Исповедь соперницы - Симона Вилар

В обители же я, сакс по рождению, научился бегло говорить по нормандски, научился письму, арифметике, латыни и истории. Я был там одним из лучших учеников и мог бы возвыситься, если бы наставником послушников не оказался столь непримиримый к саксам человек, как брат Ансельм. Его мои успехи просто бесили. Словно саксу непозволительно было хоть в чем-то превосходить норманнов. Да и послушником я был не из примерных, что и говорить. Отлынивал от работы, если она не была связана с книгами, дерзил в ответ. Меня томила рутина монастырских будней, мне словно не хватало воздуха за стенами монастыря. Нет, я не был создан для духовной стези. Я мечтал о других странах, о поездках. И вот однажды, не вынеся очередного издевательства брата Ансельма, я решил наказать его. Уже рассказывал как. И сами поймите, что после подобного я не мог оставаться в Бэри-Сэнт.

В Англии я стал беглецом. Однако мне вскорости повезло. Молодой граф Мортэнский нуждался в писце, я устроился к нему на службу, со временем стал его секретарем, а позднее — оруженосцем. Вместе со Стэфаном я переехал в Нормандию, где мог чувствовать себя в полной безопасности, не опасаясь, что меня опознают и вернут в монастырь.

Уже в Нормандии я стал постигать все науки, полагающиеся юноше из хорошего рода: верховую езду, владение оружием, стрельбу из лука, плавание, даже сложение стихов и игру в шахматы. И еще я учился манерам, нормандским куртуазным манерам, какие так презирались и высмеивались в доме моего отца, но которые я счел вполне достойными подражания и соответствовавшими высокому духу рыцарства. Рыцарем же я страстно хотел стать. А так как Стэфан не спешил с моим посвящением, я решил, что пора оставить службу у него. К тому же меня манили странствия и необъятность мира.

Я уехал. Это было через год после того, как утонули на «Белом Корабле» мои братья близнецы. Тогда же я в последний раз имел известие из дома. Узнал, что очередного моего брата посадили за скандалы в Нориджскую крепость, а отец со следующим из братьев едва ли не ополчение собирает, дабы освободить их. Уже тогда я подумал, что добром это не кончится. Но так как вряд ли бы в чем смог им помочь, я просто надеялся, что дело само сойдет на нет. Жаль только мать. И я послал к ней известие с надежным человеком, сообщив о себе и обещая, что буду посылать ей вести, как только получится.

Я сдержал слово. Я писал ей из Парижа, и Клермона, из Тулузы и Наварры, и даже из Кастилии, где впервые скрестил меч с неверными и сама правительница Уррака[11] заявила, что я достоин носить цепь и шпоры рыцаря. Затем я отбыл в Святую Землю, где встретился с великим магистром тамплиеров и надел белый плащ с крестом.

В Иерусалиме я получил последнее письмо от брата Этельстана. Скорбное письмо, в котором он извещал меня о смерти матери, о том, что мой брат по-прежнему томится в Норидже, а еще один брат бесславно пал в какой-то потасовке. Отец же словно притих после навалившихся на него бедствий, словно потеряв силы в борьбе с несчастиями. А на Этельстане лежит теперь все хозяйство, но мой братишка справляется и даже надеется поднакопить денег и выполнить мечту нашей матери — построить каменный замок. Тогда сердце мое невольно затрепетало. Замок! Замок Армстронгов в Норфолкшире!

Я заставил себя не думать об этом. У меня была своя жизнь, свои заботы и волнения. Я и не подозревал, что мне предстоит вернуться. Пока не получил письмо от некой леди Риган из Незерби.

Риган — старое британское имя, еще с времен, когда нога завоевателей еще не ступала на землю Англии. Но при дворе в Руане, Бэртрада называла вдову моего младшего брата Ригиной де Шампер. А это уже чисто нормандское имя. Я даже подивился, чтоб мой непримиримый отец взял в дом невестку-нормандку?

Я навел справки, и вот что выяснилось. Когда из семерых сыновей Свейна Армстронга остались в живых только я и младший тихоня Этельстан, он уже на многое смотрел иначе. И признал выбор сына. Леди Ригина была англо-нормандкой из родовитой семьи с запада Англии, откуда-то из Шропшира. Она и ее младший брат Ги де Шампер, будучи сиротами, воспитывались при дворе Генриха Боклерка. О Ги при дворе мало говорили, так как он уехал, едва повзрослел. А Ригина стала фрейлиной при дочери Генриха Матильде. Она входила в ее свиту и когда Матильда была императрицей германцев, и когда вернулась и вышла замуж за Жоффруа Анжуйского. А потом Ригина де Шампер встретилась с Этельстаном Армстронгом, вышла за него и стала называться Риган из Незерби — по-видимому, чтобы не злить свекра своим нормандским именем.

Обо всем этом мне поведал в Тэтфорде хорошо знавший мою семью старый епископ Радульф, в тот день, когда я посетил усыпальницу Армстронгов. Я помолился над прахом отца и братьев, умерших, казненных, истаявших кто от заключения, кто от болезни. Мать же моя покоилась в ином месте — в небольшом женском монастыре Святой Хильды, которому покровительствовала при жизни. Следовало бы съездить и туда, но поначалу мне необходимо посетить вотчину родителей. Епископ Радульф с похвалой отзывался о том, как ведет дела усадьбы вдовствующая леди Риган, но мой долг — как можно быстрее вступить во владение наследственными землями. Сейчас они ничьи, так как бездетная вдова Этельстана по закону не имеет на них прав, и если в течении короткого времени не объявятся наследники, то согласно завещанию отца, земли Армстронгов должны отойти аббатству Бэри-Сэнт-Эдмунс. Неудивительно, что аббат Ансельм был так недоволен моим возвращением.

Земли, власть, богатство — вот что может менять любого. И я, новый шериф Норфолка и зять короля, как никто понимал это. Поэтому и был возмущен последней волей Свейна. У меня было ощущение, что отец хотел этим меня обделить, и прежняя обида на него всколыхнулась с новой силой. Но это был грех, ибо известно, что de mortuis aut bene aut nihil.[12] И я трижды прочел над могильной плитой «De profundis»,[13] и дал слово, что когда у меня родится сын, я назову его Свейн — в честь деда.

Однако мне пришлось задержаться в Тэтфорде еще на два дня. По долгу моей новой службы я должен был ознакомиться с положением дел в графстве.

Как меня и предупреждали в Норфолкшире сильна была власть церковников. Аббат Бэри-Сэнт Ансельм, Радульф Тэтфордский, епископ Нориджский и молодой епископ Найджел Илийский — были самыми богатыми представителями знати в Восточной Англии. Было и несколько родовитых нормандских семейств — д'Обиньи, де Клары, де Варрены, но их угодья в основном были широко разбросаны. Основную же массу населения, если не брать в расчет владельцев небольших усадеб, составляли фермеры и крепостные арендаторы. Имелись и рабы, но число их было не велико и жили они большей частью в усадьбах и бургах, выполняя обязанности домашней прислуги. Единственное, что показалось мне странным — малочисленность саксонской знати.