрозвучавшим вопросом.

Глава 8

Призрак руин

Все было покрыто белыми простынями: мебель, выстроившиеся вдоль стен манекены в доспехах, парные флаги по углам большой лестницы… даже толстые ковры, джаддианские, а не тавросианские, что украшали прихожую виллы Маддало. Солнечные лучи струились сквозь оконца высоко в стене, оседая на резных деревянных балках и рассекая пыльный воздух, в котором, казалось, можно было на вкус ощутить горький прах времен.

– Милорд, сюда никто не заходил с вашего отъезда, – сказал смотритель, местный мужчина по имени Каффу. – Кажется, больше ста лет.

– Сто семь, – уточнила Валка, входя в распахнутые двери.

Над плечом у нее сияла светосфера. Позади, во тьме, возились люди Оливы и магнарха, разгружавшие наш шаттл. После допроса в Капелле, проведенного в присутствии коменданта Линча из легионов, нам позволили под покровом ночи покинуть пересадочную станцию над Сананной и вернуться в поместье Маддало. Венанциану не хотелось превращать мое прибытие в спектакль, хотя слухи уже поползли.

Каффу поклонился Валке, теребя пальцами фетровую шляпу.

– Сто семь, госпожа? Так давно? Я-то здесь только последние шесть. Вот старый Грен уже сорок с гаком работает, уже детей успел вырастить. У меня жены нет, в отдельном флигеле живу.

В прихожей кто-то так громко чихнул, что я резко обернулся. Сэр Гектор Олива стоял на пороге, уткнувши нос в рукав. За спиной в черном кожаном футляре висела его великолепная мандора. Он часто на ней играл, пока мы летели на Несс, и, нужно сказать, играл виртуозно. В руке он держал другой, плоский футляр, длиной в половину его роста.

– Черная планета! – придя в себя, воскликнул коммандер. – Ну и воняет же здесь!

– Воздух немного застоялся, – ответила Валка, значительную часть жизни проведшая в более удушливом климате, в руинах и склепах.

– Прошу прощения у вашей светлости, – снова поклонился Каффу. – Мне сообщили о вашем прибытии только час назад. Сказали, мол: «Лорд Марло летит! Живо готовь дом!» Я ботинки-то едва успел натянуть да приодеться, прежде чем ваш славный кораблик приземлился. Дайте минутку, я запущу генераторы, вентиляторы и щиты. Тут сразу все преобразится!

Он острым взглядом окинул пыльный холл, освещая его факелом. Белые простыни и паутина напоминали снежные сугробы, придавая всему неестественный, фантастический вид, как будто мы оказались вовсе не на вилле Маддало, а среди сценических декораций, подготовленных ночью к завтрашнему спектаклю.

Обратив внимание на простыни, Каффу добавил:

– До утра мне ребят из города не пригнать, но завтра мы тут все в порядок приведем, уж не сомневайтесь!

– Не волнуйтесь, сирра. Простынями займутся солдаты. Сложим на веранде, а утром вы с Греном уберете. Годится? – сказал я и сунул смотрителю хурасам за труды.

Золотая монета ярко блеснула в свете факела и Валкиной светосферы.

Смотритель разинул рот. Приняв вознаграждение, он припал на колено, чтобы поцеловать мою трехпалую руку. Мне приходилось примерять на себя шкуру помойной крысы в Боросево, и я понимал, что для простого человека одна такая монета – богатство. Для того, кем я стал, она была практически безделушкой. Монеты в Империи использовались в мелком товарообмене, масштабами многократно уступающем межзвездной коммерции. Но для Каффу это было целое состояние.

Через секунду он поднялся и помчался с факелом в недра бывшего аббатства, в погреба, где сто семь долгих лет дремали генераторы.

– Значит, это ваше жилище? – спросил Олива, когда смотритель скрылся.

Он подтянул мандору повыше и вошел внутрь, сминая ногами ворс на широком джаддианском ковре. Его темные глаза осмотрели холл, высокие потолочные своды, полукруглые