Похороны викинга - Персиваль Рен

Оставались девочки, Майкл и я. Изабель не могла этого сделать. Клодия тоже. Майкл и я. Невозможно, Майкл не мог…

Я? Неужели я это сделал?

Незадолго перед тем я прочел книгу, в которой невинный герой в состоянии сомнамбулизма совершил какое-то преступление. Конечно, я не мог в эти две-три минуты впасть в транс или сделаться лунатиком… Чепуха… Но, может быть, я бессознательно положил эту штуку в карман? Со мной этого никогда не случалось, но почем знать… Это было невероятно, но возможно.

Я вскочил и обыскал все карманы своего костюма. Конечно, я ничего не нашел. Неизбежно я должен был прийти к убеждению, что либо Майкл, либо Огастес виновны.

Я поймал себя на том, что твержу вслух: «Огастес или Майкл. Я думаю, что Огастес этого не сделал, и знаю, что Майкл на это неспособен».

Как бы то ни было, проклятый камень утром будет на месте, и вся эта неприятная история постепенно забудется. Я повернулся на другой бок и старался заставить себя уснуть. Это глупо. От этого еще хуже не спится.

Мне пришла в голову новая мысль: что если «Голубая Вода» не будет положена на место? Что тогда?

Тогда станет ясно, что камень похищен кем-то, кто хочет превратить его в деньги.

Леди Брендон слишком сильная и решительная женщина, чтобы не протестовать. Она, конечно, примет те же меры, какие она приняла бы, если бы камень был похищен грабителями или кем-нибудь из прислуги. Она сообщит в полицию и проследит за тем, чтобы никто не уходил из дома, пока полиция не явится.

Это унизительно и мерзко. Я представил себе все эти поиски и допросы. Все будут под подозрением, даже Изабель и Клодия… В четыре часа утра от всех этих мыслей меня почти тошнило.

Я взял себя в руки. Все будет приведено в порядок. Дурак, сыгравший свою идиотскую шутку и не нашедший в себе достаточно мужества, чтобы признаться, положит камень на место. Вероятно, камень уже на месте. Дурак, кто бы он ни был, постарался от него поскорей избавиться. Как только тетя Патрисия положила ключ, он его взял. В чем дело, почему не пойти удостовериться? Конечно, надо пойти. После этого можно будет перестать думать и уснуть.

Я вылез из кровати, надел халат и туфли и зажег свечу. Потом прошел по коридору в одну из верхних галерей и оттуда спустился по винтовой лестнице. Минуя протянутую руку рыцаря, я вышел во внешний вестибюль и направился к камину.

На широкой полке над этим камином, примерно на высоте шести футов от пола, стояла старинная бронзовая шкатулка, в которую тетя Патрисия положила ключ. Это была очень старинная шкатулка, сделанная в те дни, когда люди ездили только верхом. Ключа в ней не оказалось. Может быть, тетя его не положила или кто-нибудь его уже взял… А может быть, это ловушка?

Если это так, то я попался, так же глупо и безвинно, как в другую ее ловушку много лет назад. Я вспомнил, как она вошла в школьную комнату и сказала: «Тот скверный мальчишка, который влезал в кладовую, вымазал себе подбородок вареньем». И я, хотя не был в кладовой, инстинктивно поднял руку к подбородку, чтобы убедиться в том, что случайно не вымазался.

Теперь следовало быстро и незаметно исчезнуть раньше, чем ловушка захлопнулась. Я ожидал увидеть рядом с собой тетю Патрисию, но ее, конечно, не оказалось.

Потом мне пришло в голову, что шкатулка могла быть вымазана чем-нибудь сильно пахучим и что по этому запаху можно будет узнать, кто ее трогал. Не менее глупая мысль.

Уже в дверях я вспомнил про оттиски пальцев.

Может быть, она вычистила крышку шкатулки специально для того, чтобы потом показать ее экспертам, которые определят, кто именно трогал ее ночью. Менее абсурдно, но маловероятно. Такая мысль могла прийти ей в голову только в том случае, если она была уверена в том, что камень действительно украден и что это не шутка. Но тогда зачем вору трогать шкатулку?

А что если так и будет? Что если камень не будет возвращен ночью?

На коробке, во всяком случае, остались отпечатки моих пальцев. Я вошел во внутренний холл и вдруг увидел кого-то, кто шел прямо на меня. Кто это был, я не видел. Он был без свечи.

– Холодно сегодня, Огастес? – спросил я.

– Так, Джон, – ответил из темноты голос Майкла. – Ищешь ключ?

– Да, Майк, – ответил я. – Только его здесь нет.

– Совершенно верно, Джон, – сказал Майкл. – В шкатулке его нет. Вот он. – И он протянул мне ключ.

– Майк! – вскрикнул я.

– Джон! – передразнил он меня.

Меня охватило отвращение. Что с ним сделалось, с моим Капитаном.

– Спокойной ночи! – сказал я и отвернулся.

– Или доброго утра, – засмеялся он и ушел класть ключ на место.

Я вернулся в свою комнату и лег. Мучительный вопрос был разрешен. Я сразу крепко заснул.

В обычное время меня разбудил наш слуга Дэвид. Он принес горячую воду.

– Половина восьмого, сэр, – сказал он. – Когда туман разойдется, будет превосходное утро.

– Спасибо, Дэвид, – сказал я и сел на кровати.

Что случилось? И вдруг я вспомнил вчерашнюю идиотскую историю и падение Майкла. Ну что ж, ничего не поделаешь, даже на солнце есть пятна. Незачем все время думать о единственной ошибке Майкла. А все-таки это так на него непохоже!

Я оделся и спустился, захватив по дороге клюшку для гольфа и мяч. До завтрака я решил потренироваться.

В саду я неожиданно встретил Клодию. Это очень меня удивило. Обычно она появлялась последней. Она выглядела утомленной и больной. Когда я подошел, она стояла задумавшись над каким-то, видимо, очень неприятным вопросом. Когда она меня увидела, ее лицо прояснилось, пожалуй, слишком быстро, – показалось мне.

– Здорово, червяк, – сказала она.

– Здравствуй, птичка, – сказал я. – В чем дело?

– Какое дело? – спросила Клодия.

– Мне показалось, что ты решаешь какую-то важную задачу, – с мужской бестактностью ответил я.

– Чушь! – сказала Клодия и ушла.

Я забросил свой мяч за теннисную площадку и тщетно пытался ударить его, чтобы послать дальше. Я основательно вспахал клюшкой всю лужайку, зацепил мяч, загнал его в куст остролиста, швырнул вслед ему клюшку и ушел, глубоко засунув руки в карманы, обозленный на Майкла.

У дома стоял Бердон с гонгом. Медная шкатулка иронически смотрела на меня с камина. Я помыл руки и прошел в столовую.

В камине шумел огонь. Серебряный чайник свистел на спиртовке, с буфета доносился прекрасный запах, исходивший от четырех блюд, накрытых колпаками. Громадная комната с ее высокими окнами, из которых открывался один из самых прекрасных видов в Девоне, с огромным турецким ковром, перекрывавшим большую часть старого дубового пола, и с прекрасно накрытым столом, блестевшим в лучах утреннего солнца, была олицетворением устойчивого комфорта и основательного благополучия.