Смех под штыком - Павел Моренец

В опустевших, тоскливых комнатах остались Илья и Георгий. Они должны сбить с толку шпиков — и скрыться. Им поручено сказать хозяйке, что приезжавшая Мария Петровна (это Елена так величалась по паспорту) сообщила Клавдии Федоровне, что у нее родственница при смерти. Поэтому они сейчас же вдвоем и уехали. Скоро вернутся.

Ребята облегченно уснули: ночь прошла. День их.

Встали поздно. Открыли ставни, протерли заледеневшие окна, всматриваются в прохожих. Вот усатый красномордый, в штатском пальто не по плечу прогуливается. Несколько раз уже прошел мимо. Другой. Тощий, желтый, в пальтишке с поднятым воротником мерзнет, подпрыгивает: тоже не легко кусок хлеба зарабатывает. Ребятам весело: они в тепле. Шутят, напевают. Георгий сбегал в лавочку, принес охотничьей колбасы, белого пышного хлеба, и на-радостях бутылку вина. Пьют, показывают в окно стаканы: «За здоровье ваше, а в брюхо наше». Георгий сообщил, что усатый увязывался за ним, так он ему в лицо напевал:

«Цыпленок жареный, цыпленок вареный,Цыпленок тоже хочет жить»…

В три часа дня Илья отправился на Новое поселение. Там он должен был отстаивать перед членами военного отдела, Анной и Еленой, свой план боевой работы.

Пришел. Ждет. Их нет.

Забежал Шмидт. Он как всегда замкнут, спокоен, озабочен. Костюмы у него все меняются: уж если его нащупают — не скрыться ему: многие его знают. Все он пропадает, как молодой месяц в тучах, везде он успевает.

Илья рассказал ему о случившемся накануне, о своих опасениях за Анну и Елену. Шмидт спокойно выслушал и предложил:

— Нужно послать мальчика, вызвать их на это совещание и сообщить им, что сегодня в 6 часов вечера на 21-й линии, в, Нахичевани, — заседание. У ворот будет дежурный.

Подал руку и ушел.

Илья послал мальчика на поиски Анны и Елены и в ожидании ответа засел вместе с хозяином квартиры, худощавым и бледным, писать новые документы, смывать ошибки на старых. Илья уже наловчился: пишет, сам расписывается — и все разные почерки получаются.

Прибежал мальчик. Нигде ничего не добился. Ольга и Мария, прибывшие ночью подпольницы, с утра не видели ни курьера, ни Анны, ни Елены. На новых квартирах их также нет.

Илья снова послал мальчика к Ольге и Марии уже с запиской, в которой в смутных выражениях из осторожности писал, что тревожится за судьбу Анны, Елены и курьера. Те ответили, что они ничем его успокоить не метут.

Посидел, подождал без надежды. Стемнело. Нужно скорей в Нахичевань, предупредить о провале, чтобы всех сразу не накрыли. Условился с товарищем, что тот будет ожидать, а он отправится и, если не вернется через час-два, значит и с ним что-нибудь случилось, и тому нужно будет самому предупредить остальных, кто еще уцелеет.

Вышел Илья, прошел на Таганрогский, свернул в сторону Дона. Дошел до остановки трамвая. Ждет. Закурил. Подходит несколько кубанцев с офицером. Стали по обе стороны.

Двинулся дальше. Прошел мимо своей квартиры, ставшей такой чужой и страшной. Дошел до Сенной. Дождался трамвая. Пропускает толпу в вагон. Вешается на подножку последним, но жилистые руки красномордого хватаются за железные поручни трамвая, и Илья у него почти в об’ятиях… Трамвай покатил — и красномордый сорвался.

От’ехав немного, Илья соскочил с трамвая, покружил темными улицами и вынырнул на Старопочтовой у Нового базара.

Посидел у трамвайной остановки.

Кто-то прошел мимо — и круто обернул через дорогу к ларькам. Скрылся в тени.

Неподалеку два экипажа: впереди — новенький, блестящий, лакированный, позади — старый. Илья сел на старый.

Поехал не по Садовой, где светло и весело и безопасно, а смежной, темной улицей, Никольской.

Сзади, на расстоянии следует лакированный экипаж.

В Нахичевани высадился на 9-й линии. Рассчитался. Пошел дальше. Впереди — стрельба гулко раздается.

Улицей ниже — лакированный экипаж стоит.

Выстрелы все громче, как из пушек. Все тревожней лают собаки, будто стаей окружили кого-то, загрызают.

21-я линия. Илья свернул вниз, к Дону. Идет по средине улицы. Где-то совсем близко грохот выстрелов — людей убивают.

Ватага военных с револьверами в руках выбежала из-за угла — и ринулась к нему. Он идет навстречу. Попыхивает папиросой. Руки — в карманах.

Ватага метнулась за угол. Несколько породистых белогвардейцев подбежало к нему.

— Руки вверх! Вы — куда?

Предупредительно поднял руки. В зубах — папироса. Удивлен:

— Я?..

Они попытались обыскать его.

— Не беспокойтесь: ничего нет.

Пронизали лицо насквозь — и понеслись за угол, догонять ватагу.

Прошел шагов двадцать. В фонаре светится номер того дома, где должно быть собрание. Товарища на посту, у ворот, — нет. Около ворот — лавочка.

Вошел в нее. За столом, нагло развалившись, сидят пьяные стражники. Громко разговаривают. Купил папирос. Вышел.

Снова колесит, но менее осторожно. Спешит.

Вернулся к товарищу — темно в флигеле. На двери — большой замок.

Вышел на темную улицу. Метнулся в сторону — и, круто свернув, пошел в обратную сторону.

Постучал. Ему открыла курсистка. Пропустила в дом. Грузно опустился на стул. Она выжидающе вопросительно смотрит нет. Около ворот — лавочка.

— Что случилось?

— Провалы. Где Мария и Ольга?

— Не знаю. Кажется, ушли на собрание.

— И они погибли. Я был там. Едва сам не попался. Георгия не было?.. Целый день не видал его. Хорошо, если он у курсисток, но может притти и на квартиру; его нужно бы предупредить, а я не могу туда показаться.

Рассказывает, курит, курит без конце. Итти некуда. И оставаться нельзя: она — просто знакомая девушка.

Собрала ему холодный ужин. Предупреждает, что на верхнем этаже шпик живет.

Громкий стук в дверь. Курсистка пошла отворять…

Вошли веселые, разрумянившиеся на морозе, Мария и Ольга. Обе солидные, шикарно одетые, говорят трубным контр-альто. Ольга — брюнетка с ухарскими манерами; она московская работница.

— Вы чего тут сидите?

— Как чего? Разве вы ничего не знаете? — и начал рассказывать о своих злоключениях.

Они спокойны. Мария удивлена:

— Мы пересидели стрельбу — и ушли. Там все были: и Анна, и Елена, и Георгий, и ваш товарищ.

Илья чувствует себя в дураках. Стыдно. Мария продолжает:

— А не за курьером ли гонялись? Он под стрельбу ушел. С ним вечно что-либо случится. Днем от кого-то удирал по дворам.

Илья остался ночевать.

На следующее утро пошел на новую квартиру Анны и Елены. Поселились они у рабочего на окраине. Держались перед ним открыто, отдыхали после прежней квартиры, где хозяйка по воздуху чуяла их настроение и вездесущий ее нос всегда был настороже.