Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим - Александр Немировский

Но незадолго до появления троянцев весь Лаврент стал свидетелем чуда. На лавр, произраставший в центре дворца, опустился жужжащий рой, принесенный откудато ветром восточным. Пчелы, сцепившись в комок, напоминали диковинный плод. Прорицатель, приглашенный Латином, на лавр глаза устремив, произнес:

– Вижу я, царь, спешащего к нам иноземного мужа. С той стороны, откуда ветер подул, он должен явиться и на землях латинян воздвигнуть город великий.

Слушая предсказание, припомнил Латин случай, за давностью времени полузабытый: Лавиния подносила зажженную лучину к дворцовому алтарю, и пламя едва не спалило Лаврент. Тогда же прорицатель объяснил знаменье, возвестив, что Лавинию ждет в веках величайшая слава, но станет она причиной раздора и долгой войны.

Связав в уме предсказанья, решил Латин совет получить у оракула Фавна в лесу Альбунейском. Заколов добрую сотню овец, Латин велел их шкуры доставить к ручью, посвященному Фавну, и, улегшись на них, уснул. Во сне он услышал голос из чащи лесной:

Дочери мужа, мой сын, средь латинян искать не пытайся,Если же избран жених, откажись от задуманной свадьбы –Явится зять-чужестранец и кровью своей возвеличитНас обоих до звезд. Ведь к ногам наших правнуков общихБудет повергнут весь мир, с небес озираемый солнцем[177].

Вернулся Латин во дворец и предался тревожным раздумьям. Право, неплохо в роду иметь властителей мира. Но сколько придется им испытать забот, трудов и волнений. Ведь опыт учил, что по доброй воле никто не уступит даже клочка отеческой почвы. Значит, придется им без конца воевать, не зная покоя…

И в это мгновенье в покои ворвался гонец с вестью:

– К Лавренту подходят мужи высокого роста, по внешности чужеземцы.

«Началось», – подумал Латин и, кряхтя, стал натягивать мантию, прилаживать на голове корону.

– Подайте мне скипетр отцовский, – приказал он слугам, садясь на деревянный трон.

В ожидании приглашения послы Энея прогуливались по прихожей. Стены ее были из бревен, пол и потолок – из досок. Убранство говорило о владельце дворца не меньше, чем мог сказать о себе он сам. Трофеи, прибитые над дверью, – кривая секира, с десяток копий, два щита, медные затворы крепостных ворот – свидетельствовали о том, что царю приходилось воевать, хотя и нечасто. Обращали на себя внимание вырезанные из дерева четыре фигуры, не то идолы, не то предки местного царя. Искусство, поражавшее троянцев в Карфагене, как и роскошь, кажется, не гостили в царском доме.

Но вот слуга дал послам знак, что они могут войти. Царь, судя по седой голове, был уже немолод, но еще достаточно подвижен. В нем не было важности или надменности, присущей восточным владыкам. Вскочив с крепко сбитого сиденья, он бросился навстречу послам и засыпал их вопросами:

– Кто вы такие? Откуда плывете? Сбились с пути или ищете убежища?

Только после этого он уселся на свой трон и приготовился слушать.

Илионей начал с того, что поставил перед царем дары: чашу, головной убор и искусно сделанный скипетр. Он более всего обрадовал Латина, который счел этот дар предзнаменованием того, что чужеземцы не собираются лишать его царской власти. Затем Илионей объяснил, что по поручению пославшего его Энея, ведущего свой род от Дардана, просит клочок земли для того, чтобы поселиться. Он не преминул добавить, что Энею покровительствует Венера, его мать.

– Будет вам земля, – промолвил царь, когда посол кончил говорить. – Обещаю вам: пока я на престоле, будете безвозмездно пользоваться ее дарами. Пусть ваш повелитель Эней прибудет ко мне, чтобы скрепить дружеским рукопожатием узы гостеприимства. И не забудь передать, что в доме у меня выросла дочь и многие готовы взять ее в жены, но знамения не велят выдать ее за мужа из латинского рода. В отчем святилище голос предрек, что должен явиться зять мой издалека и, соединив кровь с моею, имя латинян до звезд он поднимет. Думаю я, что судьбы привели вас на землю мою. Противиться им я не намерен.

Переглянулись послы. Илионей, радости не скрывая, обещал передать Энею предложение царя. При выходе из дворца ожидали посланцев дары. На них Латин не поскупился: триста коней в богатом убранстве, колесница, достойная сына Венеры, запряженная скакунами небесной породы, выращенной Цирцеей обманом от одного из коней, изрыгающих пламя.

В этот час возвращалась Юнона на Олимп, покинув Аргос, с детства любезный сердцу ее. Она с высоты усмотрела троянцев, покинувших корабли и стан воздвигающих, послов и конский табун, поднявший облако пыли.

– Нет! – закричала богиня в гневе великом. – Браку не быть! Факел я брошу в чрево невесты. Свахою будет Беллона[178]. Ждите второго Париса!

Опустившись вихрем на землю, призвала Юнона из подземного царства Аллекто[179]. Среди фурий[180], гибель смертным несущих, нет ужасней ее и коварней. Страх она внушает Плутону. Даже сестры ее ненавидят, столько в ней притворства и злобы.

– Вот, Аллекто, занятие тебя достойное! – обратилась Юнона к дочери ночи. – Позаботься, чтобы не было брака между Энеем и дочерью царской. Пусть троянцам, мне ненавистным, не достанутся земли латинян. Прими любой из тысячи ликов, чтобы разрушить мир, который обещан пришельцам. Сей семена войны беспощадной, и пусть они заколосятся. Никто ведь лучше тебя не умеет вооружать друг против друга братьев, живущих в согласии[181], и наполнять враждою жилища.

Весть, что царь обещал отдать Лавинию в жены Энею, задела за живое Амату. Вбежав к Латину в слезах, она обрушила на него град упреков.

Дионис (мраморный бюст в Капитолийском музее).

– Подумай, безумец! – вопила Амата. – Кому отдаешь ты нашу голубку? Залетному ястребу! Фригийцу! Словно тебе неизвестно, что фригийский пастух, проникнув в дом Менелая, похитил его супругу Елену и вызвал войну, погубившую Трою и причинившую множество бедствий ахейцам?! Где твоя забота о благе латинян? Где верность данному слову? Где любовь ко мне и к нашему чаду? Ты уверяешь, что богам угодно, чтобы Лавиния стала женой чужеземца. А разве Турн латинского рода? Ведь рутулы потомки аргосцев!

Но не поддался старец Латин уговорам супруги. Слезы жены решения его не изменили. Натолкнувшись на сильную волю, упорство Аматы не надломилось, но разрослось, отравив все ее существо. Так по телу распространяется яд, если места укуса не коснулся огонь. Помутившись сознанием, стала метаться царица по Лавренту, словно волчок, запущенный чьей-то рукою на радость мальчишкам, ускоряющим вращенье игрушки хлыстами. Мало того, покинув дворец, устремилась Амата в чащу лесную и увела с собой дочь. Волосы распустив, грудь раздирая ногтями, носилась несчастная между деревьями, к помощи Вакха взывая:

– Вакх! Эвоэ! Где ты, рожденный из тела Семелы?! Где ты, Дионис, старый мир обошедший, чтобы влить в его жилы кипенье юности? Где твоя свита в шкурах звериных, что тирсы возносит и славит тебя песней хмельною? Вакх, ты один лишь достоин познать мою дочь.

Безумье Аматы стало примером для многих матрон латинской земли, и они, презрев супружеский долг и заботы о доме, бежали в чащи лесные и там гнали зверей и, их настигая, разрывали на части. Всех их хлестала стрекалом Вакха Аллекто, оставаясь незримой[182].

Над благодатной равниной, к югу от Альбулы быстротекущей, холм возвышался, превращенный в неприступную крепость. Стены ее приказала построить беглянка Даная, дочь владыки аргосцев, мать героя Персея[184]. Крепости было дано гордое имя Ардея. Жила в ней Даная вместе с супругом Пилумном. Сыном супружеской пары был Давн, а наследником Давна – Турн, прославивший имя свое в битвах с тирренами.

В ту беззвездную ночь юноша Турн отдыхал после похода на ложе, застеленном шкурой медведя. Явилась к нему в сновиденье Аллекто, коварно приняв облик дряхлой старухи Калибы, жрицы Юноны. Веткой оливы она оплела свою голову, скрыв под ней змей, гнусный лоб покрыла сетью морщин и выпрямила нос крючковатый. Придав своей маске выражение скорби, она обратилась к спящему Турну с речью, полной участья:

– Спишь ты после бранных трудов, не ведая, что награда, какой ты достоин, другому назначена, что невесту вместе с приданым получит дарданец. Ведь его зятем выбрал Латин. Воюй! На посмешище всем рушь тирренские рати! Покой охраняй латинской земли! Меня послала к тебе дочь Сатурна Юнона. Встань же и призови молодежь к оружию. Стены покинь и бодро поведи своих воинов против фригийцев. Сожги их корабли расписные. Такова воля всевышних. Если же после того царь Латин обещанья не сдержит, пусть испытает и он силу твою.

Выслушав этот совет, спящий ответил мнимой жрице, скрыть не желая насмешку: