Пиковый интерес - Валентина Демьянова

― Это все из-за клада.

― Какого клада?!

― Старинного клада, который мои родственники в восемнадцатом году, уезжая из своего имения, спрятали в тайнике...

На лицах слушателей отразилось изумление.

― Когда возникла история с долгом, Олег, что бы оттянуть время и иметь возможность сбежать, рассказал об этом Калине и его дружкам.

― Гад редкостный, твой Олег! ― подал голос Димка.

Я пожала плечами и продолжала:

― Думаю, сам клад брат расписал в подробностях, а где он находится, сказать забыл. Вот они и заявились сначала ко мне, потом к Галке. Им нужно было или найти Олега, или узнать место, где спрятаны сокровища.

― Что, действительно сокровища? ― заинтересовался Антон.

― С какой стороны посмотреть, конечно. Там были ценные вещи, но для моей семьи это были скорее реликвии.

― Наташка, а почему ты мне раньше никогда не рассказывала? ― обиделся Антон. ― Не доверяла?

― Да нет, Антон, нет! Я сама об этом узнала всего несколько дней назад.

У Антона загорелись глаза и он попросил:

― Наташка, не томи душу, расскажи. Интересно-то как!

― Рассказывать особенно нечего, не так много я знаю. История, на мой взгляд, обычная для того времени. Жила семья: отец, мать, взрослые дочь и сын. Началась Первая мировая война, отец с сыном ушли на фронт, мать с дочерью остались в имении. Отец погиб, сын продолжал воевать, но тут случился семнадцатый год. Фронт развалился, войска деморализованы, сын возвратился домой. Время, как вы знаете, было смутное, везде беспорядки. Одно имение национализировалось за другим, пришла и их очередь. Когда им объявили о национализации, они решили уехать в Москву, где у них был свой дом, а самые ценные, с их точки зрения, вещи спрятать. Мне кажется, они надеялись, что «беспорядки» долго не продлятся, что потом можно будет вернуться... В общем, драгоценности и еще кое-какие реликвии были спрятаны в тайнике. Вернуться туда им больше не пришлось и дальнейшая судьба этих ценностей не известна, но Олег разболтал о них своим «дружкам» и начались неприятности.

― Откуда он узнал про клад?

― Рылся в дедовом столе и нашел в тайнике дневник. Эта самая дочь ― наша прабабка.

― Ох, как интересно! ― глаза Антона пылали любопытством. ― Значит, существует дневник, где описана история твоей семьи?

― Дневник, печатка и еще какие-то документы.

― Вот здорово! Дашь потом почитать?

Я кивнула головой и с облегчением подумала, что Антон неисправимый романтик, его увлекли не драгоценности, а таинственность истории.

― А как фамилия твоих родственников? ― услышала я спокойный голос Димки. В отличие от Антона, он бурных чувств не проявлял, но явный интерес у него в глазах читался.

― Головины.

Он понимающе кивнул стриженой головой.

― А как называлось имение?

― Услада.

― Никогда не слыхал, ― вмешался Антон, ― но это ничего не значит. Это все равно самая интересная и таинственная история, какую мне приходилось слышать. Ты, Наташ, не забудь потом дать мне почитать эти дневники. Нет, не зря я восхищался твоей внешностью! Всегда говорил, что в тебе есть порода, и оказался прав! Ты у нас, оказывается, «голубая кровь»! Теперь я точно напишу твой портрет, и ты у меня не отвертишься! Так и вижу тебя в роскошном старинном платье с цветком в руках...

― Антон, ты не о том говоришь, ― раздался голос Димки. ― Сейчас мы должны подумать, как уберечь Наташу и ее деда. Не забывай, уже есть труп.

― Да? ― растерянно спросил Антон, у которого размышления о предполагаемой картине моментально вытеснили из головы все остальные мысли.

― Ты забыл про Людмилу? ― спросил Димка. ― А если они нашли Галину, то и два. В общем, ребята пошли в разнос и стали опасны. Мы должны подумать, как защитить Наташу. Сейчас уже поздно и ничего путного мы не придумаем, поэтому, предлагаю отправиться спать, а завтра утром все обсудить на свежую голову.

Это предложение пришлось как нельзя кстати, потому что я валилась с ног от усталости и от пережитых волнений.

Димка проводил меня до дверей квартиры, подождал, пока я запру за собой дверь и отправился к себе. Я же с трудом добрела до спальни и только собралась рухнуть на кровать и тут же заснуть, как зазвонил телефон. Я неохотно подняла трубку и пробурчала:

― Слушаю.

― Прекрасно! Наконец я тебя поймал! Интересно, где ты шляешься по вечерам?

У меня от неожиданности перехватило дыхание, а Олег продолжал веселиться:

― Ты себе, что, любовника, наконец, завела и дома теперь не живешь?

― Олег, прекрати болтать глупости и послушай меня! Ты мне очень нужен!

― Да? ― насторожился он. ― Зачем?

― У нас тут возникли проблемы.

― У кого «у нас»? ― недовольно спросил брат.

― У нас с дедом!

― Какие еще проблемы?

Недовольства в голосе заметно прибавилось. Олег терпеть не мог, когда его нагружали чужими проблемами, а все проблемы, кроме его собственных, для него были чужими.

― Серьезные! Ты можешь приехать?

― Нет, конечно! Ты это и сама прекрасно знаешь.

― Почему нет? Ты в Москве?

― Пока в Москве, но приехать не могу! ― отрезал Олег.

Веселье давно исчезло из его голоса, на смену ему пришло привычное раздражение.

― Олег, ты давно не звонил и многого не знаешь, ― упрекнула я его.

― Не звонил потому, что не было возможности, ― огрызнулся он.

― А сейчас звонишь, и я говорю тебе, что у нас серьезные проблемы, ты должен вернуться домой!

― Слушай, кончай нудить! ― взорвался он. ― Сказал ― не приеду, значит, не приеду! Что у вас там за проблемы? Что случилось?

― Убили Галкину сестру, она сама исчезла, к нам с дедом ходят твои «друзья» и требуют денег. Разве этого мало? Олег, я устала быть одна, ты должен приехать! ― взмолилась я.

― Я тебе уже сказал ― не приеду! Не приставай! Скажи лучше, вы с дедом живы-здоровы?

― Да.

― Тогда все в порядке! Чего ж ты психуешь? А проблем всегда много! У кого их нет? ― отмахнулся Олег.

― Хорошо! Черт с тобой! Не хочешь приезжать ― не надо! Только чего ты звонишь? Что тебе надо?

― Ничего мне не надо! ― оскорбился он. ― Хотел тебя предупредить, что на время уезжаю из Москвы.

Выпалив эту тираду, разобиженный Олег бросил трубку, и я не успела спросить, куда это он собрался.

Глава 8

Я сидела на диване, смотрела в потолок и плакала. С момента похорон Людмилы прошло уже два дня, а я все не могла успокоиться, картина погребения до сих пор стояла у меня перед глазами. Я не могла забыть страдающие глаза мужа, заплаканные лица родственников. Галка так и не появилась, что развеяло все мои надежды на то, что ей удалось ускользнуть от убийц. Несмотря на все доводы Димки, я так и не могла до конца поверить, что больше никогда ее не увижу, и страдала от своей вины перед ней. Ведь только из-за нас, из-за моего непутевого брата, с ней приключилась эта страшная беда.

Я потянулась к столику за сухим платком, когда в дверь позвонили. Мне не хотелось никого видеть, но пришлось встать и плестись в коридор открывать дверь.

― Ну что, опять плачешь? ― участливо спросил Димка.

Эти простые слова вызвали новый приступ слез, и я в отчаянии припала к Димке, уткнувшись лицом ему в грудь. Он осторожно привлек меня к себе, и я от этого проявление нежности так растрогалась, что вместо того, чтобы успокоиться, зашлась в новых рыданиях. Причем, я не просто плакала, я ревела в голос, сопровождая всхлипы неэстетичным шмыганьем носа и невнятными причитаниями. Я понимала, что опухший нос и красные глаза не прибавляют мне привлекательности, и со стороны я выгляжу просто чучелом, но ничего с собой поделать не могла.

― Если ты не успокоишься, я скоро промокну с головы до ног и обязательно простужусь, ― усмехнулся он.

В ответ я громко всхлипнула.

― Понял, ― согласно кивнул Димка, ― тебе нравится, когда я мокрый и противный.

Он обнимал меня посреди прихожей, говорил какие-то милые глупости и, в конце концов, своего добился: постепенно я перестала рыдать и перешла на слабые всхлипывания. Димка провел меня в комнату, усадил на диван и сам опустился рядом. Он нежно прижал меня к себе, я уткнулась носом ему в плечо и блаженно затихла. Димка стал перебирать мои волосы и шептать что-то успокаивающее на ухо, постепенно его дыхание становилось все жарче, а губы все смелее касались моей шеи. Я замерла, боясь пошевелится, Димка двумя пальцами осторожно приподнял мой подбородок и тревожно заглянул мне в глаза. Я зажмурилась и сильнее уткнулась носом в его рубашку. Теплые губы опять начали свое путешествие по моей шее, а Димкина рука стала расстёгивать пуговицы у меня на груди.

Проснулась я от того, что мне страшно хотелось пить. В комнате было темно и душно, задернутые на окнах плотные шторы совсем не пропускали воздух. Я пошарила рукой по кровать и никого не обнаружила рядом. Я прислушалась в надежде услышать Димкины шаги, но кроме обычных ночных звуков, вроде мерного стука капель, срывающихся из водопроводного крана на кухне, да сухого поскрипывания мебели, ничто не нарушало тишину квартиры. Значит, после того, как меня так неожиданно сморил сон, Димка ушел к себе. Ничего необычного для меня в этом не было. После неудачного замужества и нескольких быстротечных романов с женатыми коллегами, иллюзий в отношении мужчин у меня не осталось. Наивная уверенность в том, что слова любви, нашептываемые в горячечном бреду темной комнаты, действительно означают любовь, давно канула в Лету. Горькие разочарования и мелкие обиды помогли мне повзрослеть и воспринимать эти связи с иронией и даже определенной долей цинизма. Теперь, наблюдая, как мужчина, недавно клявшийся мне в любви, украдкой нетерпеливо поглядывает на часы и мечтает о том, чтобы побыстрее выскользнуть из квартиры, я не только не огорчалась, но даже сама стремилась сократить прощание и побыстрее выпроводить его за дверь. Мужчины использовали меня, а я научилась использовать их. Однажды, после очередного такого свидания я пообещала самой себе, что больше никого не пущу к себе в сердце и никому не открою душу. Машка, моя институтская подруга, утверждала, что я превратилась в законченную стерву, которая закрывает дверь за любовником и тут же выкидывает из головы все мысли о нем.