Проданная замуж - Самим Али
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что нужно делать?
— Я пойду наверх, отнесу Ханиф поесть. А ты пока помой посуду, хорошо?
Я поставила на поднос блюда с рисом и карри, чтобы отнести их Ханиф. Однако, когда я зашла к ней в комнату, меня ждал очень неприятный сюрприз. Там была мать — мать, которая никогда не поднималась на второй этаж. А в соседней комнате на кровати были разбросаны все наши учебники, потому что мы с Меной знали, что никто не будет нас проверять. Мать вышвырнет книги — она выбрасывала все, что было написано по-английски, — и побьет меня, а может быть, и нас обеих, если зайдет и увидит их. Я быстро сообразила, как поступить.
— Ой, я забыла соль и перец.
Я поставила поднос, попятилась, выскочила из комнаты и бросилась в нашу спальню. Тихонько собрав книги, я спрятала их под кровать, а потом спустилась в кухню.
Мена уже стояла у раковины.
— Ты не спрятала книги! — прошипела я.
— И что? — ответила она. — Мать никогда не поднимается… — Ее лицо исказилось от ужаса.
— Все нормально, на этот раз я успела спрятать их под кровать, — успокоила я.
В этот момент мать прокричала сверху:
— Сэм, ты умерла? Тебя кто-то убил там, внизу? Мы ждем соль.
Я взяла соль и улыбнулась Мене:
— Повезло нам, да?
Ханиф сердито выхватила у меня соль, как будто я оскорбила ее, заставив ждать. «Ха, — подумала я, — быстро же ей удалось восстановить силы».
— Простите, я не смогла сразу ее найти, — пояснила я как можно более невинным тоном.
Мать сидела ко мне спиной, и я не устояла перед искушением: я показала ей дулю, когда никто не видел, и почувствовала, пусть и низменное, удовольствие от этого жеста.
Однажды днем Ханиф была в кухне. До этого она ходила по магазинам, и меня послали наверх — попытаться уложить спать ее сына, Франза (вдобавок ко всей остальной работе мне приходилось ухаживать и за ним). Ее пальто висело на крючке, у подножия лестницы, и я налетела на него, когда бежала наверх. Послышался звон мелочи. Я тут же вспомнила, что сегодня на игровой площадке видела, как дети едят чипсы, и мне тогда так захотелось полакомиться! Я сунула руку в карман пальто и вытащила столько, сколько поместилось в горсти, а потом побежала на второй этаж к Франзу. Я взяла малыша на руки, положила его на кровать и начала рассказывать сказку:
— Жили-были три медведя: медведь-мама, медведь-папа и маленький мишка…
Мне никогда не приходилось рассказывать сказку до конца, потому что Франз засыпал уже через несколько минут. Я раскрыла ладонь и посмотрела, сколько там денег: три десятипенсовые монеты, пять двухпенсовых и одна монета в пятьдесят пенсов. Я решила, что мне не нужна пятидесятипенсовая монета, это слишком много — Ханиф заметит недостачу, но остальное можно оставить себе.
По пути на первый этаж я бросила пятьдесят пенсов в карман пальто.
На следующее утро, идя в школу, я наклонилась — якобы завязать шнурок.
— Ой, смотри, — сказала я Мене. — Смотри, что я нашла!
У меня в руке была одна из десятипенсовых монет.
— Интересно, кто ее потерял? Вставай скорее, вдруг он еще где-то рядом, — попалась Мена на мою нехитрую удочку.
— Чего бы нам взять? Магазин ведь рядом.
Мне удалось найти деньги на самом подходящем отрезке пути.
Сладости красовались на прилавке: желейные конфеты, «Моджос»[14] и «Фруктовые салаты». Мое внимание привлек шербет: я соскучилась по ощущению, когда макаешь лакричную палочку в шербет, а потом — когда шербет попадает на язык — во рту ощущается чудный кисловатый вкус десерта. Мне очень не хватало этого вкуса.
— Дайте, пожалуйста, шербет. А ты что будешь?
— Не знаю. То же, что и ты.
Продавец вручила нам лакомства и сказала:
— Шесть пенсов, пожалуйста.
Я снова окинула взглядом полки.
— Еще восемь «Моджос», пожалуйста.
Продавец положил конфеты в маленький бумажный пакет и протянул руку за деньгами. Мена словно коршун смотрела, как я отдаю десять пенсов, будто монета могла выдать свой секрет, покинув мою ладонь.
Как только мы вышли из магазина, я разорвала пакет, нашла лакричную палочку и, обмакнув ее в шербет, положила в рот. Я зажмурилась, когда язык защипало от кислого десерта. Мена проделала то же самое, и я громко рассмеялась, когда та поморщилась.
— Что это? — Сестра на мгновение остановилась.
— Это шербет, мой любимый. Тебе нравится?
— Никогда не пробовала ничего подобного.
— А теперь попробовала. Я же приберегу свой на переменку. — С этими словами я свернула пакет и положила его в карман.
Позднее, на перерыве, Мена дождалась меня, и мы вместе отправились на игровую площадку. Мы открыли наши десерты и принялись слизывать шербет с лакричных палочек.
— Мне очень понравилось, — сказала я, передавая Мене парочку «Моджос».
— Мне тоже.
В течение нескольких следующих недель я каждый день «находила» деньги. Мы покупали конфеты, чипсы и пирожные. Я при любом удобном случае крала деньги из кармана Ханиф, чтобы можно было полакомиться конфетами, пока мы читали в кровати.
Но так, конечно, не могло долго продолжаться. Однажды, придя домой из школы, я обнаружила, что Ханиф сидит рядом с матерью, а та держится руками за голову. Мать подняла на меня взгляд, как только я зашла в комнату.
— Подойди сюда, Сэм, — сказала мать, потянувшись за туфлей.
Я знала, что будет дальше. Я замерла на пороге рядом с Меной и не в силах была сдвинуться с места.
— Я сказала: иди сюда! — крикнула мать.
Я стала медленно приближаться к ней. Как только я оказалась в зоне досягаемости, мать, удерживая меня за руку, несколько раз ударила по голове туфлей, а потом схватила за волосы и повалила на пол. Я больно ударилась, почувствовав при этом особенно сильную боль в запястье.
— Ты крала деньги из кармана Ханиф?! — заорала мать.
— Нет, я нашла их.
Хлысть! Еще один удар, на этот раз по лицу. Я почувствовала вкус крови во рту. Мать снова дернула меня за волосы. Краем глаза я заметила, как Мена подошла к лестнице и стала подниматься на второй этаж.
Я поняла, что у меня нет выхода, когда мать принялась хлестать меня туфлей по ноге. Я заплакала.
— Да, я брала деньги, — прошептала я. — Я брала деньги, простите, я больше не буду.
Мать со всей силы ущипнула меня за руку так, что я взвизгнула. Я сидела на полу и всхлипывала, ожидая приказания, ожидая, чтобы они разрешили мне подняться.
— Вставай и убирайся с глаз моих.
Мне не нужно было повторять дважды, и я бегом кинулась наверх. Я повалилась на кровать и плакала, плакала. Не знаю, когда я перестала, возможно, заснула. Я проснулась среди ночи, рука и запястье болели и голова тоже. Я лежала на кровати и снова плакала, вперив ничего не видящий взгляд в льющийся из окна тусклый оранжевый свет. Я молилась, всем сердцем желая, чтобы этот кошмар закончился.
Утром я обула туфли и схватила куртку. Запястье все еще болело и немного опухло. Каждое движение руки причиняло боль. Голова тоже болела. Когда я попыталась расчесать волосы, ушибы ощущались слишком сильно, поэтому я просто завязала хвост.
— Готова? — спросила Мена, которая со вчерашнего вечера еще ничего мне не говорила.
— Да.
Мы молча вышли из дому.
На середине пути в школу Мена наконец заговорила:
— С тобой все в порядке?
— Жаль, что они меня не убили, не взяли нож, не прирезали меня и не покончили с этим. — Я в конце концов расплакалась. — Меня бьют без всякой серьезной причины. Я хочу, чтобы она сильно ударила меня по голове и я умерла.
Мне было тошно от жизни, от побоев, я устала от боли.
В последнем классе начальной школы моим учителем был мистер Гастингс, очень строгий. Он кричал, если кто-нибудь разговаривал во время урока. Однажды он заметил, что я перешептывалась с двумя одноклассницами, Лизой и Менди. Судя по всему, терпение мистера Гастингса исчерпалось.
— Вон из класса, вы, трое! Отнесите эту записку директору — он с вами разберется.
Чего все боялись в школе, так это ремня. Если ты очень плохо себя ведешь и тебя отсылают к директору, ты получишь ремня. Дети, мальчики и девочки, даже те, кто был очень храбрым, выходили из кабинета директора в слезах. Некоторые так рыдали, что их отправляли домой, тогда как самые храбрые сдерживали слезы.
Ожидание под дверью директорского кабинета после того, как мы отдали записку его секретарю, стало самым отвратительным моментом моей школьной жизни. Мы с Лизой и Менди были в ужасе: что такое ремень? Насколько страшным может оказаться это наказание? Мы не осмеливались взглянуть друг на друга, чтобы не заплакать еще до встречи с директором.
По прошествии отрезка времени, что показался нам вечностью, дверь отворилась. Я никогда не разговаривала с нашим директором, мистером Марсденом. Он говорил со сцены на собраниях, но никогда не заходил в классы, и мне еще ни разу, вплоть до этого момента, не доводилось видеть его так близко. Директор выглядел усталым и почти не смотрел на нас, когда сурово произнес: