Телеграмма из Москвы - Леонид Богданов

Но не дремал и доблестный защитник товарищ Гайкин. Прочные дубовые ворота усадьбы МТС раскрылись и из них выехали лазутчики на юрком форде 28-го года. Бесстрашно подлетев к противнику, они метнули в него привязанными к камням бумажками и, лихо повернув, на полном ходу въехали в ворота. Ворота с треском захлопнулись. Рассчет опытного Гайкина оправдался. Пока Подколодный читал старые решения обкома, привязанные к камням, Гайкин бросился к телефону звонить в райком и обком. Но телефон безмолвствовал: не менее опытный Подколодный еще в самом начале наступления приказал перерезать провода. Осажденные очутились в тяжелом положении. Гайкин, на ходу призывая всех умереть, но не сдаваться, выбежал на стену и из-под руки посмотрел на полчища подколодинцев.

-- Пустите в них копией решения обкома и облисполкома за номером 2148! -- скомандовал он и, прыгнув со стены -- там было уже опасно, прильнул к амбразуре.

Выброшенную бумажку наступающие даже не подняли с земли. Враг подошел к воротам и остановился.

-- Выселяйтесь! -- разорвался криком, как бомба, Подколодный.

-- Согласно решению обкома и облисполкома за номером 2157 -- вон из здания!!!

-- А я этому решению не подчинюсь. Мне Столбышев хозяин, с него и требуй! -- парировал Гайкин.

-- Плюю я на Столбышева! Я здесь хозяин! Выселяйтесь, а то хуже будет!

-- Я требую подчинения закону! -- в тон Подколодному зарычал прокурор.

-- Мне Столбышев закон!

-- Что твой Столбышев, где он?! Месяц назад, когда мы его захватили живьем при переходе границы, он у меня чернила пил и клялся освободить Крекинг-завод. Так где же он сейчас?!

-- После этого мы получили еще три решения...

-- А ты чернила у меня еще не пил?!

-- Вот, поговори мне, -- отвечал мужественный Гайкин, -- поговори... Подхватим арканом, тогда узнаешь, где раки зимуют!

-- Прррокурор!!! Запишите оскорбления, нанесенные...

-- У-у-у-у! У-у-у-у! У-у-у-у! -- завыла оглушительная сирена в осажденной крепости. Разговаривать стало невозможно. Некоторое время Подколодный еще бесновался, показывая разные бумажки, подымая их на шесте. Осажденные специальными крючьями пытались их сорвать и уничтожить. Потом, по знаку Подколодного, к стенам поднесли приблудившегося штатного агитатора обкома. Будучи не в силах говорить, он плевался. И, наконец, милиционеры стали ломать ворота, а защитники поливали их сверху горячим автолом.

Столбышев лежал на краю оврага, ни жив ни мертв от страха, и судорожно копал руками ямку для головы. Поэтому не заметил он, как к оврагу подъехал немецкий трофейный мотоцикл БМВ, как с него соскочил вихрастый парень, перебрался через овраг и вскарабкался на стену. Через несколько минут сирены МТС перестали выть и был дан отбой.

-- Что за штучки?! -- взвыл Подколодный. А ему из-за стены отвечал Гайкин торжественным тоном победителя:

-- Только что получено решение обкома за номером 2158...

Когда полчища Подколодного отступили и скрылись с поля зрения, Столбышев поднялся с земли, отряхнулся и не особенно громко позвал:

-- Товарищ Гайкин!

Разговор между секретарем райкома и директором МТС велся через овраг (мост был уничтожен Подколодным) и длился недолго. Гайкин требовал продовольствия, воды, медикаментов и сообщил, что у него к уборочной ничего не готово, так как борьба отнимает все время и силы.

-- Вы, того этого, хоть пару тракторов для вида пустите подымить по колхозам. Механизация все-таки... -- робко просил Столбышев.

-- А как они в район проедут?

-- Я уже постараюсь, вымолю решение насчет моста...

-- Ну, тогда посмотрим...

Мужественный Гайкин явно третировал Столбышева, и Столбышев переносил все, лишь бы тот не отдавал Крекинг-завода.

-- Подумать только, такое грандиозное, так сказать, сооружение... Отдать его -- просто преступление, -- постоянно вздыхал Столбышев. А когда какой-нибудь, чудом прорвавшийся из МТС в район, трактор появлялся в колхозе, матери водили детей смотреть эту диковинную штуку.

Солнце двигалось к закату. Джип грохотал через колдобины и ухабы. Столбышев со страхом оглядывался, доставал из мешочка домашние коржики утюговского производства и ел. Гусь смирился с судьбой и дремал на сиденьи. Неожиданно машина осела набок.

-- Ну вот, наконец-то, -- словно бы обрадовался шофер Гриша, остановил джип и вылезая пояснил: -- Едем и едем, думаю, что за чертовщина, как бы чего не случилось плохого: не спускают скаты и хоть ты убей... Ну, теперь, кажется, все нормально.

Он поднял машину на домкрат, снял колесо, разбортовал его и принялся латать дыру.

-- Ты бы, того этого, все-таки запасное колесо возил.

-- Как можно запасное? Отвинтят на ходу и украдут. Шоферы, сами знаете...

-- Мда...

Столбышев доел коржики и достал из другого мешочка ватрушки.

-- Наедайтесь, у Егорова ничего не дадут...

-- Мда, сволочь этот Егоров, а не председатель колхоза... Его давно пора, того этого, в загривок, чтобы и не пахло развратом в районе... Хорошие ватрушки мастерит Утюгов... Мда!..

-- Вы знаете, -- с натугой говорил Гриша, затирая рашпилем место на камере для латки, -- Утюгов, заведующий птицефермой, мог бы подойти на место Егорова.

-- Это какой? Дядя, кормилец наш?

-- Он самый. Обходительный человек такой, умный, работящий... Да вот народ в "Заре" упрямый, не захотят его выбрать председателем...

-- Ну, ты, того этого, не заговаривайся. Как так, не захотят выбрать? Сорок дней и сорок ночей, если надо, буду держать на собрании, пока не выберут. Рекомендация райкома -- это тебе не шутка... Кровь из носа, хоть плачь, да выбирай! Иначе какой же это, так сказать, демократический централизм? Где тогда центр и где демократия??.. Жать на них надо и все! Поживем, так сказать, посмотрим...

Столбышев доел ватрушки, кротко, по-монашески, вздохнул и струсил крошки с гимнастерки.

-- Покормить бы гуся? -- предложил Гриша.

-- Ничего, не сдохнет! -- тоном опытного хозяина ответил Столбышев и погладил гуся по голове. -- Говорят, они Рим спасли. Умная птица и бывает вкусная. Мда... Дела, дела... В роте, того этого, сухо... Плохо на данном этапе. Голова распухла и чувство такое, как будто я не секретарь райкома, а головастик какой-то...

-- Пол-литра бы на поправку, -- деловито заметил Гриша, намазал латку клеем, подул, пошептал и прихлопнул ее к камере.

-- Эх, Егоров, Егоров... Доиграется он еще у меня...

-- У него молочная ферма хорошая.

-- Хорошая-то хорошая, да в плохих, так сказать, руках. Черствый он человек... Мда... Голова совсем того... А, знаешь, ну его к чертям, Егорова. Поехали в "Счастливую жизнь"!

Собаки в Березках, где находился колхоз "Счастливая жизнь". встретили Столбышева еще за околицей. Один барбос, видно, самый хороший сторож, вспрыгнул в машину и чуть было не цапнул Столбышева, но не удержался на ухабе и свалился на землю.

-- И с чего они, того этого, здесь такие бешеные?

-- Сюда наши частенько наведываются.

-- Мда... Козел вон пасется...

Всю ночь и утро до обеда в правлении колхоза "Счастливая жизнь" шел дым коромыслом. В разгаре веселья, часам этак к двум ночи, Столбышев подошел, качаясь, к шурину предколхоза (старшему кладовщику), хватил его за бороду и с криком: "Эх! Ты -- троцкист!" съездил ему в ухо. Старший кладовщик, к тому времени слабо различавший, где грешная земля и где благословенное небо, где подчиненные и где начальство, размахнулся и залепил Столбышеву ответную затрещину. Они сцепились и покатились по полу, но более трезвые товарищи разлили их самогоном.

Уже в обеденное время Гриша заторопился и, примерно сохраняя равновесие на ходу, вынес из правления на плечах живого барашка и привязал его к капоту джипа.

-- Был бы прицеп! -- почесал он в раздумье затылок и усадил на сиденье козла.

Козел степенно уселся, осмотрелся вокруг и на прощание закивал головой. Столбышева вынесли и погрузили в машину последним, после мешка с картошкой.

-- Так вы же нажимайте! -- за выбывшее из строя начальство, отдал руководящие указания шофер и нажал на газ.

Собаки опять неистовствовали, а их хозяева-колхозники вздыхали с облегчением: что если бы был прицеп!..

Говорят, что езда укачивает. Это отсталое представление о езде давно отошло в СССР в область предания. Через несколько километров из Столбышева вытрусило, выбило сон и он почувствовал прилив сил и бодрости. И попадись же, как на беду, в это время на дороге заяц.

-- Держи его!.. Ату!.. -- заорал хозяин райкома. Джип, как гончая собака, запрыгал через ямы, бугорки, пни. Заяц курьерским поездом мчал по полю, прижав уши.

-- Врешь, не уйдешь! -- по-марксистски предрекал будущее Столбышев.

Потом раздался треск и жалобное мычание: машина налетела днищем на пень. Козел легко и свободно, как ангел, отделился от сиденья, пролетел несколько метров, брякнулся о землю, но сразу же вскочил на ноги и вприпрыжку побежал подальше от таких веселых товарищей. Столбышев навалился грудью на переднее сидение, но остался жив и здоров. Он встал, топнул ногой по железному полу, сделал несколько танцевальных движений руками и пропел с бессмысленным выражением на лице: "Тай-тай... та-ра-та-тай..." Затем он не удержался на ногах, шлепнулся на сиденье и запрокинул голову.