Неучтённый фактор - Олег Маркеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Седой осознал всю нелопость своей команды. И снова волна ярости замутила взор, выдавив слезы бессилия из глаз.
Рукоятка пистолета сама собой вспыргнула и врезалась в переносицу мужичка. Потом с хрустом треснула ключица. Потом…
Седой отвалился от распростертого на земле тела. С ужасом осознал, что же натворил. Сплюнул вязкий комок. Попробовал выжать хоть каплю мутной злобы.
– Звездец суке!
Ничего не вышло. Внутри остался только страх. Тошнотворный, как протухший, наполовину растаявший студень.
Он воровато осмотрел два тела у своих ног. Они надежно перекрывали вход в подъезд.
В подворотне загудел топот бегущий ног.
– Стоять! – влетела следом команда.
И сразу же за ней хлестко ударила автоматная очередь.
Седой подпрыгнул на месте, рванулся к дверям.
В мутном полумраке подъезда гулко билось эхо выстрелов.
Хватило сообразительности пошарить взглядом по полу. Повезло. У батареи валялся обрезок трубы.
Седой запер дверь обрезком. И крадущимся шагом припустил вверх по лестнице.
«Дай бог, не найдут, – клокотало в голове. – А найдут, не страшно. Успею ксиву показать. На улице не сложилось… Ублюдок даже смотреть не стал, сразу полоснул дубинкой по горбу. А здесь не страшно. Здесь не страшно…»
Он сам не заметил, как поднялся на верхний этаж. Поперхнувшись от судороги, перехватившей горло, на секунду замер на верхней ступеньке.
Успел лишь увидеть силуэт человека у окна…
Странник
Максимов столкнул с плеча рюкзак, шлепком ладони направил назад, под ноги зашедшему сзади человеку, развернулся, скользя плечами по стене, выхватил пистолет и резко присел.
Он сразу же узнал седовласого с рынка. За какие-то пять минут седой успел потерять берет, угваздать пальтишко в грязи и сукровице, постареть и съежится, как гнилое яблоко. Цвет лица был именно таким: багрово гнилостный, блестящим от липкой пленки.
Рюкзак заблокировал ноги, мешал вступить на последнюю ступеньку. Правая рука утонула в кармане пальто, опереться на стену нечем, а левая повисла в воздухе, не дотянувшись до перил.
– Не шумим. Стоим спокойно. Не дергаемся, – очетливо, как для слабослышашего прошептал Максимов.
Он постарался максимально, до кисельных мышц, расслабиться. Представил, что лежит в горячей ванне. И сразу же щекотка царапнула переносицу. Отчаянно захотелось зевнуть.
Седой покачнулся. Краска схлынула с лица. Он отчаянно зевнул. И он стал медленно оседать на пол…
* * *Оперативная обстановка
Совершенно секретно
только лично
Председателю ГСБ РФ
Первому заместителю Коллегии СНБ РФ
генералу армии Ларину С.К.
Докладываю, что в ходе оперативно-войсковой операции "Трал" на 14.00 в Северо-Западном, Северном и Юго-восточном округах Москвы выявлено и блокировано 8 мест нелегальной торговли оружием. Войсковые подразделения комендатур были вынуждены открыть огонь на поражение.
На месте ликвидировано 72 человека, оказавших активное вооруженное сопротивление представителям власти.
На настоящее время задержано по подозрению в причастности противоправной деятельности 259 человек. В отношении задержанных проводятся фильтрационные и неотложные следственные действия. Среди задержанных агентам-опознавателями установлены 34 человека, проходящим по учетам "АТ".
Силами войсковых подразделений комендатур, нарядами милиции и оперативных групп территориальных органов ГСБ ведется активные оперативно-розыскные мероприятия в районах, прилегающих к выявленным точкам незаконного оборота оружия.
Оперативный дежурный
Штаба "Центр" ГСБ РФ
полковник Варенков
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Преторианцы
Ларин посмотрел на часы. Ровно два часа дня, минута в минуту. Он во всем любил точность, в любых обстоятельствах старался следовать раз и навсегда установленному распорядку.
Сегодня с утра все шло наперекосяк. Пришлось отменить два совещания с зампредами, перенести встречу с агентом и, это почему-то больше всего его выбило из колеи, остаться без обеда. Голод уже давал себя знать, под ложечкой мерзко посасывало, Ларин усилием воли заставил себя думать о чем-нибудь другом.
Руководитель, как он считал, должен быть образцом организованности и самоконтроля. Горячка хороша на нижних этажах, где к авралам относились как к неизбежному злу, привычно ударными темпами доделывая за сутки то, до чего руки не доходили целый месяц. Высший эшелон всем своим видом должен был демонстрировать спокойствие и уверенность в надежности и эффективности работы гигантской машины "органов".
Чего стоило поддерживать порядок в этой разношерстной массе карьеристов, высокопородных лоботрясов, тихих алкоголиков, молчаливых олигофренов, откровенных шизофреников, авантюристов от бога, которых, если не польза делу, давно не мешало упечь за решетку, добросовестных трудяг, спящих и видящих уход на пенсию, скрытых садистов, работающих за одно удовольствие, стервозных "боевых подруг", мальчиков-романтиков – кандидатов на скорое увольнение или на путевку в дурдом. Кого только под его началом не было, так еще "всякой твари по паре", и это в лучшем случае.
Примитивных стукачей и интриганов-информаторов всегда было в избытке, он дал себе зарок использовать их исключи тельно в конструктивных целях, крайне редко задействовал их и н ф о р м а ш к у в собственных интригах, достаточно было знать, кто и как подкапывается под его кресло, но больше всего он боялся хорошо организованной информационной блокады. В его окружении крутилось парочка мастеров, способных так обложить начальника ватой, что указ о своей отставке прочтешь последним во всей "конторе". Поэтому он загодя заложил каналы, по которым кое-кто непрерывно качал для его личного пользования наиболее ценную информацию о жизни и настроениях "низовки".
Вот эти-то негласные источники и стукнули об одном анализе, якобы из личного интереса проведенным каким-то мелким сотрудником Медуправления. Опять же окольными путями, он организовал свою встречу с молодым гением. "Залегендировал" под прием по личным вопросам.
Когда вежливый, державшийся со спокойным достоинством, что Ларину невольно понравилось, ведущий психолог-психиатр отдела вкратце изложил ему суть и показал бумаги, волосы у Ларина встали дыбом. Оказалось, более шестидясяти процентов сотрудников балансировали на грани психического заболевания.
"Так называемая "шизофрения без шизофрении" – привычная двойственность мышления, поведения, морали и восприятия, начало разложения личности. Достаточно толчка, и разовьется классическая клиническая форма", – пояснил сотрудник.
Большая часть ударилась в пьянку, половые излишества, кое-кто наркоманил, горстями потреблял тазепамы-нозепамы, по науке звучало приличней – "истероидные формы поведения". Отмечалось возрастание признаков олигофрении, вот тебе сюрприз!, по мере продвижения по служебной лестнице. "Золотым фондом" оперов следовало считать не более восьми процентов, не утративших первичную структуру личности. Да и у них обычным делом была запущенная астения, снижение иммунитета и, соответственно, "букет" болезней, слава богу, не по психиатрической части.
Ларин карандашом пометил два абзаца. Первое, здоровое большинство признавалось, в интимных беседах – но кто верит в "интимность" в их учреждении, совсем же еще свихнулись – что практически не ведут половую жизнь со своими женами, за исключением "истероидов", кобеляжничающих с кем попало. У жен от такого невнимания развивались неврозы, психозы и женские болезни. На этот счет у молодого гения тоже имелись статистические данные.
Второе, необратимые изменения структуры личности, в силу специфики "закрытой организации": устойчивые замкнутые коллективы, жесткие нормы секретности, дефицит времени на межличностное общение и утрата навыков общения с простыми смертными, на которых невольно смотришь как на своего, соседского или вражеского агента, наступают через пять-шесть лет службы.
Вывод был убийственный. Дальнейшая форсированная работа по регламенту мер Особого периода неизбежно вела к окончательной и необратимой деградации оперативного состава, коллапсу управления "органов" и вероятному массовому истеричному протесту, в форме "бунта слабоумных", пояснял сотрудник. Говоря профессиональным языком, "низовка" могла пойти на создание "эскадронов смерти" и приняться наводить порядок в меру своего понимания, а высший состав, как ему и положено, начнет плести заговоры, в паутине которых потом не разберутся лучшие психиатры.
Ларин не морщась проливал кровь, кровь малую, неизбежную при любой хирургической операции, но здесь пахло кровавым беспределом, потоками бестолково пролитой, не загнанной в каналы "государственного интереса" и "исторической неизбежности" крови, красного половодья, готового залить издыхающую державу.
