Вкус манго - Камара Мариату

Тем утром я приблизилась к парадному входу, готовая к тому, что меня снова прогонят. Но охранник улыбнулся и распахнул передо мной двери.

В конце коридора (как и объясняла Камфорт) я обнаружила лестницу и отсчитала четыре пролета до нужного этажа. Хозяйка кабинета уже ждала меня.

— Ты пунктуальна, — заметила она с одобрением. Сегодня на Камфорт были синие африканские докет и лаппа и крупные коричневые бусы.

— Вам очень идет, — похвалила я.

— Спасибо, — ответила Камфорт. — Мне нравится и западная одежда, и африканская.

Весь большой кабинет был заставлен стеллажами. На стенах висели плакаты с цветами, сертификаты и дипломы в рамках. Увидев, что я их разглядываю, Камфорт пояснила, что она социальный работник, помогает обитателям лагеря для ампутантов решать немедицинские проблемы, например воссоединяться с семьями.

— В некоторых семьях стыдятся родственников, потерявших на войне руку или ногу, — сказала Камфорт. — Поначалу здоровые чураются инвалидов, а я помогаю людям принять тех, кого они любят.

Я задумалась над ее словами. До вчерашнего дня я не видела эту женщину в лагере, к тому же у моих родственников проблем с принятием не было: они относились ко мне точно так же, как и до нападения мятежников. Они по-прежнему командовали мной: «Мариату, принеси воды! Купи перец! Почисти зубы!» Я не очень представляла, кому конкретно помогает социальный работник, но уточнять не стала.

Камфорт жестом пригласила меня сесть на стул у своего рабочего стола.

— Нам позвонил один человек из Канады, — начала она, усаживаясь напротив меня. Зовут его Билл, он хочет разыскать девочку из этой статьи. — Камфорт протянула мне газетную вырезку с фотографией. Я удивилась, увидев на ней себя с Абдулом на руках. — Это ты?

— Да, — тихо ответила я, глядя на личико сынишки, и сморгнула слезы.

Камфорт, похоже, не заметила, что я расстроена.

— Если на фотографии ты, значит, этот Билл хочет помочь тебе. Его семья прочитала статью. Они хотят дать тебе денег на еду и одежду.

— Что такое Канада? — спросила я.

Камфорт вытащила из-за стола большую книгу — атлас, как она сказала.

— Вот Северная Америка, — пояснила она, ведя рукой по странице. — Канадой называется вот эта страна над Соединенными Штатами.

— Понятно. А в Канаде безопасно? — спросила я.

— Да, вполне. Это богатая страна. А еще очень холодная. Там по пол года идет снег.

Слово «снег» я прежде не слышала. Камфорт объяснила, что он похож на белую соль, падающую с неба, когда очень холодно.

Я представила себе прохладную весеннюю ночь в Сьерра-Леоне и летящую с неба соль.

— Там холоднее, чем самой морозной ночью в наших краях, — добавила Камфорт, словно прочитав мои мысли. — В Сьерра-Леоне такого не бывает ни днем, ни ночью.

— Этот Билл хочет забрать меня в Канаду? — спросила я.

— Нет. Но если будешь молиться, может, и заберет.

Вернувшись в лагерь, я пересказала разговор Мари и Али. Оба обрадовались и за меня, и за себя, тут же начав планировать, какую, еду купят, когда придут деньги от Билла.

— Я хочу поехать в Канаду, — объявила я. — Хочу, чтобы он забрал меня туда.

— Накупим фруктов, ананасов, кокосов, — гнул свое Али, не слушая меня. — А то давно сладкого не ели!

Мари и Али упомянули и новые дома, которые норвежская некоммерческая организация строила для ампутантов. По словам Али, мы имели право участвовать в программе, ведь наша семья с четырьмя ампутантами лишилась крова. Мятежники разрушили большую часть Магборо, в том числе и хижину Мари и Али.

— Деньги от Билла помогут нам переселиться в новый дом, — продолжал Али.

— Мариату, ты молодец! — воскликнула Мари, хлопая меня по спине.

Оставив тетю с дядей обсуждать щедрость Бил — ла, я направилась прямиком в мечеть при лагере. Несколько мужчин молилось в мужской части сразу за входом в большую синюю палатку. Женская часть располагалась в глубине шатра, и там я оказалась одна. Опустившись на колени, я прижала лоб к полу и зашептала: «Спасибо тебе, Аллах! Спасибо тебе, Аллах! Спасибо тебе, Аллах!»

Неделю спустя я снова пришла в кабинет Кам-форт. Как на иголках сидела я у ее стола в ожидании звонка Билла, опасаясь не понравиться благотворителю. Я не говорила по-английски и беспокоилась, что канадец заинтересуется другой девушкой, с которой ему будет проще общаться. Некоторые девочки из нашего лагеря успели поучиться в школе и запомнить хоть какие-то английские слова.

Что такое телефон, я узнала еще в больнице Порт-Л око. Там одному доктору за день приходилось принимать более ста пациентов, поэтому медсестры часто звонили во Фритаун проконсультироваться у столичных врачей. Но видеть я телефон не видела: у нас в деревне их не было; у нас и электричества не было. Во Фритауне многие использовали генераторы, когда отключали электричество, что из-за войны случалось часто.

Через несколько минут раздался звонок.

Вот и он, — сказала Камфорт, поднимая верхнюю часть телефона. Она немного поговорила с Биллом, потом зажала трубку в руках и обратилась ко мне: — Билл не знает ни крио, ни темне, поэтому друг друга вы не поймете, но ты, по крайней мере, можешь услышать, как он говорит. — Она поднесла трубку мне к уху.

— Здравствуйте! — сказала я на крио.

— Ча-ча… Чу-чу-чу… — ответил Билл. Точнее, так прозвучал для меня его английский.

— Меня зовут Мариату. Спасибо, что помогаете мне. Я очень вам благодарна, — продолжала я на темне.

Тут Камфорт забрала у меня трубку. Пока она общалась с Биллом на английском, я разглядывала дипломы и сертификаты, висящие на стенах кабинета. Такие же документы в рамках я видела во фритаунской больнице. «В дипломах сказано, что такая-то прошла обучение», — объяснили медсестры. Я спросила у одной, каково учиться в школе.

— Порой очень трудно, — ответила она. — Но для девочек школа открывает новые горизонты. Если выучишься, сможешь делать важные вещи, по могать людям. Тебе уже не придется сидеть в деревне и рожать одного ребенка за другим.

«Вот бы мне тоже выучиться», — подумала я тогда.

Наконец социальная работница положила трубку обратно и повернулась ко мне:

— Билл пообещал отправить тебе посылку с одеждой и деньги. Придут они через месяц. Я дам тебе знать.

Следующие несколько недель напоминали бешеный водоворот. Я с нетерпением ждала посылки от Билла. Параллельно мы готовились к выступлению на футбольном стадионе. Труппа теперь репетировала не только по выходным, но и еще несколько раз в неделю. Частенько мы заканчивали пораньше и занимались афишами предстоящего мероприятия. Умеющие писать и рисовать готовили плакаты, остальные развешивали их на улицах Фритауна.

Стараниями Виктора в пьесе про ВИЧ/СПИД у меня появились слова. «Да, она была очень хорошей женщиной», — следовало мне сказать об умершей от вируса. Я должна была выйти на сцену еще несколько раз с песнями и танцами.

Утром в день выступления Виктор раздал нам костюмы, которые под руководством его жены сшили обитательницы лагеря. В пьесе про ВИЧ/СПИД мне предстояло надеть оранжевый африканский наряд, а для песен и танцев — юбку из разрезанных мешков из-под риса.

Никогда в жизни я так не волновалась. Для поездки на стадион Виктор арендовал несколько микроавтобусов, и за час до выезда мы собрались в центральной части лагеря.

— Боишься? — спросила меня Мариату. Костюмы мы сложили в те же черные полиэтиленовые пакеты, с которыми ходили побираться.

— Да, — ответила я. — Вдруг споткнусь и упаду со сцены?

— Если сама не упадешь, я тебя столкну, — поддразнила меня подруга.

— Берегись, — с шуточной угрозой откликнулась я. — Не успеешь добраться до меня, как я сама тебя столкну!

Мы засмеялись, представляя, как деремся на сцене.

— Именно такой спектакль правительство захочет показать людям из зарубежных благотворительных организаций! хохотала Мариату. Две девчонки лупят друг друга!