АМЕРИКАНСКИЕ МЕМУАРЫ - Ой-Ёй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вообще приятно, черт возьми!!! За тот год, что я проработал, приходило и уходило, не скажу, что несколько сотен, но несколько десятков официантов, поваров и прочей нечисти. Уходили и приходило, и никто уже не помнит ни имени, ни рожи. Так, перевернутая страничка с не самым интересным текстом. И никогда, никогда никого не провожали так, как меня. Приятно, когда тебя любят и ценят. Пусть и унтерменши.
Душной ночью в мокрых брюках и в новом поло, которое мне выдал Карлос, я вышел на Первую Дорогу. Передо мной лежало полтора часа сладких мечтаний о возвращении домой. Я топал по чужой американской земле и представлял себе посекундно моменты встречи с мамой, с дедушкой, с Графом и Коффом, с Кузьмичем и Кешей и многими другими моими друзьями, перечислить которых здесь не представляется возможным. А еще я думал о первой своей встрече с Иришкой, девушкой, с которой познакомился посредством жидовского пейджера под названием ICQ, за что МОССАДу дикий респект. Много вечеров я смотрел на присланные ею фотографии и, по-моему, продумал встречу до самых мельчайших подробностей. Приятно холодило в груди от предвкушения новых теплых ощущений. Естественно, вы понимаете, что в рюкзаке моем лежала упаковочка Смирноффской водки (5 бутылочек по 100 грамм каждая с фруктово-ягодными ароматами). Наверное, это был самый сладкий алкоголь за все время пребывания в Америке. Вернувшись домой в полугавнеццо, я лег спать, зная, что на следующий день мне никуда не нужно будет вставать, бежать, подносить, улыбаться и вонять на всю ивановскую американской кухней. А сопровождала меня в царство сна песня «Судьба моей Расы» с одноименного альбома группы «Вандал», который мне прислал мой добрый друг К. из группы «Темнозорь».
Карьеру кухонных дел мастера и начальника тарелок и порционных салатов можно считать законченной. Бесценный опыт. Но все. Спасибо. Как говорили мои друзья из группы «ГАЛГЕН» - «Нет, спасибо, нахуй надо».
Часть 2. Перед отлетом. Ни хрена не помню.Я начал собираться домой. Например, сходил в библиотеку и отдал им все книжки, которые у них брал, а также кассеты, которые там тоже давались напрокат за 50 сентов на три дня. Отдал им «Бойцовский Клуб», сказал «до свидания», потом зашел в близлежащий ликеро-водочный, купил 4 бутылки «Балтики №4», засел на стадионе с плейером и до вечера слушал всяческий мрачный блэк, попивая темное пиво. Домой вернулся под вечер, вычеркнул еще один день в своем дневнике и лег спать. Спалось все слаще и слаще.
Так как машины меня лишили, поехать на океан, чтобы искупаться на прощание, стало большой проблемой. Хотя солнце парило немилосердно, и по утрам, мучаясь абстинентным синдромом, я обливался потом, занимаясь дурацким американским делом – кошением травы на участке. Это не прихоть, отнюдь. По какому-то статуту нашей общины (все домики в Штатах группируются вокруг собственников земли в общины, если, конечно, земля не принадлежит тебе лично) трава на лужайке перед домом должна быть всегда скошенной. Если, не приведи Господь, соседи или специально обученные наблюдатели ленд-лорда увидят, что трава у тебя перед домом выросла больше положенного по статуту размера, то к тебе прибегала шумная следственная комиссия и заставляла тебя косить траву. Пару раз я наблюдал это, правда, в отношении наших соседей-наркоманов. Бедолага соседушка, плотно сидящий на героине и на выдаваемом бесплатно каждое утро в больничке метадоне, отрыл в куче скарба старинную газонокосилку и принялся исполнять волю следственной комиссии. Но, так как солнышко парило немилосердно, то ничего не жрущий наркоман, откосив какой-то пятачок, шумно и картинно упал в обморок. Приехала скорая, газонокосильщика увезли откачивать в больничку. Больше следственная комиссия не приставала к этой творческой личности, позволяя ему витать в героиново-метадоновых облаках, не обращая внимания ни на какие статуты.
Откосив травушку, перепугав живших под домом двух скунсов, которых я по вечерам кормил куриными костями, я налил себе кофейку и сел в тенечке почитать книжку. Отец сидел в доме в гостиной, занимаясь своим неизбывным делом – мыл, подклеивал, прослушивал, оценивал, упаковывал виниловые пластинки. Из дома постоянно несло каким-то старым пыльным черномазым джазом (видите ли старый черный джаз очень популярен у русских меломанов, которые готовы платить сотни баксов за старую пластинку какого-нибудь давно откинувшего копыта Майлса Дэвиса или еще какого черномазого наркомана. Они все джазисты черные 30-50 годов плотно сидели на наркоте, от чего и обретали красивые деревянные костюмы. Если хотите, могу рассказать вам подробнее об американском джазе, я его за год по необходимости переслушал горы. Говно невообразимое. Кроме того, вышеупомянутый Майлс Дэвис был еще и пидаром натуральным, поэтому, как говорится, ПАКА!) или шумела вода, так как Кончита продолжала стирать (заметили, что это продолжается на протяжении всех глав!).
И тут у дома остановилась машина, и из нее вылез Кит, а за ним, Кайл, Крис и Картошка.
- О, хайльгитлер, дико рад вас видеть!
- Поехали купаться, Кит нас отвезет.
- Пара сек, щас переоденусь и бабло возьму.
Кончита вышла на крылечко.
- Здравствуйте…
- Здарова! Поехали с нами купаться!
- Я не знаю, сейчас пойду спрошу.
Пока я там натягивал труселя и запихивал по карманам бабло, Кончита успела отпроситься купаться у отца и уже торчала у машины. Я вышел, бля, опять она сидит!
- Ты все достирала?
- Да, там осталось только развесить.
- Может, ты тогда лучше развесишь все?
- Я потом…, - черт с ней, жалко девку, сидит целыми днями дома. Короче, мы погнали. Сначала, конечно, заехали в вино-водочный.
Я последний раз воевал с волнами.
- Кайл! Кайл, веди нас в бой! Мы сегодня должны обязательно победить!
- Построились!!, - ревет громоподобный Кайл, от которого слегка разит перегаром, натягивает джинсовые шорты на тощую задницу, и мы вместе шеренгой кидаемся в приближающуюся волну.
Мы победили в этот последний раз, когда сражались полным составом. Мы сидели на бережку, пили напиток, смотрели на закат, на лунную дорожку на успокоившейся воде.
- Я никогда тебя не забуду, Сергей, - сказал Кайл, - у меня никогда не было такого друга, как ты.
- И я никогда не забуду о вас. Вы помогли мне здесь не сдохнуть. Да, и узнав вас, я понял, что не все жители этой проклятой страны мне противны. Есть и те, кто мне стали дороги.
Я говорил это, подвыпив. Знаете же, как раскрываются чувства под хмельком. Но и сейчас, слушая Башлачева, я, развалясь в кресле, понимаю, что очень скучаю по этим ребятам.
- Я обязательно напишу о вас. О нас. Потом, когда приеду. Пришлю вам. Давайте еще ебнем по чуть-чуть.
С нами выпила и Кончита. Тоже говорила, какой я хороший и добрый и классный. Мне было приятно. А потом были шашлыки.
С того вечера я вообще не просыхал. Помню, что купил олимпийку и рассекал в ней на голое тело, с плейером, в шортах, побывал во всех близлежащих пивняках и гаштетах, будто говоря «прощайте!».
Последнее прощание с ребятами было запланировано на вечер за день до моего отлета. Я лично, пошатываясь, закупил мясо, намариновал целую кастрюлю шашлыка, чуть не улетел с ней с крыльца, когда мы грузили все в машину Кита.
Мы громко слушали Темнозорь, это, пожалуй, все, что я помню из того вечера. Помню еще слюнявые лобызания, уверения в дружбе. Выпили мы адовое количество алкоголя. Как всегда, мне предлагали остаться, проспаться, но часов в 9 вечера я вышел из дома, где жили Кайл, Кит, Кристи, мужик, который кому-то там приходился папой, пара десятков всевозможных шавок, удав, может еще кто, я не помню. Помню, Кайл проводил меня до Первой дороги по скверику, мы обнялись, махали друг другу руками. Забыл сказать, что в дорогу я взял с собой недопитую бутылку водки. Грамм 300 там точно оставалось.
Очнулся я ночью на газоне перед «К-Мартом», который был почти напротив дома Кайла и прочих. Прямо на земле, рядом лежала пустая бутылка из-под напитка, моя олимпийка была расстегнута, и в темноте светилось мое пузо. Сколько я проспал прямо на улице под недоуменными взорами америкак, которые сновали туда-сюда с тележками, закупаясь говном.
- Вот, сынок, смотри, дядя пьяный, - и черномазые звереныши таращились на мирно спящего. Чего я не понимаю, так это где были менты, потому как они таких супчиков, как я, принимали моментально, чтобы не оскорблять эстетические чувства коренного и приезжего населения. Я сел на жопу, голову заломило так, что потемнело в глазах (хотя была и так ночь).
Меня мутило, не тошнило, нет, именно мутило. Человека, который несколько дней пребывает в запое пробуждения не встречают трезвостью. Наоборот, пробуждения вновь водружают на пьяную волну, чуть отдохнувший мозг начинает медленно ворочаться, даже сушняка нет, немного только ободранной кажется глотка. Это от водки и табака. Похмелья как такового нет, скорее наоборот – странное чувство подъема и экзальтированности. Тело напоминает полупьяную тряпичную куклу, моя олимпийка вся измазана зеленым, на жопе, я полагаю, все тоже зелено, плейер на месте, бабло тоже (вот америкаки! Не могут у пьяного вытащить! Боятся! Вообще в Америке очень боятся людей под воздействием каких-либо веществ, тут же звонят в полицию, даже если какой-нибудь подвыпивший Бадвайзера дятел начинает мелкую свару, которых у нас только вокруг одной пивной палатки на Молодогвардейской по десять за полчаса).