Бедный Павел (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич

А уж ситуация с низшим сословием вообще катастрофическая, никто и ничему никого не учит. Причем пример того же Ломоносова, того же Теплова, да и Карпова с Пономаревым говорит о высочайшем потенциале «подлых людишек». Но пока радикально менять ситуацию было нельзя — момент не созрел.

Необходимость изменения всей сословной структуры империи мне-то была очевидна с первого взгляда. Про судьбу Павла в той жизни я помнил хорошо, да и декабристы, и убийство Александра II, и судьба семьи Николая II мне тоже известна. Так вот — я этого не хотел. А всё это продукт отставания России от Европы в XIX веке и замораживании социально-экономических отношений в империи дольше всех разумных сроков.

Иначе говоря, крестьяне не выдержали столько длительного угнетения, дворяне не смогли сохраниться как служилое сословие, а купечество вообще не сложилось в разумные сроки. Тут такая каша заварилась, а пар не спустить — вот и взорвалась кастрюлька. Всё это надо было менять, но вот дворяне бы этого не дали — свергли бы меня, да и маму раньше даже тех старых сроков.

С Екатериной я своими мыслями делился. Не в полном объеме, конечно, но делился. Причем, что странно, с большинством моих мыслей она была согласна, но тоже и справедливо боялась. Начни мы так издавать даже самые разумные законы против дворянского гнета, так те же дворяне нас и прирежут ночью. Не надо!

В общем, пришли к выводу, что провести реальные реформы можно только при поддержке кого-то. Крестьяне не подойдут — забиты, а коли начать их расталкивать — получим русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Дворяне — даже просвещенные, на такое не пойдут, а уж наши дремучие — тем более. Купечества ещё нет. Воспитывать всех очень долго, у нас времени нет. Так что есть один вариант — армия, но она должна быть под очень жестким контролем верховной власти.

Но вот сейчас трогать армию — себе дороже, они с невероятной легкостью поддержали мятеж против папы только потому, что он начал радикально ломать их привычки. Так что саму армию дергать не стоит, а вот с офицерским корпусом, а точнее с его обучением поэкспериментировать стоит. И именно в этой сфере возможно скрыть наши попытки создать новую систему образования.

Тут мне пришлось опереться на Миниха. Христофор Антонович был мало того, что очень популярен в армии, так ещё и был помешан на качестве обучения военных специалистов. Так что, мы с мамой прикрылись его авторитетом. В 1766 году вышел указ о преобразовании Артиллерийской и инженерной шляхетской школы в Петербурге в Инженерный и Артиллерийский корпуса и создании Медицинского корпуса. Причем во всех этих училищах уже предусмотрены были как офицерские, так и унтер-офицерские классы.

Теперь подготовка специалистов в армии стала значительно более упорядоченной и системной. Сроки приема и выпуска наконец упорядочили. Обучение в корпусах было предусмотрено только за казенный счет, что, одновременно с исключением из названия учебных заведений слова шляхетский (дворянский), делало обучение в них не престижным для аристократии. Мы получали группу военных и гражданских специалистов не только крайне профессиональных, но исключительно лояльных центральной власти. Первым директором всех трех корпусов стал Миних. Щепин же получил пост вице-директора Медицинского корпуса и должен был руководить из-за широкой спины Миниха.

На выходе, мы должны были через несколько лет получить значительное количество как артиллеристов, которые повысят качество и управляемость нашей армии, так и инженеров и медиков, которые, конечно, будут считаться военными, но будут работать и в мирной жизни, не вызывая острой ревности имеющихся специалистов.

Миних, естественно, проработал и создание новых пехотного и кавалерийского корпусов, а следом, напрашивалось и военно-морское училище, но тут и денег для подобных целей было явно не достаточно, да и пытаться снять статус элитарности с общего военного образования пока было очень рискованно.

Создание Лицея для дворян, учрежденного отдельным Указом, тоже не должно было вызвать сложностей в обществе. А нам требовалось обкатать систему образования молодых бедных дворян для дальнейшего использования их в качестве чиновников, коих требовалось для государства нашего огромное множество. Необходимо было, мало того, что хорошо обучить молодых людей, так ещё и сформировать из них сплоченную группу, ориентированную не на стяжательство, а на обеспечения общественного блага.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Понятно, что важнейшими дисциплинами для формирования государственной идеологии, которую мне хотелось привить выпускникам, были общественные. Вот тут мы столкнулись со сложностями. Если с географией проблем не было изначально — картография уже была, написать нормальный учебник было просто, то вот с историей и обществознанием…

Нет, проект учебника истории был, Ломоносов с коллегами постарался, он вышел вполне логичным и правдивым, но вот без обществознания это было очень слабо. Без духовной составляющей такие вещи не работают! Ломоносов, конечно, пытался, но вот не выхолило у него. Мысли были правильные, но не зажигали.

Помог, Левшин — он подключился к работе сам, а главное, он нашел иеромонаха Макария Сиднева. Сиднев был из донских казаков, причем старой веры. Он сознательно перешел в Никонианскую церковь[41] для сближения позиций церквей, и оказался очень хорошим богословом и оратором, наполненным мыслями, близкими нестяжателям[42]. Левшин вытащил его из Псково-Печерского монастыря, куда его сослали за противоречащие официальной линии церкви труды.

Оказалось, что Макарий — один из тех людей, которые просто горели во славу Божию и благо России, и вот именно он, опираясь на труды заволжских старцев, исправил и дополнил эти труды Ломоносова и компании, сделав из них краеугольный камень нового воспитания. Вышли потрясающие учебники, которые просто заставляли почувствовать величие России и необходимость ей служить, не щадя живота своего. Они пропагандировали необходимость человеческой личности стремиться к совершенству, идти твердым шагом в Царствие Божие, защищая отчизну свою.

Я, конечно, не надеялся, что даже такие потрясающие по таланту и силе, труды способны изменить человека, но подвинуть его к правде он все-таки должны были.

Я никогда не был идеалистом и прекрасно понимал, что сложившееся на настоящее время мнение о том, что достаточно дать людям хорошее образование, и они сразу начнут заботиться о достатке государства — откровенно утопично. Но внедрение нового обучения должно было установить некую базовую программу большинству выпускников новых школ.

Единственное, я опасался (и мои страхи в значительной мере разделял Миних) того, что молодые дворяне, не прошедшие армейскую школу и ставшие чиновниками, не будут достаточно лояльными государственной власти и достаточно сплоченными для противостояния традиции воровства чиновников.

Так что я убедил авторов проекта и маму в необходимости предусмотреть для лицеистов по окончании учебы трехгодичную службу в качестве младших офицеров в армии. Для чего программа была отягощена военными дисциплинами. Это давало нам возможность дополнительно протестировать программу для будущих общевойсковых училищ, от создания которых в будущем я никак не собирался отказываться.

Только по окончанию этой службы курс считался законченным, и дворяне могли определять своё будущее. Как-то отменять или даже ограничивать выпущенный Петром III манифест о вольности дворянской мы пока не могли. Но тот факт, что на государственный кошт[43] готовы были идти только малоимущие дворяне, давало надежду на то, что через несколько десятков лет именно эта группа сформирует костяк чиновничества и резко усилит управляемость государства.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Значительно более резкое неприятие в обществе, по нашему мнению, должно было вызвать реформирование в Петербурге академической гимназии. В ней мы собирались значительно увеличить количество учеников, причем там должны будут учиться дети любых свободных людей. Обучение там должно было быть разделено на два уровня. Причем, если на низшем — преподавать будут только начала математики и грамоты, то, для наиболее талантливых, уже на следующем уровне, предусматривался значительно более значительный набор предметов. Предполагалось, что выпускники гимназии будут обладать достаточным набором знаний для работы чиновниками или приказчиками у купцов и промышленников. Для выпускников гимназий также предполагалась обязательная служба в армии.