Возрождение - Оливер Боуден

Альберти остановился на некотором расстоянии, окруженный восхищенными представителями местной аристократии. Из того, что он услышал, Эцио понял, что они поздравляют гонфалоньера с освобождением города от язвы семьи Аудиторе. Он и не подозревал, что у его отца в городе было так много врагов, больше чем друзей, но понял, что они посмели выступить против него, только когда его настоящий союзник, Лоренцо, уехал. Эцио улыбнулся, когда одна из аристократок сказала Альберти, что надеется, что Герцог оценит его прямоту. Было ясно, что Альберти не понравился этот намек. А потом он услышал больше.

– А что с другим сыном? – поинтересовалась аристократка. – Эцио, кажется? Ему удалось сбежать?

Альберти выдавил улыбку.

– Мальчишка не опасен. У него руки слабые, а разум еще слабее. Мы поймаем и казним его еще до конца этой недели.

Компания вокруг него рассмеялась.

– И что дальше, Уберто? – спросил какой-то мужчина. – Цепь Синьории?

Альберти развел руками.

– Все в руках божьих. В любом случае, я продолжал бы хранить Флоренцию, верно и усердно.

– Если это твой выбор, знай, ты всегда найдешь у нас поддержку.

– Крайне признателен. Увидим, что принесет будущее.

Альберти скромно улыбнулся.

– А теперь друзья мои давай те оставим в покое политику и насладимся великолепным произведение искусства, щедро подаренного благородному Медичи.

Эцио дождался, пока компания Альберти удалится к статуе Давида. В это время Альберти взял стакан вина и осмотрел сцену, в его глазах смешались уверенность и осторожность. Эцио понял – вот его шанс! Все взгляды были направлены на статую, у которой уже стоял Верроккьо, готовый произнести краткую речь. Эцио скользнул к Альберти.

– За твой комплимент в мою сторону я мог бы перерезать тебе глотку, – прошипел Эцио. – Тогда все бы поняли, что ты солгал.

От его слов глаза Альберти округлились от ужаса.

– Ты?!

– Да, гонфалоньер. Эцио. И я здесь чтобы отомстить за убийство моего отца, твоего друга, и моих невиновных братьев!

Альберти расслышал глухой звон пружины, металлический звук, и увидел клинок, направленный к его горлу.

– Прощай, гонфалоньер, – холодно произнес Эцио.

– Подожди! – воскликнул Альберти. – Будь ты на моем месте, ты поступил так же, чтобы защитить тех, кого любишь! Прости, Эцио, у меня не было выбора…

Эцио приблизился, игнорируя просьбы. Он знал – выбор есть всегда, единственно верный, просто Альберти был слишком глуп, чтобы сделать его.

– Ты думаешь, я не смогу защитить тех кого люблю? Ты бы пощадил моих мать и сестру, если б добрался до них? Но давай о деле, где документы, которые я передал тебе? Ты должен был где-то их спрятать

– Ты никогда их не получишь! Я всегда ношу их с собой!

Альберти попытался оттолкнуть Эцио, и вдохнул, чтобы позвать на помощь стражу, но Эцио шагнул вперед и вонзил клинок ему в шею, перерезав артерию. Булькнув, Альберти упал на колени, инстинктивно схватившись руками за шею в бесплодной попытке остановить кровь, что хлестала на траву. Когда он упал на бок, Эцио склонился над телом и, срезав с пояса сумку, заглянул внутрь. Альберти в своих последних надменных словах все-таки сказал правду. Документы лежали внутри.

Вокруг царило молчание. Верроккьо замолчал, и гости стали оглядываться, еще не понимая, что произошло. Эцио стоял и смотрел на них.

– Да! Все что вы видите – правда! Это возмездие! Семья Аудиторе все еще жива! Я жив! Я – Эцио Аудиторе!

Он вдохнул, и тут закричала женщина:

– Ассасин!

Воцарился хаос. Телохранители Лоренцо окружили его, обнажив мечи. Гости бросились в рассыпную, кое-кто попытался убежать, другие – храбро старались схватить Эцио, хотя по-настоящему сделать это никто не осмелился. Эцио заметил фигуру в монашеском балахоне, скрывающуюся в тени. Верроккьо стоял, закрывая собой свою статую. Женщины визжали, мужчины кричали, городская стража ворвалась в монастырь, не понимая, кого преследовать. Эцио воспользовался этим, взобравшись на крышу монастыря по колонне, и оглядел внутренний двор. Врата, ведущие на площадь перед церковью, были распахнуты, и там уже собралась толпа любопытствующих, внимательно ловя тревожные звуки изнутри.

– Что случилось? – спросил кто-то у Эцио.

– Правосудие, – отозвался он, прежде чем кинуться бежать на северо-запад города в безопасное поместье Паолы.

По пути он остановился, чтобы проверить содержимое сумки Альберти. Последние слова умирающего были правдивы. Все было здесь. Все, и даже больше. Недоставленное письмо. Возможно, подумал Эцио, я узнаю что-то новое, сломал печать и развернул пергамент.

Но это было личное письмо Альберти к его жене. И лишь прочитав его, Эцио начал понимать, какие силы могли заставить человека переступить через порядочность.

"Любимая!

Я доверяю эти мысли бумаге в надежде, что когда-нибудь смогу без страха поведать их тебе. Однажды ты, без сомнения, узнаешь, что я предал Джованни Аудиторе, заклеймив его как предателя и приговорив к смерти. Потомки будут думать, что главные роли в этом деле сыграли политика и жадность. Но ты должна понять, что мной управляла не ненависть, а страх.

Когда Медичи отняли у нас все, я испугался. За тебя. За нашего сына. За будущее. На что в этом мире может рассчитывать человек без средств? Кое-кто предложил мне деньги, землю и титул в обмен на мое сотрудничество.

И это заставило меня предать лучшего друга.

Но каким бы отвратительным не был этот поступок, в то время он казался мне необходимым. И даже сейчас, оглядываясь назад, я считаю, что выбора у меня не было ".

Эцио бережно свернул письмо и спрятал в сумку. Он решил запечатать его и проследить, чтобы оно было доставлено по назначению.

ГЛАВА 6

– Все кончено, – просто сообщил он Паоле.

Она коротко его обняла, и отошла назад.

– Я знаю. И я рада, что ты цел.

– Думаю, пришло время покинуть Флоренцию.

– Куда ты поедешь?

– У моего дяди Марио поместье близ Монтериджони. Туда мы и отправимся.

– На тебя готовятся открыть большую охоту, Эцио. Они повсюду развесили плакаты с твоим изображением и надписью "Разыскивается". И глашатаи всем рассказывают о тебе. – Она замолчала, задумавшись. – Я послала своих людей сорвать столько плакатов, сколько они смогут. И подкупить глашатаев, чтобы они болтали о чем-нибудь другом. – И тут другая мысль пришла ей в голову. – И лучше уж я подготовлю для вас троих дорожные бумаги.

Эцио тряхнул головой, думая об Альберти.

– Что ж это за мир, в котором можно так легко манипулировать правдой?