Растоптанная гордость - Джульетта Армстронг

Сильвия решила при первой же возможности рассказать домочадцам о случившемся, чтобы ограничить их интерес к этой троице рамками обыкновенной вежливости, однако очень скоро девушка обнаружила, что ее опередили. Генри, которого уж никак нельзя было предупредить, самым бесстыдным образом «братался с врагом». Судя по всему, он забежал в кофейный зал, следуя по пятам за Гаем, и теперь дружелюбно вертелся возле мисс Мерринг, расточавшей свое внимание. Чувствовалось, что Генри нашел наконец настоящего друга.

— Ну что за прелесть? Это ваш? — спросила Тэсса у Сильвии, забыв о ее холодности.

— Да, он живет у нас, только это не означает, что ему можно заходить сюда, — сухо ответила Сильвия. — А ну, пошел вон, Генри!

Выражение бесконечного удивления, появившееся на черной сморщенной мордочке Генри, в другое время рассмешило бы Сильвию. Он словно вопрошал: «Да что это такое с тобой приключилось? Раньше ты со мной так никогда не разговаривала».

— Пожалуйста, разрешите ему остаться. Я просто обожаю французских бульдогов! — воскликнула Тэсса. — Я, знаете ли, сама их развожу.

Сильвии вспомнились слова Джулиана, и у нее чуть было не вырвалось: «Да, я знаю», — но она вовремя спохватилась и, испытывая неловкость из-за собственной недоброжелательности, все же проговорила:

— Хорошо, только пусть сидит рядом с вами и ни к кому не пристает.

«Младшая сестра куда милее и приветливей, — услышала за спиной Сильвия, хотя Гай говорил шепотом. — Да и внешне посимпатичнее. Волосы просто роскошные, а черты лица словно точеные».

Не испытывая ни малейшего желания подслушивать, Сильвия поспешила удалиться. Итак, теперь за ней закрепилась слава «злобной мегеры», а виноват в этом Джулиан Мерринг. Ее собственная вина лишь в одном — в природной вспыльчивости. Она всегда знала это и столько раз, правда, к сожалению, безуспешно пыталась бороться с этим бедствием. И все же люди никогда не считали ее тяжелым человеком — вспышки гнева всегда быстро проходили, и никто бы не смог назвать Сильвию угрюмой и мрачной.

«Из-за этого Джулиана я, кажется, напрочь утратила чувство юмора, — подумала она, направляясь на кухню за новой порцией кофе. — Если я не буду следить за собой, то скоро даже домашние сочтут меня невыносимой».

Однако настроение ее нисколько не улучшилось, когда Дафни, высунув златокудрую головку из кладовки, где она наполняла горшочки с горчицей, радостно сообщила, что молодой художник, которого зовут Гай Холдрик, оказался еще более милым, чем ей показалось на первый взгляд.

— Он попросил меня позировать ему для эскизов, которые готовит для Молодежного центра в Уэст-Кантри, — задыхаясь от восторга, сообщила она. — Как ты думаешь, удастся мне выкроить для этого время?

— Не знаю, детка, — осторожно проговорила Сильвия. Да, она может держаться сухо и неприветливо с Меррингами и их друзьями, но разве может она позволить себе резкость по отношению к любимой сестренке? При первой же возможности она объяснит Дафни положение вещей, и та конечно же поймет, почему нужно держаться подальше от этого молодого человека. А пока пусть помечтает.

Когда мисс Мерринг с женихом собрались уезжать, Сильвия почувствовала облегчение. Однако не успели они укатить, как в дом влетела Пэм в сопровождении резвящегося Генри. Размахивая толстенькими косичками, сияя глазами, она с ликующим видом сообщила:

— Не знаю, кто такая эта леди, но она сказала, что живет недалеко отсюда и что у нее дома есть славные маленькие щеночки французских бульдогов! Она сказала, что если мы хотим, то она как-нибудь отвезет нас к себе посмотреть на них. Да, меня и Генри. — Потом, обняв Сильвию детскими ручонками, она в восторге продолжала: — Знаешь, Сильвия, кажется, мне начинает здесь нравиться!

Нежно обняв младшую сестренку, Сильвия так и не нашла, что сказать в ответ.

Глава 11

Ближайшая возможность посвятить младших домочадцев в тайну представилась тем же вечером, когда, закончив дневные труды, они собрались в маленькой гостиной. Сильвии было трудно начать — слишком больно вспоминать тот короткий и счастливый период ее помолвки с Хью и первое знакомство с Джулианом, нанесшим ей такие оскорбления, от которых даже сейчас все внутри у нее клокотало от негодования.

Однако оказалось, что большего сочувствия она вряд ли в ком смогла бы найти. Ее рассказ о том, как обошелся с нею Хью, не удосужившись даже извиниться перед нею за ужасное поведение своей матери, как отрекся от Сильвии в самую трудную для нее минуту, вызвал у всех гнев и отвращение. Что же касается дальнейшего развития событий, когда Джулиан фактически обвинил ее в том, что она авантюристка, пытающаяся заманить в свои сети его кузена, то в это никто из близких Сильвии, казалось, просто не мог поверить. Сама мысль о том, что кто-то мог отвести подобную роль Сильвии, их другу, советчику и ангелу-хранителю, казалась им нелепой. Они решили, что Джулиан, должно быть, попросту не в себе и страдает каким-нибудь психическим расстройством.

— Боюсь, вы слишком к нему снисходительны, — возразила Сильвия, качая головой. — Как раз психически он здоров, как и все мы, иначе не являлся бы владельцем крупнейшей в стране инженерной компании. Просто он принадлежит к тому типу людей, которые кичатся своей непогрешимостью и считают собственное мнение единственно правильным. Он просто уверовал в то, будто я помогала дяде Дону в его махинациях, и, даже не дав мне малейшего шанса оправдаться, высказал все эти ужасные обвинения.

Тут заговорила Пэм:

— Да он просто страшный человек, этот Джулиан Мерринг. Теперь мне понятно, почему ты рассердилась, когда я сказала, что он милый. Ну в тот день, когда он приезжал к нам на Бельгрейв-Секес, помнишь?

Мартин и Дафни были удивлены. Изогнув брови, Дафни спросила:

— Он что, приезжал туда?

— Чего же ему было надо? — вторя ей, поинтересовался Мартин.

Сильвии стало трудно дышать.

— Он, видите ли, решил, что, возможно, ошибался на мой счет и что если он облагодетельствует нас, то ему станет легче и все встанет на свои места. Знаете, так некоторые обращаются с собакой — сначала пнут ногой безо всякой причины, а потом, когда станет стыдно, бросают ей кость.

Словно желая защитить, Пэм обняла Генри и понимающе кивнула, а Дафни задумчиво проговорила:

— Теперь я понимаю, почему ты не хотела принять от него работу для нас обеих. Ты просто не могла позволить ему помочь нам, да, Сильвия?

— И все же он это сделал, — выпалила Сильвия. — Об этом-то я и хочу поговорить с вами.

И она рассказала о своих подозрениях, о признании мистера Хемпторна, о ее разговоре с самим Джулианом. Только об одном Сильвия предпочла умолчать — о его объятиях и об этом грубом, почти жестоком поцелуе. «Об этом им лучше не рассказывать, они не поймут», — решила про себя Сильвия, хотя понимала, что делает это не только из осторожности — она до сих пор сгорала от стыда за собственную непоследовательность и за это странное пьянящее чувство, пробужденное в ней тем поцелуем.