Лолита: Сценарий - Владимир Набоков

ПАТРУЛЬЩИК: Что-то случилось?

ГУМБЕРТ: Нет, нет. Я только хотел свериться с картой.

ЛОЛИТА: (услужливо-поспешно перегнувшись через Г. Г. и говоря с не свойственной ей учтивостью) Боюсь, мы остановились в неположенном месте. Дело в том, что у нас возник вопрос, как проехать короткой дорогой, и мы подумали —

ПАТРУЛЬЩИК: Хорошо, если вы хотите сделать остановку, здесь в трехстах ярдах есть стоянка.

ЛОЛИТА: Ах, спасибо!

Густобровый полицейский награждает красотку своей самой широкой улыбкой и плавно отъезжает. Лолита прижимает к груди свою трепещущую руку.

ЛОЛИТА: Экий балда! Он должен был тебя сцапать.

ГУМБЕРТ: Помилуй, почему же — меня?

ЛОЛИТА: Потому что предельная скорость в этом дурацком штате всего пятьдесят миль в час. Нет, нет, не замедляй. Он теперь далеко.

ГУМБЕРТ: Нам еще предстоит длинный перегон, так что веди себя как хорошая девочка.

ЛОЛИТА: А свет был красный. Я никогда не видала такой езды.

Они безмолвно проезжают через безмолвный городишко.

ГУМБЕРТ: Ты сказала, что вела себя… не знаю… гадко? Не желаешь ли ты рассказать об этом?

ЛОЛИТА: А тебя легко ошарашить?

ГУМБЕРТ: Нет. Так чем ты занималась?

ЛОЛИТА: Ну, я принимала деятельное участие в лагерной жизни.

ГУМБЕРТ: Ensuite?[64]

ЛОЛИТА: Ансуит, меня учили жить групповой жизнью, счастливой и полной жизнью, и при этом развивать собственную гармоничную личность. Словом, быть паинькой.

ГУМБЕРТ: Да, я читал об этом в лагерной брошюрке.

ЛОЛИТА: Мы любили петь хором у костра.

ГУМБЕРТ: Что-нибудь еще?

ЛОЛИТА: (восторженно) Гэрл-скаутский девиз — это также и мой девиз. Мой долг быть полезной животным мужского пола. Я исполняю их прихоти. Я всегда в хорошем настроении. И я всегда грешу мыслью, словом и делом.

ГУМБЕРТ: Это всё, моя остроумная детка?

ЛОЛИТА: Мы пекли пироги на солнечной плите с рефлектором. Как интересно, правда? Здорово! Мы делали рентгеновские снимки. Мы распознали трех птиц в лесу, больше учитель не знал. Вот весело!

ГУМБЕРТ: C'est bien tout?[65]

ЛОЛИТА: C'est. He считая малюсенькой вещи, о которой я, может быть, расскажу попозже, если будем сидеть в темноте.

Дорога. Придорожный указатель: «ОТЕЛЬ „ЗАЧАРОВАННЫЕ ОХОТНИКИ" — 8 МИЛЬ». Далее, другой указатель: «БРАЙСЛАНД, 759 ФУТОВ НАД УР. М.». Наконец, щит на перекрестке: «ДО ВАШЕГО НЕЗАБЫВАЕМОГО ОТЕЛЯ „ЗАЧАРОВАННЫЕ ОХОТНИКИ" -3 МИЛИ».

ЛОЛИТА: Ах, давай остановимся в «незабываемом»!

ГУМБЕРТ: Я забронировал две комнаты в гостинице для туристов в Лепингвиле, но…

ЛОЛИТА: Ах, пожалуйста! Остановимся в «Зачарованных». Это известное романтичное место. Люди будут думать, что мы любовники. Пожалуйста!

…И вот он предстал перед нами, дивно и неотвратимо, в конце плавного поворота, под призрачными деревьями, наверху, где кончался обсыпанный гравием въезд, — белый чертог «Зачарованных Охотников».

ЛОЛИТА: (выбираясь из машины) Ну и шик!

Старик Том, седой, горбатый негр, уносит чемоданы.

Это большая, старая, вычурная, семейного типа гостиница с колонной галереей. Гумберт и Лолита входят в богато украшенный холл. Участники двух съездов, медицинского (в стадии убытия) и флористического (в стадии прибытия), заполняют помещения отельной конторы.

Лолита опускается на корточки, чтобы осыпать ласками кокер-спаниеля, который, разлегшись на ковре, тает под ее ладонью.

ГУМБЕРТ: (невнятно, обращаясь к отельному клерку у стойки конторы, мистеру Ваткинсу) Могу ли я снять комнату на ночь?

ВАТКИНС: Простите, сэр?

ГУМБЕРТ: Могу ли я снять две комнаты или одну комнату с двумя кроватями?

ВАТКИНС: Боюсь, мы ничем вам не сможем помочь. Гостиница переполнена участниками съезда медиков, включая тех, кому не нашлось места в другом отеле. И, кроме того, встреча экспертов по розам как раз началась. Это для вас и вашей девочки?

(Добродушно смотрит на Лолиту.)

ГУМБЕРТ: Ее мать больна. Мы очень устали.

ВАТКИНС: Мистер Свун!

Появляется Свун, другой отельный служащий.

ВАТКИНС: Что слышно о докторе Лаве?[66] Он телефонировал?

СВУН: Да, он отменил свою бронь.

ВАТКИНС: А как обстоит дело с семьей Блисс?[67]

СВУН: Они намерены сегодня освободить номер.

ВАТКИНС: (к Гумберту) Раз так, я могу поселить вас в номере триста сорок два. Но там имеется только одна кровать.

ГУМБЕРТ: В таком случае, может быть, вы поставите дополнительную кровать?

ВАТКИНС: Нет ни одной свободной, но мы что-нибудь придумаем позднее.

ГУМБЕРТ: Хорошо, я беру номер.

ВАТКИНС: Наши кровати довольно

(открывает журнал регистрации постояльцев)

широкие. Прошлой ночью на такой кровати у нас уместилось трое докторов, и тот, что спал посредине, был весьма упитанный

(протягивает Гумберту конторское перо, так как его собственное застопорилось)

джентльмен.

Коридор на третьем этаже. Дядя Том, с чемоданами и ключом, занят отпиранием двери номера. Он возится с ключом.

ЛОЛИТА: Смотри, это ведь номер нашего дома — триста сорок два.

ГУМБЕРТ: Забавное совпадение.

ЛОЛИТА: Да, очень забавно. Знаешь,

(смеется)

прошлой ночью мне приснилось, что мама утонула в Рамздэльском озере.

ГУМБЕРТ: Неужели?

Комната. Двуспальная кровать, зеркало, двуспальная кровать в зеркале, зеркальная дверь стенного шкафа, такая же дверь в ванную, чернильно-синее окно, отраженная в нем кровать, та же кровать в зеркале шкафа, два кресла, стол со стеклянным верхом, два ночных столика, между ними двуспальная кровать: точнее, большая кровать полированного дерева с бархатистым покрывалом пурпурного цвета и четой ночных ламп под оборчатыми красными абажурами. Гумберт дает старику Тому один доллар, подзывает его обратно и дает еще один. Том уходит с ухмылкой признательности на лице.

ЛОЛИТА: (динамически гримасничая) Как же так — мы оба будем спать здесь?

ГУМБЕРТ: Я просил у них отдельную комнату или хотя бы добавочную койку — для тебя или для меня, если хочешь.

ЛОЛИТА: Ты с ума сошел.

ГУМБЕРТ: Почему же, моя дорогая?

ЛОЛИТА: Потому, мой дорогой, что, когда дорогая мама узнает, она с тобой разведется, а меня задушит.

Она стоит напротив зеркальной двери шкафа, с удовольствием щурясь на свое отражение. Гумберт садится на краешек низкого кресла, нервно потирает ладони и обращается к ее довольному отражению.

ГУМБЕРТ: Послушай меня, Ло. Давай установим кое-что раз навсегда. Я твой приемный отец. В отсутствие твоей матери я отвечаю за твое благополучие. Нам придется много быть вместе. И поскольку мы небогаты, мы не сможем

(привстает и подхватывает свой плащ, который соскочил с крючка)

всегда занимать две комнаты.

ЛОЛИТА: Ладно, ладно. Мне нужна моя расческа.

Гумберт пробует ее обнять — так, невзначай, капля сдержанной нежности перед ужином.

ЛОЛИТА: Слушай, я предлагаю похерить игру в поцелуи и пойти жрать.

Он открывает чемодан с вещами, которые купил для нее.

ГУМБЕРТ: Кстати, здесь несколько платьев и вещиц, которые я купил для тебя в Паркингтоне.

«Ах, мечта мечты моей! Она направилась к раскрытому чемодану, как будто подстерегая издали добычу, как будто в замедленном кинематографе, вглядываясь в эту далекую сокровищницу на багажных козлах». Она поднимает за рукавчики кофточку, вытаскивает медленную змею блестящего пояска и примеряет его на себе. «Затем она вкралась в ожидавшие ее объятия, сияющая, размаянная, ласкающая меня взглядом нежных, таинственных, порочных, равнодушных, сумеречных глаз — ни дать ни взять банальнейшая шлюшка. Ибо вот кому подражают нимфетки — пока мы стонем и умираем». Их поцелуй прерывается стуком в дверь. Старик Том входит с вазой великолепных роз.

ГУМБЕРТ: Вот это да! От кого цветы?

ТОМ: Я не знаю.

ГУМБЕРТ: Что значит, не знаете? От управляющего гостиницы?