Почта святого Валентина - Михаил Нисенбаум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Веденцов по совету Стемнина переписал черновик из компьютера от руки. Сейчас Стемнина страшно раздражало, что его слова написаны чужим почерком. Это выглядело как плагиат.
Он едва удержался от того, чтобы понюхать листок. Чего там нюхать — это же ксерокопия. В лучшем случае, будет пахнуть мужским лосьоном.
Раздражение тыкалось во все стороны и наконец нашло выход. Он должен написать ответ, пока ему не перезвонили. Написать прямо сейчас и от себя.
Ходить бы ему по лесу, бежать бы по улице, нестись в машине по шоссе! Стемнин пометался в тесноте, но потом сел, рванул к себе клавиатуру и начал отщелкивать слово за словом:
«Алена!
Сейчас ему уже не хотелось писать другое имя, он только упрямо твердил себе, что и эту девушку могли звать Аленой.
Я пишу, ни на что не рассчитывая. Напрасно вы думаете, что никого не можете сделать счастливой. Вы уже сделали счастливым по крайней мере одного человека. Сколько длится счастье? Я не знаю. Но даже если всего полчаса — неужели это самообман?»
Если Веденцов написал ей письмо от руки, значит, знает ее адрес. А Стемнин — нет. Веденцов знает ее имя. А Стемнин не знает. Веденцов видел ее лицо, он знает, какие у нее волосы. Но в ней уже живут слова Стемнина. Слова, если умеешь их правильно и вовремя сказать, засевают душу, всходят в ней. Можно изменить прическу, вставить цветные линзы, сделать пластическую операцию. Но слова и образы, однажды переменившие сознание, будут продолжать свою работу, пока их не потеснят новые, еще более разительные.
В этой девушке живут его слова, значит, он подошел к ней ближе.
10
В двенадцать часов в конференц-холле началась летучка. Веденцов, в пунцовой рубашке и огненно-желтом галстуке, обведя сидящих пытливым взглядом, сказал:
— Во-первых, хочу попросить прощения за вчерашний праздник, который я испортил как последняя скотина.
Присутствующие молчали.
— В этой связи, — продолжал Веденцов, — в субботу всех почтальонов «Святого Валентина» приглашаю в ресторан «Прага», где мы отпразднуем новоселье, познакомимся получше и забудем обо всех обидах. Тема закрыта.
Конференц-холл наполнился шепотом и перемигиваниями. «Не пойду ни под каким видом», — успел упрямо подумать Стемнин, а Валентин продолжал:
— Теперь внимание. Официальное открытие назначено на седьмое сентября, на пятницу. Любого, для кого оно не будет личным праздником, я выгоню с десятого сентября на… На все четыре стороны. Понятно?
— Понятно, — хором выдохнули сотрудники Коммерческого отдела, которым не нужно было ничего придумывать.
— Каждый, кто перешагнет в день открытия порог этого дома, должен почувствовать, что он попал в мечту, понятно? В сказку!
— Безусловно понятно, Валентин Данилович! — восторженно тряхнула кудрями Луговая из Отдела торжеств. — Я уже сейчас чувствую себя в сказке!
— Да? Странно, — едко возразил Валентин. — А я вот что-то пока не чувствую. Продолжаю. Позаботьтесь о гостях, о гостях для гостей и о тех, кто будет развлекать гостей для гостей.
— Па-прошу прощенья, — спросил Осецкий, который тоже особо ничем не рисковал. — А кто это — гости для гостей?
Алик Осецкий был арт-директором «Почты». Солидный, молчаливый, никогда не отвечавший сразу. Всякий раз, заговаривая с ним, собеседник мог подумать, что тот считает про себя до десяти.
— Вообще, Алексей Ревалдович, это не ваше дело и у меня нет времени все объяснять для любопытных. Но, поскольку этот вопрос может быть неясен как раз для тех, кто должен был бы его задать, но прохлопал ушами и не задал, отвечу. Гости — это наши нынешние и потенциальные клиенты. Равно как и пресса. Но раз мы с вами не являемся пока звездами в полном смысле слова, нужно пригласить кого-то, чтобы развлекать наших гостей. Это и есть гости для гостей. А вы должны сделать так, чтобы вся эта знаменитая шушера была довольна. Чтобы не пустели бокалы, чтобы каждому самовлюбленному павлину доставалось не меньше одного восхищенного вопля за минуту, а каждая прославленная курица получала по пять комплиментов от каждого нашего сотрудника. Вы поняли, Илья?
Стемнин пожал плечами.
— Бронислав Викентьич, — Валентин сверкнул хищным глазом на Пинцевича, — вы у нас — матчасть. Никаких пластмассовых тарелок и вилок. Увижу — воткну, куда бог направит. Никаких бумажных скатерок. Ничего одноразового, кроме еды, вы меня поняли?
Пинцевич мягко кивал, не останавливаясь, точно китайский болванчик.
— Ничего такого, что будет обычным, так себе, как везде или даже «как в лучших домах». Знаем мы эти лучшие дома — по пять икринок на яйцо… С серым желтком… «Почта святого Валентина», — он повысил голос, как маршал, объявляющий приказ по войскам, — это всегда особый подход, господа. Каждый должен понять это носом, языком, пальцами. Даже обожравшийся ресторанный критик, даже редакторша глянца, которая живет от презентации к презентации! Ошеломить! Поразить воображение! Чтобы запомнили и внукам рассказывали!
Он подошел к окну, постоял отвернувшись. Никто не смел дышать.
— А если не можете — уходите в четверг. В среду. Сейчас. Валите. Потому что, если в пятницу седьмого сентября здесь не будет чуда, в понедельник лично плюну в лицо каждому, кто не расшибся в лепешку.
— У нас в департаменте и без того одни лепешки, — тихо дохнул в ухо Стемнину Кемер-Кусинский.
— У вас вопрос, Андрей? Или решили признаться Илье Константиновичу в интимных чувствах? А может, вам скучно?
— Я… я…
— Я надоел вам?
— Отчего же… — Кемер-Кусинский побледнел и запокашливал.
— Меж тем вас это тоже касается, господин директор Департамента писем. Вам следует составить приглашения нашим особым гостям.
— А как я пойму, что гость особый? — угрюмо спросил Стемнин.
— Очень просто. Любой, кто не является сотрудником «Почты», — наш особый гость.
11
«Вы готовы войти в историю?»
Валентин поднял голову от текста приглашения и внимательно посмотрел на Стемнина. В голубой рубахе навыпуск Валентин сидел в резном кресле и играл глянцевым носком ботинка.
— История — страшное место. Счастливых персонажей в ней нет.
— А умереть в забвении разве не страшно? — наседал Веденцов.
— Умереть даже в ореоле славы довольно неприятно.
— Хватит умничать, Илья Константинович! Планы у меня большие. Я вот тут подумал. Возьмем компьютер и интернет. Некоторые люди сутками сидят за монитором. Разве нам нечего им предложить? Какие-то завлекалки… Тесты… Или вот, например: человек загружает свою фотографию, а программа генерирует его психологический портрет. Или вычисляет по базе идеального друга-подругу. Хоть по цвету волос, хоть по астрологической брехне. Как вам?
— Прекрасно, — сказал Стемнин равнодушно.
— Опять же, «Почте» нужен сайт — самый лучший. Осецкий с этим не справится.
Неизвестно, что двигало Стемниным, когда он неожиданно для себя сообщил, что у него имеется подходящая кандидатура. Конечно, Звонарев — человек-фейерверк, к тому же имеющий большой опыт по части сайтоваяния. А может быть, он подкладывал Пашу, словно кнопку на стул Веденцова.
— И что, он крутой специалист?
— Он сайтов построил штук сто, не меньше. Заказчики были счастливы, — отвечал Стемнин, вспомнив сайт про искусственное вскармливание. — Притом веселый, легкий человек.
В этих словах не было ни лжи, ни преувеличения. Заказчики и впрямь были довольны, характер Звонарева точно был весел и легок. А что сайты смешили самого Стемнина, а характер Звонарева выводил его из себя, так ведь он не заказчик.
— Словом, вы готовы за него поручиться? — строго спросил Валентин. — Мне служба по дружбе не нужна.
— Вы на работы его поглядите. Понравится — возьмете на испытательный. За это время разберетесь сами, без поручителей.
Веденцов поглядел на бывшего преподавателя прищурившись и сменил тему.
— На открытии не будет кислой интеллектуальной мины? Торчания в углу у шторы?
— Нет. Я буду торчать у всех на виду.
— Хотел сказать…
Веденцов мялся, не решаясь приступать к какому-то деликатному вопросу, ради которого и затеял разговор.
— Седьмого вы, возможно, познакомитесь с… Со многими самыми разными людьми. Мне будет не до того, да я и не собираюсь за всеми следить… И все же очень рассчитываю на вашу деликатность.
«Ты бы следил, следил неотступно, — подумал Стемнин. — Да только не уследишь».
— Не понимаю, о чем, собственно…
— Собственно, обо всем. Вы такой тонкий и умный в переписке, в том числе в моей. Не теряйте головы и в жизни, понятно?
— Глобально — да, а в частностях…
— Всех частностей не предвидеть, Илья Константинович. Такие иногда повалятся частности, только успевай отпрыгивай. А мне искренне хочется, чтобы с вами ничего дурного не случилось.
