Проигравший.Тиберий - Александр Филимонов

— У меня нет сведений о недовольстве, Цезарь, — убежденно сказал Гатерий.

— А, твои сведения… — снова отмахнулся Август. — Прости меня, консул, если мое мнение не совпадает с твоим, но все сведения, что к тебе приходят, — это дерьмо с сахаром. Ничего, ничего, — повернулся он к Ливии, — Все уже сыты, аппетит никому не испорчу. Твои квесторы разве тебе скажут правду, Гатерий? Им же главное — не раздражать тебя. Так всегда бывает, я знаю. Но я, — и Август в третий раз поднял палец, чад означало близкое завершение его мысли, — намерен покончить с неправдой. Скоро я вплотную займусь жизнью простою народа. Того, который, между прочим, кормит и меня и вас, мои дорогие. Завтра предоставлю сенату новый указ!

Все присутствующие сенаторы одобрительно закивали головами, словно заранее соглашаясь с мудростью и своевременностью императорского решения. Хотя, если говорить начистоту, все были немало озадачены: какой простой народ? И зачем было портить так хорошо проходивший ужин?

Вскоре все поднялись, славословя гостеприимных хозяина и хозяйку. Пора было расходиться. Тиберий с чувством облегчения попрощался с Юлией, одарившей его напоследок благодарной улыбкой. Она отправилась к себе, потому что Ливия попросила Тиберия задержаться ненадолго.

Когда все уже разошлись и Август, недовольно ворча, удалился в спальню, Ливия повела Тиберия в ту самую комнату, где несколько лет назад между ними произошел разговор, так круто изменивший его жизнь. Возможно, Ливия нарочно выбрала именно это помещение, чтобы сын особенно остро ощутил ее власть над собой. А может быть, Ливии просто нравилась эта удобная и удаленная от любопытных глаз и ушей комната.

— Мне неловко говорить тебе об этом, сын, — начала Ливия, как только закрыла дверь, — Но кто, кроме матери, тебе скажет? Постарайся сдержать свой гнев. Дело в том, что Юлия тебе изменяет.

— Юлия? Изменяет мне? — опешил Тиберий. Он как-то привык быть уверенным в страстной любви жены к себе и не сразу мог понять смысл сказанного.

Было, конечно, не очень приятно, но вместе с ревнивым чувством собственника в груди Тиберия вспыхнула радость. Ведь теперь, узнав о неверности Юлии, он мог требовать развода, не опасаясь разозлить Августа, который был весьма щепетилен в вопросах внутрисемейной чести. Он даст развод и по закону должен забрать Юлию обратно, но без приданого! Впрочем, Тиберий охотно отдал бы и приданое жены, и даже доплатил сколько-нибудь.

— И кто же ее счастливый избранник?

Он произнес эти слова медленно и ровно, и не от того, что такова была его манера говорить. Тиберий боялся обнаружить свою радость раньше времени.

— Я не знаю, сын. — Голос Ливии звучал печально. — Известен только факт. Бедняжка Юлия! В ее возрасте так трудно обходиться без… без… надежной опоры. Необходим человек рядом, чтобы…

— Прости, матушка, — перебил ее Тиберий (его слова потеряли медлительность). — Что это значит — «известен только факт»? Люди, которые сообщили об этом, должны были видеть все сами! Не Юлия же им рассказала? Если речь идет об измене, то в постели должны находиться двое! Кто же был второй?

Тиберий почти кричал на мать. Он чувствовал, что им опять играют: ведь разговоры о неверности Юлии (этими разговорами сейчас тешится, наверное, половина Рима!) ничего не значат без доказательств.

— Люди! — с горечью сказала Ливия, — В том-то и дело, что люди ничего не видели. Видела рабыня, что служит при спальне твоей жены. Она говорит, что мужчина к Юлии приходил один, без охраны, и голову закрывал полой тоги. Тога обычная, как у любого всадника, никаких особых примет — ни хромоты, ни чересчур высокого или, наоборот, низкого роста — ничего. Показаний рабыни не станет слушать никто!

Тиберий удивленно поглядел на мать. Ливия и впрямь казалась огорченной, как и он — тем же самым, — невозможностью доказать измену Юлии. Что бы это значило?

— Успокойся, матушка, прошу тебя, — почти ласково произнес он. — Рабыня, может быть, лжет, чтобы получить награду.

— Я не раздаю наград за столь гнусные новости! — воскликнула Ливия, сверкая глазами на сына.

— Но, может, рабыня не знала этого, — еще более успокаивающе сказал Тиберий. — Укажи мне ее, и я сам ее допрошу.

— Я достаточно выспросила.

— Хорошо, если ты так считаешь, матушка. Значит, придется примириться с правдой и ждать, пока Юлия не предоставит нам ясных доказательств? — спросил Тиберий.

— Другого пути я не вижу, — ответила Ливия. — Спать вы будете раздельно. Я намекнула Юлии, что ты слегка недомогаешь и нуждаешься в покое. Она не будет тревожить тебя. Да, чуть не забыла! Август готовит тебе новое занятие, сын. Очень почетное, но и трудное — так что ты сможешь уделять жене гораздо меньше времени, чем полагается.

Она с улыбкой любящей матери посмотрела на Тиберия, который все пытался понять, чего же на самом деле хочет Ливия.

— Ты будешь сильно занят, Тиберий. А я внимательно послежу за твоей женой и, может быть, найду необходимые доказательства.

С этими словами Ливия оставила сына. Она любила так закончить разговор с ним — сказать последнее слово, повернуться и уйти не прощаясь. Он опять остался в комнате один.

Да, сколько ни пытайся понять Ливию — все равно ничего не поймешь. В свое время ей было нужно женить Тиберия на Юлии, и, даже если бы Юлия целыми днями предавалась самым разнузданным оргиям на площади перед Форумом, для Ливии это не послужило бы помехой. А теперь Ливия хочет развода, хотя, возможно, что Юлия ни в чем не виновата перед мужем. То есть не виновата в супружеской измене.

Перед уходом Тиберий на всякий случай осмотрел смежную комнату, но там никого не обнаружил. Ну разумеется — для этого разговора свидетели Ливии не требовались.

Он отправился к себе домой — на небольшую виллу, что находилась на Эсквилине, недалеко от садов Мецената. Уже стемнело, пора было спать, но Тиберий не стал садиться на подведенного ему коня. Захотелось пройтись пешком — ночь выдалась просто роскошная. Июньские бледноватые звезды усеяли небо. Звезды родины! Совсем не такие, как в далекой угрюмой Германии. Влажный, еще не набравший прохлады ночной воздух был густым от аромата доцветающих садов. Трещали цикады, словно набрасывая на все тихие шумы засыпающего города невидимую серебристую сеть. Охрана Тиберия явно была недовольна тем, что придется сопровождать пешего хозяина — не станешь ведь ехать вслед за ним на лошади. Но Тиберию было наплевать на охранников. Выйдя на безлюдную улицу, он почувствовал себя как никогда уверенно и вполне мог добраться до дому один. Сделав сопровождавшим его гвардейцам знак держаться сзади и в отдалении, он неторопливо пошел по самой середине мостовой, стараясь не слишком сильно стучать подковами башмаков по брусчатке. Посмеиваясь, слушал, как здоровенные гвардейцы невольно стараются перенять его бесшумную походку и все же чиркают сапогами о камень.

Тиберию давно не было так хорошо. Пусть пока не исполнилась его мечта, и он не получил возможности попросить об отставке, но зато появилась надежда на развод с Юлией и свободу хотя бы от этой обязанности. Уже много! А то, что Август намерен загрузить его непосильной работой, как в старые времена — не слишком огорчало и заботило Тиберия. Императорское поручение могло повернуться к нему неожиданно выгодной стороной: об отставке Тиберий попросит как о награде за сделанное.

Собственно говоря, ему уже было понятно, в чем будет заключаться его новая служба. Не зря Август завел разговор о жизни простого народа. Придется, видимо, безвылазно торчать в кварталах городской черни, осматривать сотни и сотни домов и мастерских, чтобы точно определить, в каких условиях живет, работает и размножается наш дорогой народ. Разговаривать с торговцами, мастеровыми, содержателями трактиров и лупанариев, домохозяевами, выборными старостами многоквартирных инсул, улиц и кварталов, водоносами, смотрителями колодцев и водопроводов, каменщиками, проститутками, жрецами местных убогих домов, доморощенными артистами, музыкантами, не имеющими слуха, и поэтами, не знающими грамоту, хлебопеками, свиноводами, поварами и разносчиками дешевых лакомств и, разумеется — с огромным количеством отставных солдат, стариков, покрытых шрамами, полученными то ли в боях, то ли в таверне из-за шлюхи, и каждый из этих дряблых ветеранов, конечно, служил под началом самого Юлия Цезаря и был лично им отмечен за храбрость. И выслушивать бесконечные жалобы, созерцать потоки слез, единственная польза от которых заключается в том, что благодаря им не пересыхает Тибр. В какой-то комедии так говорилось. «Придется потребовать большой штат помощников, — подумал Тиберий. — Чтобы поскорее справиться с этим делом».

Возле своего дома он отпустил охрану. Гвардейцы, отсалютовав ему поднятыми копьями, удалились, в душе, наверное, ругая военачальника за вынужденную пешую прогулку. На стук Тиберия ворота открылись подозрительно быстро — словно слуги во дворе караулили его приход. Он шагнул во двор и едва не споткнулся о слугу, скрючившегося перед хозяином в три погибели. Слуга будто в чем-то провинился. Двое других поднесли поближе факелы, и Тиберий узнал своего раба, молодого египтянина Калиба. Мальчиком он прислуживал Ливии, а потом, когда подрос, мать подарила его сыну. Калиб не вызывал у Тиберия неприязни, совсем напротив, — хозяин испытывал к нему некое чувство, которое боялся пока назвать влечением. Тиберий понимал, что неспроста его тянет к молодому и ладно сложенному египтянину. Но понимал также, что в таком деле у двоих мужчин влечение должно быть взаимным — тогда оно будет вознаграждено. Что ж, многим и многим известна эта радость, но Тиберий еще ни разу не имел связи с мужчиной. Ему просто было приятно думать, что такая связь возможна для него — и именно с Калибом.