Голод. Нетолстый роман - Светлана Павлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зовут как? – спросила я, словно это имело значение для решения.
– Да никак… Просто кошка.
Кошка решила судьбу квартиры: риелтор, забывший даже распечатать договор, забрал совершенно незаслуженные комиссионные, и мы с Амиром ударили по рукам. За следующий год он задержал оплату лишь однажды. Так и написал: «Летал домой, перед этим шопинг устроил, что-то переборщил я». А когда забывал вовремя скинуть фото счётчиков, присылал извинительные кошачьи портреты с подписью «Я так люблю ию мой ребёнак».
А ещё отремонтировал мне дверцы кухонного шкафа и не дал мне за это заплатить.
RE: грустное
Здравствуй! Вчера плохо поговорили. Ты рассердилась. Я расстроилась. Лучше письма писать. Посмотри обязательно «За пропастью во ржи». Открыли библиотеки, но к стеллажам из-за ковида до сих пор не пускают, хотя в ТЦ уже всем наплевать. Пришлось брать, что вынесли. Прочитала «Клеймо» Сесилии Ахерн. Причём второй раз. Забыла, что уже читала. Всё равно сопереживала героине, как будто читаю впервые. Пока.
RE: грустное
Прости, я действительно злюсь и бываю несдержанной.
Ахерн – это что-то про любовь?
Фильм посмотрю!
Ковид-ковид.
Сейчас думаю – страшное время.
А потом вспоминаю, как хотела продолжения карантина, потому что, сидя дома, было проще соблюдать диету, и так делается стыдно.
Но и кому кроме тебя такое ещё рассказать?
Люблю тебя.
В одно из воскресений «на группе» случилось необычное – пришёл мужчина. Он представился как-то совсем по-школьному: Иван Шувалов. И занял место в кругу. «Неужели у мужиков тоже бывает булимия?» – подумала я, оглядывая вполне стройного и складного Ивана Шувалова.
Ладно.
«Группа» началась традиционно, со вступительного слова ведущего. Которое Иван бесцеремонно перебил.
– Ой, дамы, а я ж не ваш. Простите! Я к клептоманам пришёл. Второй раз всего, запутался, не признал своих.
– А, так клептоманы в другом кабинете, через дверь, – ответила ведущая, участливо и разочарованно.
– Всё-всё, понял, ушёл. Простите, что украл ваше время. Я это люблю… Ну, красть, – сказал Иван и рассмеялся.
С ним рассмеялись все остальные. Сначала робко, потом – по-настоящему.
Я подумала тогда, ещё вяло, без эйфории: Шувалов. Хорошая фамилия, графская. Легко запомнить. Даже предположить не могла, что именно так, очередным беспросветным московским февралём я и встречу свою любовь.
* * *
К следующей группе я готовилась с особой тщательностью. Зачем-то купила новый антицеллюлитный крем – словно собиралась заявиться в купальнике. Крем обещал, что ягодицам будет горячо. Да у меня и так жопа перманентно в огне, не привыкать, решила я и намазала толстым слоем.
Пока бегала по квартире с задницей, обмотанной в пищевую плёнку, думала: нет бы курильщик или сексологолик, но клептоман? Это правым полушарием. Левым размышляла, как подкатить. Решила особо не выделываться и начать с малого – прийти красивой. Впоследствии оказалось, что прийти красивой решила не одна я; от этого стало не очень приятно. Зато впервые в жизни всю дорогу до «группы» я повторяла про себя не мантру-признание про обжорство («Привет, меня зовут Лена, и у меня булимия»), а репетировала на разные лады «один тут отдыхаешь?». Я была так глубоко погружена в свои мысли, что не заметила, как вошла в здание, в полный голос разговаривая сама с собой. В это самое время он мне и попался. Осознав, как глупо выгляжу, я не нашла ничего лучше, чем изобразить, что говорю в AirPods. Это был фейк чистой воды: оригинальные наушники я потеряла, усыновленные с «Авито» барахлили, купить новые не давала жадность. Иван не понял разыгрываемого спектакля, спросил по-простому: «Чего-чего, я не расслышал?» Конфуз неликвидируемых последствий. Я не знала, что сказать, и просто стояла в оцепенении. «Вас как зовут?» – спросил Ваня, и так мне понравилась эта инверсия, уместная как будто в детском садике или школе, и что-то внутри размягчилось: крысиный хвостик, рейтузы, ура, физкультуры не будет, веснушчатая Агриппина Саввична, сидя на оттоманке, в главных ролях – Дженнифер Энистон, Кортни Кокс, Лиза Кудроу, Мэттью Перри и Мэтт Леблан. Я поплыла, зависла, выбирая между «Лена» и «Елена» и калибровкой нужной улыбки. Ситуацию уже было не испортить, поэтому я сделала то, чего не делала никогда в жизни: первой позвала парня на кофе.
И мы пошли пить кофе. Говорили как интеллигентные люди обо всём, кроме главного – последний отпуск (палатки, бу-э-э), работа (что-то скучное и в финансах, я так и не поняла), осторожная – как шажок на первый лёд – сверка идеологических координат (слава богу, нормальный). Старательно огибая острый угол темы места встречи и будто бы нарочно пряча его.
Потом мы гуляли по удивительной для февраля, совсем ненастоящей зиме: театральный снег, онегинский мороз, детская карусель, в которую я от хорошего настроения уселась, а Ваня с одного маху её крутанул. И двор завертелся – как в миксере.
Я сошла с карусели и от головокружения наступила в оснеженную лужу; та треснула под ботинком. Ваня подал мне руку и предложил подвезти до дома – я согласилась. Ваня спросил, хочу ли я поставить свою музыку – я согласилась. Ваня включил блютус, на экране панели управления высветилось: «Создать пару с Ivan?».
Я согласилась.
За пару кварталов от дома музыка отсоединилась. Я попробовала подключаться заново, не получалось. Пока мы стояли на красном светофоре, я повернула экран Ване. Потыкай тут сам?
Ваня всмотрелся в телефон, где выпал список предыдущих устройств:
Mercedes Serega,
BMW Daniil,
Mazda Petr.
И так далее.
Виду не подал, сказал только:
– Сорри, тут зелёный уже.
Остаток пути проделали молча.
Мы приехали несправедливо быстро. Акварельные намёки: «Что-то хочется продолжения банкета» не сработали, и тогда я предложила: «Хочешь, зайдём ко мне?» Потом добавила, будто оправдываясь: «Просто посидеть, у меня коньяк хороший в баре застоялся». В лифте было неловко молчать. Но ровно в ту самую секунду, когда кабина тронулась, в том славном миге невесомости, божественный замысел этого нелепого романа проявился сам собой.
Войдя в гостиную, Ваня первым делом спросил: «Так ты и беленькой балуешься?», глазами показывая на ополовиненную бутылку у меня на столе. Я объяснила, что подливаю водку в гвоздики – чтобы дольше стояли, а сама такой дешёвой водки отродясь не пила. Ваня возразил, что вся водка – одинаковая, остальное – выпендрёж этикеток. На этом открыл коньяк, не оценив, что он так-то «Мартель». Я напирала, что надо смаковать. Ваня ответил, что не видит ничего особенного: «Лучшая конина – это которую пьёшь в походе. Мы вот “Старейшину” берём – это да!» А потом ударил по выключателю, и в комнате остался неубедительный свет икеевской гирлянды. Ваня пояснил: «Не люблю, когда бьёт в глаза». От радости я чуть не заорала «Я тоже!!!», но, застеснявшись вложенного в совпадение смысла, просто кивнула.
Коньяк быстро утратил наш интерес. На третьей, не закусывая, мы друг другу всё и выдали. О том, что началось, конечно, давным-давно, оттуда и тянется, нанизывая на себя новые годы, новые ошибки, новые срывы, новые обещания. Ваня много говорил: как во время кражи натурально темнеет в глазах, как на мгновение будто останавливается сердце, как он теряет контроль и как стыдно ему делается сразу после. Я слушала, кивала и думала, что, если заменить его «красть» на моё «жрать», получится то же самое.
Целовались в тот же вечер. Всё остальное – тоже. Уже после, глядя в потолок, я сказала ему то, о чём искренне мечтала последние три года: «А можно ты не будешь делать мне прогрев в виде трёх дней игнора, и мы сразу начнём ездить в “Ашан” и “Икею”?» Ваня засмеялся и спросил, могу ли я вспомнить какой-нибудь идиотский стыдный поступок, который совершала в последнее время. Я подумала про то, как сожрала полкастрюли борща, блеванула и вымыла полы на даче у Серёжиной мамы, и ответила: «Тебе лучше не знать». Потом спросила: «А ты?» Он сказал: «Дома недавно обнаружил линейку. Зачем-то померил член». «Ну и сколько?» – спросила я. Ваня
