Добро Наказуемо - Анатолий Отян

Вера Николаевна смотрела на молодого отца и думала о том, что он тоже похож на большого ребёнка, которому принесли необыкновенную игрушку, о которой он и мечтать не мог.

Он очнулся от слов, сказанных главврачом:

— Уноси ребёнка. Ну как Вам дочка?

Михаил на лице изобразил глупую улыбку и не знал что ответить.

Подумав несколько секунд, выдавил.

— Маленькая такая.

— Нет, она не маленькая. Нормальный хороший ребёнок.

— Спасибо Вам, — сказал Михаил и вышел.

Он написал записку Марине, передал и пошёл к её окну. Когда она выглянула, он жестами показывал ей какая у них маленькая и красивая дочка. Марина смеялась и показала, что сейчас будет кормить ребёнка, он помахал ей рукой и поехал домой.

В Кременчуге Гапонов засел за бухгалтерские и отгрузочные документы. В первый же день он увидел, что учёт запутан, и наверное, специально. Он попросил одного из бухгалтеров разъяснить ему несколько цифр, но тот что-то бормотал невнятное, и было видно, что он сам удивлён несовпадением. Начались консультации с главным бухгалтером, но тот явно занервничал и понёс околесицу, или как говорил Райкин, запустил Дурочку. Гапонов, пометил книги и продолжал работать. До пятницы он «накопал» более десяти эпизодов, составил акт об изъятии некоторых бухгалтерских книг и документов, поставил об этом в известность дирекцию завода и собрался уезжать. Поезд только недавно ушёл на Одессу и ему любезно предложили попутную машину, объяснив, сто один из работников отдела снабжения недавно купил «Жигули», и едет в Одессу к родственникам на выходные.

Михаил подумал о том, что им не рекомендуют пользоваться услугами проверяемой организации, но желание скорее у видеть жену и дочь, которые были уже дома, взяло верх и он согласился, тем более что и груз у него был немалый.

Выехали под вечер. Молодой попутчик, вернее хозяин машины, назвался Юрием. Вёл он машину лихо, иногда создавая аварийные ситуации. Михаил его попросил ехать потише, но тот сбросив скорость через несколько минут опять её увеличивал После Кировограда, выехали на бетонную дорогу Полтава — Кишинёв, которая только так и называлась, а фактически начиналась в Кировограде и заканчивалась у границы с Румынией. Строилась она в военных целях и нигде не пересекала населённые пункты. Машин на дороге было мало и Юрий иногда разгонял машину до 130-и километров. Колёса стучали на стыках, и Михаил под их стук иногда засыпал. Впереди, на просёлочной дороге стоял грузовик, и Михаил увидел, что перед самым их подъездом к перекрёстку он выехал на дорогу. Последнее, что видел Михаил, это складывающийся и медленно поднимающийся вверх капот их машины. Успел подумать, что уже не увидит дочь… Ни удара, ни треска металла он уже не слышал.

Приехавшая через три часа милиция и скора помощь собрала на дороге и кювете то, что осталось от пассажиров легковушки. На заклинившем спидометре стрелка стояла на цифре 120, а часы остановились в 10:27. Водителя грузовика не нашли, хотя Зил-150, получивший удар в заднее колесо, был отброшен в сторону и перевёрнут. Позже оказалось, что грузовик был без номеров, а табличка с номером шасси и номер на двигателе оказались уничтоженными.

Хоронила Гапонова почти вся одесская милиция. Марина собрала себя в кулак, не плакала и не кричала, и приехавшие из села родственники Михаила удивлялись этому и осуждали Марину. "Наверное, не любила она его" — перешёптывались они. Как всегда, произнесли положенные в таких случаях речи официальные лица, и звучали заверения, что будут заботиться о семье погибшего. Протрещал троекратный салют из десяти автоматов, забросали могилу землёй и возложили цветы. Поминки, или как их назвали — гражданскую панихиду, устроили в столовой, недалеко от областного УВД. Марина всё делала и двигалась автоматически и задавала себе вопрос:

"За что? За что Бог, если он есть, лишил маму ноги, оставил меня без отца, за что меня выгнали из университета, за что оставил меня без мужа, а ребёнка без отца?"

Она вся сжалась в кулак и решила держаться, держаться ради дочери и стареющей матери-инвалида.

Во время похорон самые высокие милицейские чины выражали Марине соболезнования и обещали найти убийц Гапонова. Именно убийц, говорили они, а не виновников аварии. Но получив документы на оформление пенсии на ребёнка, Марина прочитала, что майор Гапонов погиб в результате несчастного случая. Марина с недоумением позвонила другу и начальнику Михаила, полковнику Живаго, и спросила, почему такая формулировка, ведь всем было понятно, что убийство умышленное.

— Мариночка, я как-то зайду к тебе и расскажу подробнее. Сейчас я могу сказать, что официальное расследование показало, что это несчастный случай.

Марина швырнула трубку и обхватила голову руками. Хотелось выть собакой, но она не хотела тревожить больную мать у которой был очередной сердечный приступ.

Полковник Живаго тяжело переживал смерть друга, и считал себя виновным в том, что случилось. Но говорил себе, что такая у них работа — рисковать своей жизнью и жизнью своих подчинённых и даже близких людей. Он следил за расследованием гибели друга. Его вела прокуратура Николаевской области, на территории которой случилось преступление, но когда узнал о заключении следствия, пошёл к начальнику Областного УВД.

— Товарищ генерал, Николай Трофимович!

— В чём дело, Виктор?

— Почему прикрывают дело с убийством Гапонова. Ведь абсолютно ясно, что это убийство. Если бы ещё не пропали документы, которые он изъял в Кременчуге, то ещё можно было бы сомневаться.

Генерал помолчал, поднял голову, и сказал, глядя Живаго в глаза:

— Это тот случай, Виктор, когда я ничего не могу сказать. Я могу только догадываться. Советую тебе, нет приказываю, не лезть больше в это дело. Так будет лучше.

— Кому?

— И тебе и его семье.

— Куда мы идём, Николай Трофимович?

— А мы уже почти пришли, — генерал встал, — а если хочешь узнать подробней, спроси у начальника политотдела, — сказал он с сарказмом.

— Я всё понял.

— Тогда иди работай.

Для Марины опять наступили тяжёлые времена. Во первых, сразу же пропало молоко, а детское питание, приготавливаемое на детских фабриках-кухнях, было некачественным и у ребёнка начал болеть живот, а импортного невозможно было достать. Всё дорожало, пенсии матери и дочери не хватало, и Марина опять села за швейную машину.

Большинство клиентов она растеряла, а те, кто остались или появились вновь тоже становились жертвами инфляции. Марина просила всех, по возможности, доставать детское питание и ей иногда приносили. Но одна женщина стала приносить молоко остающееся у её дочери после кормления своего ребёнка. Марина сказала, что будет ей шить бесплатно, но та даже обиделась:

— Моя Лиличка не коза и не корова, чтобы я торговала её молоком.

Так, и больше об этом мне не говори.

— Извините, Жанна Самойловна.

Прошёл год, Света, так звали девочку, уже ходила, говорила несколько слов, но была болезненна. Марина носила её в детскую поликлинику, но там говорили, что ребёнок нормально развивается, и что так бывает, нужно больше бывать с ребёнком на воздухе, правильно питаться и т. д. Но Марина видела, что у девочки состояние ухудшалось, и она стала искать концы у знакомых, чтобы ребёнка осмотрел врач-педиатр высокой квалификации. Она вспомнила о своей бывшей клиентке, которая была женой медицинского светила и позвонила ей. Та её выслушала и начала Марине выговаривать, что вот, дескать, она, Марина не захотела ей шить даже за двойную цену, а теперь обращается с просьбой.

— Как тревога, так до бога, — заключила она.

Марина хотела бросить трубку, но понимала, что ей больше не к кому обратиться и спросила срывающимся на хрипоту голосом:

— Так Вы мне не поможете?

— Нет, почему же? Я сейчас поговорю с мужем и перезвоню тебе, если он чем-то сумеет тебе помочь.

Часа через полтора раздался звонок.

— Марина, тебе послезавтра в десять часов необходимо придти с ребёнком к профессору Габинскому в поликлинику мединститута, и он посмотрит ребёнка.

— Спасибо Вам большое, — сказала Марина и тихонько заплакала.

Она понимала, что должна заплатить профессору, но деньги так обесценивались, что она не знала сколько его устроит и решила сделать подарок, который чем больше проходит времени, тем он ценнее.

У них в доме хранилась книга Н.В. Гоголя "Вечера на хуторе близ Диканьки", изданная при жизни автора, но самое главное — с его автографом для некоего Федорченко, и Марина решила, что подарит её, если доктор окажет помощь её ребёнку.

Профессор оказался высоким пожилым человеком с добрыми глазами.

Он походил на Корнея Чуковского и вызывал доверие у детей. Света, обычно побаивающаяся мужчин, охотно пошла к нему и даже улыбалась во время осмотра.